Холодно.
Надеялся, что освежит, но нет, не тот холод.
Сырой и угрюмый.
Осень, сука.
— Сентябрь какой-то мерзкий... Помнишь, когда женились, какой был? — спрашиваю преувеличенно бодро.
Не отвечает.
— Пойдем на ту сторону, через подземный переход. Сейчас без пробок за десять минут доедем.
— Посади меня в машину. Я хочу домой, — хрипло говорит она.
— В Зеленоград? Сколько сейчас?.. Полвторого, не меньше... Совсем уже, да? — стучу пальцем по лбу.
Пожимает плечами.
— Ты можешь поехать со мной. Я одна сейчас живу. Бабушка у мамы, еще неделю пробудет там.
— Спасибо. Мне к девяти на работу. Точнее, сегодня уже. Инн, хватит... Поехали, переночуешь, а завтра решишь, как и что.
«Что она может решить завтра?» — спрашиваю себя.
— Завтра уже наступило.
Инна роется в сумке.
— Я сигареты забыла.
— Да в сумке они у тебя. Потом покуришь.
Хлопаю по карманам. Нащупываю пачку «орбита», вытаскиваю и выдавливаю Инне на ладонь пару подушечек. Своей рукой подношу ладонь к ее губам. Губы — те самые насквозь знакомые губы... Четкие, резные, слегка изогнутые капризно, послушно открываются...
Главное — добраться до дома.
Тащу ее за руку в переход. На скользких ступеньках придерживаю за локоть и талию. Неожиданно Инна прижимается ко мне бедром и выдыхает прямо в лицо:
— Поехали быстрей.
Запаха коктейльного спирта я не чувствую, внутри самого пол-литра водки и не помню сколько пива.
Инна пахнет «орбитом». И каким-то парфюмом — я не разбираюсь.
Крепкое и теплое, даже сквозь плащ, бедро.
Наглые пьяные глаза. И губы.
Она знает, что со мной делать.
Проводит рукой по моим джинсам и деланно удивляется:
— Ой, а там у нас что?..
Там у нас все то же, детка. То, что относится к ней без перемен. Как при первой встрече нашей. Ожидающее и напряженное.
В переходе холодно и сыро. Двери на вход в метро закрыты. У закутка между киосками сутулый мент носком ботинка лениво пинает уснувшего или умершего бомжа.
Выходим на другую сторону.
— Это хорошо, что ты недалеко живешь, — влажно шепчет в ухо бывшая жена.
Ловить тачку приходится долго.
Машин на Профсоюзке резко убавилось.
Ночь.
Пару раз останавливались, «волжана» и старый «опель», но оказалось не по пути.
— Давай я договорюсь, у меня всегда получается, — говорит вдруг Инна и глупо улыбается. Пьяно и самодовольно, как знающая себе цену шлюха.
На секунду я даже опускаю руку от накатившей злости. Спуститься снова в переход, оставить ее тут одну и пойти домой хоть пешком, лишь бы не с нею. Но губы вот эти, бедро... Голос, походка...
Что-то поменялось за полгода, неуловимо сдвинулось, и все же многое столь узнаваемо, желанно опять...
Хотя бы в виде иллюзии обладания.
Иллюзия подчас важнее реальности, мне ли этого не знать.
Поднимаю руку снова.
Редкие машины проезжают мимо.
Наконец, из второго ряда подруливает «шестерка», с хачиком за рулем, конечно.
Армянин, с ходу определяю я и зачем-то спрашиваю:
— Ара, вон цэс? Лав эс?
Хачик — крупный, носатый — смотрит оторопело.
— Лав эм, — отвечает. — Куда?
— На развилку, Каширского и Варшавки.