Громкая музыка, вспышки, мерцание, лучи лазеров.
Танцующие вскидывают руки. Я замечаю в толпе Ли Мэй. Она машет мне, приглашая танцевать. Качаю головой: нет, не пойду.
Долбит сумасшедшее китайское техно.
Заказываю две текилы. Удивляюсь, как бармен может слышать и понимать меня.
Стробоскоп выхватывает из темноты движения знакомой тонкой фигуры.
Я неподвижно сижу на табурете. Тоскливо и пронзительно осознаю свою угловатость, тяжесть. Мы — герои картины «Девочка на шаре».
Современный вариант.
Текилу она пьет мелкими глотками. Старается не морщиться.
Народу прибывает. Душно и шумно.
Я тяну Ли Мэй к выходу.
Целуемся у высокой ограды клуба. На небе почти полная луна, лишь самый край чуть размыт, будто в дымке. Веер пальмовых листьев над нами.
— Хэлоу-хэлоу! — кричат нам проезжающие велорикши.
Лимонный вкус поцелуя.
Обнявшись, идем по ночной улице.
В холле гостиницы большой аквариум. Бегут вверх пузырьки воздуха. Золотые рыбки лениво шевелят хвостами. Прильнув плоским брюхом к стеклу, двигает ртом маленький анциструс обыкновенный.
Я сижу на низком кожаном диване и курю.
Голова Ли Мэй у меня на коленях, ноги она поджала. Я играю ее волосами, Ли Мэй трется щекой о ткань моих джинсов.
Похожа на кошку. Нет, на уставшего ребенка. Наклоняюсь, почти по-отечески целую в висок.
— Во ай ни...
Встаем и идем к лифту…
...Шторы плотно задернуты. Тихо гудит кондиционер. Одежда опять кучей, на кресле. Где-то в ногах кровати — влажное полотенце.
Вкрадчивый свет торшера. Ли Мэй лежит на животе, ее кожа кажется совсем смуглой.
Я целую ее спину, потом ягодицы. Чувствую, как она напрягается в смущении.
Ящерицей выворачивается, выскальзывает. Скрывается в душе.
Стенка душевой в полуметре от кровати — полупрозрачная, матово-белая.
Я слушаю шум воды и наблюдаю за Ли Мэй.
Веки мои тяжелеют...
...Открываю глаза.
Ее лицо надо мной. Влажная челка, темный блеск глаз.
Прикладывает палец к губам.
В руке фломастер. Устраивается поудобнее и что-то пишет на моей груди.
Я смотрю на ее лицо. Лицо прилежной ученицы.
— Что ты пишешь?..
Когда она заканчивает, сажусь на кровати и оглядываю грудь, там — четыре столбика иероглифов.
— Это древнекитайские стихи о любви,— говорит Ли Мэй. — Я учила их еще в школе. Не по программе, сама.
Она читает мне по-китайски. Я не понимаю ни слова.
Она переводит — стихи о том, как дочка бога полюбила смертного.
— Хотя они совсем разные, это не преграда для любви... — говорит она.
Притягиваю ее за бедра к себе...
...Утро. Снова солнце.
Я завтракаю лапшой с говядиной. Ли Мэй ничего не ест.
— Ты не китаянка, — говорю ей.
— Почему?
— Китаянки любят поесть. Любая ваша девушка может съесть больше, чем я.
Смеется:
— Теперь ты понял, что я — не «любая».
— Да. Ты — небожительница.
— Нет. Я всего лишь скромная китайская девушка.
— Таких, как ты, — не бывает.