Влажный мрак и тишина, если не считать скрипучих трелей.
Возле моего лица плавно покачивалась черная лапа невысокой пальмы. Задрав голову, я увидел зубчатую гряду макушек кипарисов и беззвездное небо.
Пахло чуть застоявшейся водой.
«Темные аллеи какие-то...»
Щелкнул зажигалкой, сделав пламя посильнее.
Осветился лишь пятачок под ногами, я даже разглядел рисунок на плитах — две птицы, не то цапли, не то журавли, сплелись в круг наподобие символа «инь-ян».
Зажигалка моя раскалилась, обожгла пальцы. Огонек погас. Темнота вокруг стала совсем непроглядной.
В субботу утром я занимался в пустом по случаю выходного дня спортзале. Чуть позже набежит народ, займет беговые дорожки, рассядется по скамьям для жимов — попивать чай и болтать. Заиграет умиротворяющая музыка, тягучая и сладкая китайская попса, и занимающиеся начнут с удовольствием подпевать на весь зал тонкими голосами. Пока же было мое время, и я старался не терять его даром. Нанизывал на гриф штанги пахучие, прорезиненные «блины» — красные двадцатипятки, желтые двадцатки, синие пятнашки. Укладывался на скамью. Проводил ладонями по шероховатому грифу. Выжимал раз за разом, чувствуя бушевавшую во мне волну силы и радости.
Добавил пару черных десятикилограммовых дисков. Еще подход. И еще один. Легкая эйфория от собственной мощи кружила голову... Заглянул менеджер Ван — поджарый и смуглый парень лет тридцати. Посчитал вес на штанге, довольно кивнул.
— Сегодня твой рекорд, да? — спросил по-английски.
Я вытер лицо полотенцем.
— На пять килограммов, мужик. Ты за всеми успеваешь следить?
— Работа такая!
Ван сделал ответственное лицо.
— Такие, как ты, у нас в зале нечасто бывают.
— Ну, так дай мне скидку. Буду вам рекламой, а с тебя — бесплатный абонемент на следующий год.
Ван хитро рассмеялся:
— Осилишь двести — тогда поговорим.
— Ловлю на слове, — подмигнул я ему. — Ну-ка, скажи мне, для бодрости... Помнишь, учил тебя?
Ван вздохнул и наморщил лоб. Старательно выговорил:
— Тлабота, негыла, соце ишоу высако!
Я засмеялся.
Ван почесал подбородок:
— Не понимаю, как ты говоришь на таком языке. Кстати, что это значит?
— Это такой лозунг. О трудовой дисциплине.
— Тогда работай!
Ван хлопнул меня по плечу.
— Я потом научу тебя китайским лозунгам.
— Нет, хватит работы на сегодня. У меня еще свидание днем.
Ван оживился и учинил настоящий допрос:
— Неужели? С иностранкой? Или она китаянка? Где познакомился? Хороша? А подруга есть у нее, одинокая?
— Э, э, э!.. — осадил его. — Иди работай.
Смеясь и напевая что-то, Ван направился в зал йоги.
Гудели потолочные вентиляторы, в окна бил яркий солнечный свет, доносилась музыка с площадки возле зала — непременный атрибут китайского утра, тем более в парке.
В раздевалке услышал знакомую мелодию: ревела моя «Nokla». Подбежал к шкафчику, распахнул дверцу, схватил трубку.
«Ли Мэй вызывает» — обрадовала надпись.
— Да!
— Привет! — бодрый голос. — Ты где?
— В парке.
— Хм... Гуляешь?
— Тут фитнес-центр, прямо в парке.
— Это через речку который?
— Да.
— Долго еще будешь там?
— Закончил уже.
— Подождешь меня? Хочу посмотреть.
— В другой раз, хорошо? Давай лучше у входа встретимся. Погуляем.
— Давай. Я уже позавтракала. Через полчаса буду. Бай-бай!
На площади перед входом в парк было не протолкнуться. Ослабевая лишь на минуты, когда светофор над ближайшим проспектом загорался для пешеходов красным, людской поток валил к арочным воротам с темно-серыми львами. Семьями, группами, поодиночке и парами. Ковыляли пенсионеры, размахивали сцепленными в «замок» руками влюбленные. По-хозяйски властными жестами, покрикивая, руководили своими семействами деловые отцы. Дети, уже перепачканные мороженым, носились под ногами взрослых или восседали в колясках. Из кресел на колесах отрешенно смотрели на мир потемневшие от времени старики, даже по жаре укрытые пледом, — их катили не то родственники, не то сиделки.