- Раша. - Тут мужчина вскинул удивленно бровь. - Неужели он не говорил о наших традициях.
Хани поняла, какие традиции имеет виду румиец. Кровосмесительство. Неужели, у Раша и его сестры есть ребенок? Хотя, чему дивиться, если, по словам самого Раша, они спали много и часто. Хани помнила деревенских девушек, которых почти сразу после брачных обрядов, обременяли тяжелые животы.
- Мальчишка был с порченой кровью, слабый и хилый, да к тому ж Темная мать наказала его близорукостью. Пришлось избавить выродка от мучений на втором году жизни. - Он напомнил кубок из арбузной чаши, пригубил, и добавил, поднимая взгляд над питьем: - Ты тоже понесла?
Хани почувствовала, как кровь прилила к щекам, но справиться со стыдом не могла. Оставалось только держаться ровно, чтобы окончательно не осрамиться.
- Я знаю, что перед ним ни одна устоять не могла. Так было всегда, как только Рашу исполнилось четырнадцать. Вставлять свой член между девкиных ног - невелика работа, он хорошо с ней справлялся. Но мы всегда следили, чтобы все его сторонние девки были на виду, на тот случай, если кто-то затяжелеет. Но, странное дело, ни одна не обзавелась потомством. Я думал, что у Раша семя порченное, до того времени, пока Фархи не сказала, что готовиться стать матерью. К тому времени, как открылась эта весть, Раш уже сбежал. Нужно было послушаться дочь и разрешить ей извести плод еще в утробе. Сам не знаю, отчего малодушно дал выродку шанс.
Сарф просверлил Хани взглядом, особенно задержавшись на ее животе. Девушка невольно закрылась руками, но его любопытство жгло будто раскаленный прут.
- Пора, Хани, - устало сказал румиец. - Темная мать мне свидетельница - мне не хочется причинять тебе вред, но на пути ко второму рождению лежит окончание первого.
Хани едва успела открыть рот, чтобы воспротивиться, но мужчина повел рукой перед ее глазами, и девушка погрузилась в вязкую пелену забытья.
Когда она очнулась, мир напомнил о себе разговором нескольких румийцев. Она узнал их по речи, скрежещущей, словно ржавый нож по камню. Девушка не понимала ни слова, но судя по интонациям, говоривших было не меньше четырех, и один голос принадлежал женщине, но не Фархи. Второй говоривший был отцом Раша. Остальных девушка не узнала. Да и как бы могла узнать, если с того времени, как они попали на Румос, ей довелось поговорить лишь с несколькими местными.
Хани попробовала открыть глаза, но не смогла. Точно так же ей не поддавались ни руки, ни ноги. Только пальцы слабо шевелились. Хани чувствовала вязкость, словно ее тело опустили в бадью с подогретой сосновой смолой. Только вместо хвои до одури смердело горечью. Даже во рту сделалось гадко. Девушка взялась брыкаться, но самое большее, что ей удалось - собрать вместе средний и указательный палец. Она устала, словно долго-долго катила в гору валун. Она не чувствовала под собой твердой поверхности, но вязкая жидкость не давала упасть. Сквозь закрытые веки Хани видела неясные тени, которые изредка загораживали свет. Девушка попыталась кричать, но всякая попытка разжать губы приносила нестерпимую боль.
Потом голоса умолкли. В памяти всплыли слова Фархи. Что она говорила про какие-то лаборатории и гены? Хани не понимала значения тех слов, но поняла другие. Где-то в груди колючками ощетинилась жажда жизни.
"Что вы затеяли?!" - мысленно вопила девушка, и, несмотря на боль, продолжала биться в своем смоляном коконе.
Должно быть, попытки не остались незамеченными, потому что тень снова загородила свет, и Хани отчего-то чувствовала, как человек склонился низко, к самому ее лицу. Она не ощущала его дыхания.
- Ты не должна сопротивляться, потому что когда придет Темная мать, она будет слаба и не сразу сможет слиться с тобой. - Голос звучал так ясно, будто говоривший шептал в самое ухо Хани. - Покорись - и обретешь иную свободу, ту, о который мы все смиренно грезим.
"Не надобна мне ваша свобода!" - безмолвно кричала девушка, хоть и знала, что словам не суждено быть услышанными.
Между тем, мужчина снова исчез. На смену ему где-то впереди появилась небольшая красная точка. Она напирала на Хани, необратимая и медлительная, будто восход солнца. Чем больше расплывалось пятно, тем холоднее становилось Хани. Лишенная возможности отвернуться, девушка отдалась мороку, провалилась в него под мерный гомон голосов, распевающих какую-то ритуальную песню.
Когда холод проник под кожу, а лицо залило алым светом, Хани, наконец, открыла глаза. Неожиданно, будто еще мгновение назад они не были запечатаны непонятными чарами. Девушка ожидала увидеть свод храма или радужные небеса, но вместо этого глядела на обрывки тумана. Он клубился, кувыркался и множился, словно заразная хворь, становясь все больше.
"Не противься мне..." - шепнул голос Хелды.
Хани обернулась на него, только теперь осознав, что тело ее обрело свободу. Свободу ли? Вокруг, куда хватало глаз, стоял непроглядный живой туман. Он ластился к ладоням, словно преданный пес, но, стоило Хани коснуться его, тело пробирало судорогой.
- Кто ты? - спросила Хани в пустоту. Отчего-то ей виделся тонкий силуэт странной госпожи, размытый туманом.
"Разве ты до сих пор не знаешь ответ?" - в призрачном голосе слышалась насмешка. "Я знала, что ты не слишком умна, но не настолько же слаба головой".
- Ты привела нас на этот остров! - с досадой выкрикнула Хани.
Силуэт метнулся вглубь шевелящихся клочьев, и тут же вынырнул по правую руку от Хани, так близко, что девушка без труда бы смогла дотянуться до него рукой. Хелда выглядела точно так же, как в день их первой встречи. Гранатовая крошка в обруче на голове, поблескивала, будто кровавая россыпь, платье струилось по телу, а на руках были все те же странные паутины, которые госпожа называла "перчатками".
"Разве я?" - почти искренне удивилась Хелда. Ее ноги по щиколотки плескались в тумане, отчего казалось, будто женщина плывет в нем. "Я лишь сказала, что румийка приведет тебя к спасению. Раве не сюда ты мечтала попасть? С того самого дня, как темная отметина начала давать о себе знать, ты грезила о доме. Раве не стремилась ты найти место, где бы тебя принимали своей, такой, какая есть?"
- Я хотела, чтобы той отметины не стало. - Хани не узнала свой голос, таким безликим и безжизненным он стал. Словно Хелда нашла источник ее жизни, и теперь черпала из него, выпивая до дна. - Я не просила о ней, не желала такой благодетели. И пусть бы Шараяна отобрала ее обратно.
"Но взамен этого, от тебя отвернулась светлая Вира".
Хелда снова потерялась в тумане, и теперь Хани поворачивалась на ее голос, который всплывал словно в нескольких местах одновременно.
- Я... не знаю, почему так сталось.
"Наверняка знаешь..." - пожурила красивая госпожа. И показалась, теперь уже перед самым носом Хани, глядя на нее пристально, словно хотела проникнуть в самую сущность. Она выглядела так же, как и мгновение прежде, но все же что-то в ней изменилось. Кожа выцвела, скулы растеряли и без того жидкий румянец.
"Должно быть, именно моя сестра Вира наказывает тех, кто знается с румийцами".
- Сестра? - переспросила Хани и поежилась. Сделалось еще холоднее. И, в отличие от северного, этот холод не ласкал, и не вызывал желание подставить ему щеки и нос. Девушка обхватила себя за плечи, почти не удивилась, когда не нашла Хелды на прежнем месте. Та снова ушла в туман, и оттуда доносился лишь приглушенных шорох.
"Древняя, как мир история, - в голосе госпожи слышалась усталость, будто она уже много-много раз рассказывала одно и тоже. - Но я не удивлена, что ты не знаешь ее. Вира хитра, а вместе с ней и те, кого вы называете богами. Они очень постарались, чтобы история не сохранила ни слова от истины. Но, впрочем, время у нас есть, и я готова рассказать тебе как случилось на самом деле. Но готова ли ты слушать?"
Хани услышала, как Хелда вынырнула позади нее - и в следующее мгновение почувствовала ее сухие ладони у себя на висках. Она сжала сильно, будто хотела раздавить северянке голову.
"Готова ты слушать не сердцем, Хани? Видеть моими глазами, слышать мой голос, не пропускать через сор в своей голове? Отринь прежние знания - и ты увидишь..."
- Нет, не хочу, уйди от меня!
Девушка попробовала вырваться, но туман встал круг нее дыбом, словно табун диких меринов. Хани зажмурилась. В голову, будто трупные черви в плоть, вгрызлись мысли и образы. Она не желала пускать их, но те упрямо прокладывали себе путь. Еще немного - и они впрыснули отраву, которая тут же сожрала все иные мысли и воспоминания, выжгла все, что утешало и заставляло помнить о другом мире, теперь где-то далеко за туманом.
Она снова провалилась в пустоту, и падала бесконечно долго, а когда полет закончился, нашла себя стоящей в светлом зале, полном колон. Их было не меньше двух десятков и тени, что сочились от каменных пальцев, рассекли пол, будто нож сдобный пирог. Хани поглядела на свои руки - сквозь прозрачную кожу была видна сетка трещин на мраморных плитах пола. Девушка попробовала нащупать свое лицо, но призрачные пальцы ловили пустоту. Только она подумала, что духи предков, должно быть, выглядят именно так в своем мертвом мире, как сквозь ее тело прошла фигура. То был мужчина, невысокий и лысый, будто кожа на его голове никогда не знала волос. Его одежды напоминали многократно завернутые вокруг тела ткани, сразу нескольких цветов, а босые ступни шлепали по полу.
Вслед за ним зал "наполнился" остальными. Они будто выплывали из ниоткуда, занимали отведенные им места. Двое в тканых шапочках на головах, разместились вдоль алтаря - в голове и ногах покойницы. Хани не слышала, бьется ли сердце и не могла видеть, взымается ли грудь женщины, но знала - она мертва уже очень давно. Однако, тело ее будто замерло вместе с последним вздохом, и разложение пощадило его. Еще четверо обступили помост, в самом сердце которого покоился продолговатый, будто яйцо, кристалл, размером больше человечьей головы.
А лысый, тем временем, уже склонился над мертвой и что-то зашептал. Голос его набирал силу, а тело содрогалось, будто мужчину изводили болезненные конвульсии. Тем временем четверо одновременно положили ладони на кристалл, вторя словам говорящего. Камень заискрился; внутри него появился темный сгусток, и он пульсировал, словно сердце. Покойница на алтаре выгнулась дугой. Те, что стояли около нее, ухватили ее за ноги и голову, и тоже присоединились к голосам. Мертвая дергалась все сильнее, по мере того, как голоса достигли своего апогея.
Лысый выкрикнул последнее слово, вскинул руки, небу, будто призывал кого-то сверху внять ему.
Покойница затихла, а вместе с ней потух и кристалл.
А после издала стон, хриплый, от которого Хани сделалось не по себе. Покойница кричала, сползач на пол, но никто не собирался помешать ей. Кожа ее стремительно темнела, покрывалась гнойными волдырями, которые тут же лопались и сочились зловонным гноем. Глаза закатились под лоб, а руки отчаянно скребли пол, подтягивая вперед немощное тело.
Но она была ЖИВА!
Потом земля под ногами Хани задрожала, мужчины и ожившая женщина без остатка растворились. Тем временем преобразился и зал: колоны рухнули, посеяв пол каменной крошкой, пьедестал разрезал косой излом, и верхушка его валялась здесь у подножия, ненужная.
- Ты не смеешь ослушаться!
Голос выплыл внезапно. Хани не успела заметить, как посреди каменного запустения появилась женщина. Высокая, с зачесанными наверх светлыми кудрями, украшенными странной заколкой, будто выкованной из лунного света. Она казалась молодой, едва ли старше самой северянки, но, вместе с тем, в глазах ее ютилась такая усталость, какая бывает только у видавших жизнь стариков.
Напротив стояла Хелда. Одежды ее повторяли наряд светловолосой госпожи.
- Ты не станешь перечить остальным, - уже чуть более спокойно повторила светловолосая. - Довольно, слышишь?
Хелде же, казалось, дела не было до слов женщины. Куда больше ее занимали осколки того, что некогда было кристаллом. Именно на него - Хани помнила, - возлагали руки те, кто помогал проводить ритуал. Теперь от камня осталась лишь треть, остальная часть лежала круг осколка, истолченная в пыль.