— Кстати, кое-кто обещал мне спеть «Подмосковные вечера», — напомнил я ей.
Она оторвалась от монитора, взглянула из-под челки:
— О боже... Ты и впрямь все помнишь.
— Я же...
— Лаоши-и-и! — протянула она, передразнивая и меня и себя. — Ну, хорошо. Только это старая песня. Сейчас поищу...
Тонкие пальцы забегали по дисплею.
— Послушай, я хотел узнать, — сказал я, пользуясь паузой. — А почему, пока мы тут сидим, к окошку в двери уже раз пять, наверное, подходили служащие и смотрели?
— Ну... это всегда так. Чтобы... — Она явно смутилась. — Некоторые могут заниматься тут чем-то неприличным, а по правилам — нельзя. Вот и проверяют.
— Неприличным — это чем?
Я изобразил непонимание.
— Не разыгрывай меня. Ты же прекрасно понимаешь, чем.
В эту минуту за окошком промелькнул очередной служащий. Приблизив лицо вплотную к стеклу, всмотрелся и отошел.
— Вот, нашла!
Ли Мэй вопросительно посмотрела на меня.
— Правда, хочешь послушать?
Я кивнул.
К моему удивлению, на экране появились силуэты разведенного Дворцового моста и шпиль Петропавловки на фоне сиреневого вечернего неба.
Заиграла знакомая мелодия, побежала полоска, закрашивая иероглифы синим. Я узнавал виды Петербурга, перемешанные с московскими: Зимний, Кремль, фонтаны Петергофа, храм Василия Блаженного, Спас на Крови, Большой театр...
Ли Мэй старательно пела по-китайски, с интересом глядя на экран.
По моим расчетам, с минуты на минуту к нам в окно должны были снова заглянуть. Я поднялся, подошел вплотную к двери и вжался лицом в стекло, так, чтобы нос задрался на манер свиного пятачка. Услышал, как озадаченно сбилась с мелодии Ли Мэй, но все же продолжила петь.
Расчет оправдался: не простоял я и минуты, как с другой стороны узкого окна показался белый силуэт служащего. Машинально он приник к стеклу, пытаясь заглянуть к нам, но все, что смог увидать, была сплющенная физиономия лаовая. Не знаю, закричал ли он, но отшатнулся резво, аж подпрыгнул.
Я отбежал к дивану и уселся, как ни в чем не бывало. Спустя пару секунд к нам в дверь постучали и зашли сразу два работника. Ли Мэй бросила микрофон на диван и, хлопая себя по коленям, хохотала, сквозь смех, извиняясь перед персоналом.
Служащие, покивав, исчезли.
— Я уж начал думать, они нас выгонят.
Я обнял Ли Мэй, поцеловал в шею.
Она шутливо оттолкнула меня.
— А ты, оказывается, хулиган.
— Да, я такой, — напустив побольше самодовольства, важно кивнул я. — Не знаю, как там насчет Льва и кому с ним тяжело, но вот с хулиганом тебе придется повозиться, перевоспитывая.
— Ну, нет... Если твоя мама не справилась, то куда уж мне... Скажи, а на уроках своих ты тоже хулиганишь? Или там ты другой — в костюме, рубашке, при галстуке? Может, даже в очках?
— Да, на урок я надеваю строгий костюм, очки, еще для солидности — накладные лысину и живот. И прицепляю бороду, как у Маркса, мы же с ним одного зодиакального знака. Правда, сейчас борода висит на балконе, проветривается. И там, кажется, поселились ласточки и мыши... Смотри, они к нам до сих пор не заглянули после этого, — кивнул я на дверь.
— Ты их напугал, у них стресс.
Ли Мэй взглянула на часы.
— Пора. Я уже и напелась и насмеялась. Надо ехать в кампус.
Я взял ее за руку.
— Постой.
— Что? — насторожилась она.
— У тебя чудесный голос. Мне действительно нравится, когда ты поешь.
— Я не верю тебе!
Весело тряхнула челкой.
— Ты врун и хулиган. Ты же говорил, что ненавидишь караоке.
— Это я тогда врал. А сейчас — говорю правду.
Перед моим носом задвигался, будто маятник метронома, ее указательный палец.
— Нет уж, товарищ Мао, на этот раз ты меня не проведешь.
Вдруг она посерьезнела.
— А вообще... Я бы хотела, чтобы ты меня не обманывал, даже в шутку. Ведь я китаянка, а значит, очень наивная и доверчивая девушка. У нас принято верить мужчине...
На этот раз уже я изобразил пальцем движение метронома.
— Даже не пытайся меня на это купить. Я все же не турист и несколько лет прожил в Китае.
Мы оба рассмеялись.
— И все же... Скажи, ты действительно любишь меня?