Матерь Рода говорит, что потомки это надежда. А если нерожденного лишить потомства, у него не будет будущего.
Придержав шаг Фрида медленно, повернулась. Вглядываясь в мерцающие синим глаза Филиции спросила:
– Вы хотите, их… убить?!
– Не говори глупостей! – удивленно возмутилась Филиция, – Зачем убивать сестер и самцов? Они будущее нашего Рода. Их сила и молодость сделают нас одним из Великих в Лоне Праматери.
Впереди послышались пронзительные женские визги, крики боли смешались с яростным шипением "младших". Заполыхали яркие лучи плазменных росчерков. Туннель взорвался ревом Несущего Гнев. Стремительные тени на фоне всполохов смешалось с тяжелыми ударами и стонами людей.
Ошеломленная Фрида смотрела на жесткую расправу широко распахнутыми глазами. Мимо них, в гущу схватки вливались все новые и новые стремительные силуэты, а впереди высились спины Несущих, что размахивая длинными руками, снимали кровавую жатву из криков страха и боли.
Застигнутые в момент перехода и поиска выхода из темных и душными подземелий, растянувшаяся толпа беглецов наткнулась на кошмарных созданий. Шедшие впереди, с короткими стволами тусклого метала мужчины, пытались высмотреть в мигании фонарей стремительные тени утаскивающие сородичей в темноту, а оглушительный рев и ожившие глыбы камня надвигались с неотвратимой неизбежностью. Беспорядочная стрельба превратила широкий коридор в битву паники и ожившего ужаса. Понесшие потери сумели организоваться. Вперед пробились люди с оружием и ожесточенная схватка вспыхнула с новой силой. Расстреливая росчерками плазмы темноту, каменных великанов и стремительные силуэты ящеров, люди пятились, но уже без паники. А за ними суетились женщины, оттаскивая раненых, шинами и спешными перевязками, пытались остановить кровь у посеченных когтями людей. Краткий миг стабильности и неопределенности повис в воздухе. Битва стала затягиваться и все больше в нем слышалось рева боли несущих. Ставших единственной преградой от сжигающих росчерков зеленых сгустков.
Стоявшая рядом Филиция шумно выдохнув, затянула печальную ноту. Монотонная, тяжелая, угнетающая звуковая волна вдруг взорвалась богатыми перепады тональностей без слов, но в тоже время сплетаясь в не разборчивые звуки, побуждала к действию, проникала в каждую клеточку и обращалась напрямую к дремлющим инстинктам. Усиливая дремучие животные начала, будила в каждом зверя незнающего пощады и боли. И на последней ноте высокого контральто, когда казалось звенящие он напряжения мышцы лопались от избытка силы, прозвучал резкий, переходящий в ультразвук вой. Взведенные песней "младшие" буквально превратились в молнии. Стремительные тени, едва касаясь пола, отталкиваясь от стен врезались в первые ряды людей.
Расправа не была долгой. Стремительность и дикий напор сломал первые ряды вооруженных людей, а дальше начался кровавый пир животной ярости. Спустя десяток минут, Фрида уже смотрела на следы побоища.
Залитые кровью тела, стонущие и державшиеся за уши люди, буквально валялись вповалку. Сноровисто обыскивая полуживых, срывая с оглушенных всю одежду, "младшие" внюхивались в тела. Выискивая живых приводили в чувство и толчками, рыком выгоняли голых, стонущих и пошатывающихся в туннель, к пути наружу. А следом же тащили тела поверженных.
– Время на исходе, сестра, – протянула прежним голосом, вновь ставшая собой повелительница мерцающих в сумраке сапфиров, – В какой стороне колыбель?
Пребывая в туманном состоянии Фрида подняла ошалевшие глаза на говорившую. Запах крови и вид вываленных внутренностей, раздробленных костей вызывала в ней панику, но другая часть, новая сущность все больше и больше принимавшей власть над сознанием – только утробно урчала, буквально вдыхая аромат поверженных врагов, истекала волной животного удовольствия.
Видя мир двумя разными сущностями, сознание разрывалось на две части и эта причиняло ей боль от которой она едва стояла на ногах. Скользнув взглядом по стене, с измазанным красными брызгами указателем уровней, Фрида махнула рукой в левый провал.
Вновь шелест бегущих лап, рыки, крики и редкие всполохи излучателей. И новая песня разрывала тишину туннеля не человеческими нотами, буквально вытаскивающими сидящую в ней тварь наружу, а ее сбрасывало все глубже в пучину темноты. В небытие.
Едва удерживаясь на ногах, Фрида шаталась от гудевшей колоколом головы, вновь следовала за бывшей женщиной, а сейчас владычицей рептилий, что слушались ее беспрекословно и заливали коридоры реками крови и трупами поверженных людей, пытавшихся организовать сопротивление силе не признающей преград.
Сбившись со счета туннелей и преград Фрида свалилась перед последним тамбуром. Едва подняв руку указала великану на шлюз межуровневого перехода. Не подчинившейся команде экстренного открытия, стена металла не смогла выдержать и трех ударов Несущих гнев. Вогнутая и порванная стальная плита была сорвана с направляющих реек вместе с осыпающейся крошкой потолочной коробки. И твари ворвались в раскрашенные в яркие цвета залы.
Ударивший в сознание детский визг буквально содрал с нее кожу. Ужас и бессилие беззащитность перед кошмаром, – все вложилось в крик детей. И этот крик проникал сквозь плотно зажатые уши, сквозь сомкнутые глаза, сквозь переливы удовольствия. Разрывая путы сладострастия опутавших раздробленное, рассыпающиеся сознание личности Фриды, крик проникал глубже.
Сквозь маски. Сквозь образы и события. Сквозь прожитые годы.
В самое сердце. В тот уголок, забытый и не вспоминаемый, где еще теплился уголек памяти о ребенке. И горечи утраты. Она старалась забыть ту боль, забыть то существо, которое любила больше всего на свете. Забыть его вместе с частью души. А сейчас эта боль вернулась. Ворвалась в сознание всесокрушающим ураганом разъедающей горечи. Со множеством детских криков и с первым и единственным словом, которое знал и умел говорить ее сынок:
– МАМА!!!
– Торик?!
Вскинувшись раненой волчицей Фрида вслушивалась в множество криков, и везде она слышала голос умершего сына. Вглядываясь в вереницу детей, едва ковыляющих плачущих и жмущихся в испуге друг другу, она видела своего Торика. И в каждом взгляде наполненном слезами она видела один и тот же вопрос:
– Мама? Почему так больно? Где ты, мамочка?!
Поглотившая сознание боль сорвала ее с места. Затыкая уши она бежала. Бежала прочь от криков. Прочь от вопросов. Прочь от всего. Но везде ее преследовало воспоминание взгляда и последнего слова, сгоравшего от лихорадки сына. Мама!
И вновь бег. Падения обдиравшие колени до крови. Сбитые локти. Рассеченная о выступы, голова и липкие лужи в темных коридорах. Падение и вновь бег в темноту. Прочь от раздирающей тело боли, прочь от воспоминаний. Прочь от свершенного. Прочь от прошлого.
Очнувшись после очередного приступа бега и плутания по туннелям. Вглядываясь во всполохи аварийного освещения, Фрида узнала узкий коридор технологического колодца. Вглядываясь в полотнища из кабелей устилающих весь потолок, морщилась от гудевшего роя в голове, вдруг зашлась истерическим смехом.
Таинственный шепот обещал все, дарил все волны удовольствия, лишь бы она подчинилась, вернулась обратно. И тело предательски дергалось от спазмов сладострастия, выгибаясь дугой, скручиваясь спиралью, окрашивало мир красками и жаром экстаза. Желанием жить и наслаждаться.
Но голова пылала огнем. Разъедалась кислотой горечи утраты сына. Только что, недавно, сейчас она еще раз предала Торика! Она не спасла его! И он ушел! Они ушли все. Их увели. А она осталась…
– Нет сынок, не в этот раз. Уже точно нет, – шепча разбитыми губами слова, сквозь пелену стекающей со лба крови, Фрида нащупала кольцо на руке. Осторожно снимая, как самую большую драгоценность, подползла к сияющему кабелю с почти разломленной изоляцией. И едва слышно, повторяла как молитву:
– Прости, что не уберегла. Прости, что не спасла. Прости, что таким родила. Прости… Я слышу… Я иду за тобой сынок. Иду…
Протянутое кольцо коснулось изоляции кабеля и поглощая молнии энергетического свища, муфта стала растягиваться, наползая полупрозрачным образованием. Резко повысившаяся проводимость изменила конфигурацию энергетических завихрений и пронизывая пространство невидимыми линиями микроволнового излучения, вихрь схлопнулся в единое полотно. Попутно пройдясь сквозь белковую органику, породил температуру триста градусов в моментально почерневшей мумии.
– Вперед, я сказал! – Рыча зверем Роберт, разрядил в кинувшуюся из темноты пасть короткую очередь. Рык сменился диким визгом и дополнился чавкающим звуком, – не отставать! Держим плотность, мать вашу!
От пнув сломившуюся куклу, Радригес вновь устремился вперед, в узкий луч фонаря выхвативший из темноты стены туннеля и следы побоища. За ним следом и рядом шли остатки отделения и прибившихся по пути людей оружием. Ослепительный гребень выстрелов вспорол темень яркими росчерками. Выхватывая всполохами оскалы и кишащий коридор темных силуэтов, плазма прожигала в телах дыры, отрывала конечности, заполняла туннель вонью горевшей плоти. Смесь из криков, гари и вспышек вычеркнул из жизни все. Мысли были только в "тактичке" и рефлексах ожесточенных схваток в стенах погруженной в темноту Цитадели…
Когда измученные переходом, выдержав бой у блок поста и спеша под защиту стен Цитадели, люди надеялись на краткий отдых. Но встретившая потушенным полем Цитадель, укрывала только панику и страх. Почти все силы десанта были на отражении бешенного напора тварей, подобравшихся почти в плотную к стенам на северном секторе и сообщение о потухшем южном секторе секторе – прозвучало как гром среди ясного неба. А затем пошли панические доклады о стремительном клине тварей несущихся через замолчавшие блокпосты. Но когда стало известно, что твари уже внутри Цитадели, всех способных держать оружие бросили на защиту внутренних уровней. Каким-то образом твари проникали и ориентировались в постройках и хитросплетениях коридоров. И сейчас, на общей схеме "тактички" расползалась клякса ангаров, помещений и уровней, в которых останавливалась автоматика, климатические установки и пропадала с связь. И когда клякса заняла треть круглого объемного сегмента Цитадели, разом потухла половина секторов – Роберт замер. Самую сердцевину проекции занимали детские уровни, и сейчас большая часть утопала в темноте неизвестности.
Попытавшись связаться с дежурным, чертыхнулся. Работал только малый контур группы. Связь с остальными просто шипела помехами.
– Гиря! Раздай сектора дежурств и на пять минут ко мне вместе со старшими троек.
– Будет сделано, – резко отозвался единственный уцелевший из старший троек. А сейчас исполняющий обязанности сержанта в сбившемся стихийно отряде.
Выведя объемное свечение внутренностей цитадели сияющим шаром, Роберт смотрел на серый лабиринты потушенных коридоров. И когда вокруг собрались еще восемь человек, сказал:
– Значит так парни. Последней задачей дежурного был выход к центральному коридору сегмента А7 третьего уровня, – ткнув в гущу пересечения серых линий, задумчиво добавил, – но это было до того как потухла половина уровня. Поэтому я думаю, что удержание коридора в центре темноты бессмысленно.
– Да тут все бессмысленно, – глухо ругнулся высокий парень в порванном комбезе пилота орбитальной баржи, – мечемся как угорелые в темноте. Куда бежать? Зачем? Ни хрена никто не знает!
– Хватит стонать Семен, – отрезал Роберт, не отрывая толстого пальца в бронированной перчатке от оранжевого свечения проекции, – в любом случае мы уменьшаем количество тварей.
– Он прав командир, – тут же отозвался пехотинец из какого-то подразделения, – все последние приказы были дерганные и бестолковые. Мы мечемся уже по коридорам два часа. Сталкиваемся с такими же группами, нарываемся на тварей, а все бесцельно…
Роберт и сам был согласен с ходом мыслей людей, но хотел убедиться, что не один он это заметил. Четкого плана не было и виной этому стал умерший виртконтур управления. Не было взаимодействия, не было четкого понимания происходящего. И пора было с этим кончать. Иначе его отряд, который уже притерся и мог слаженно работать в темноте коридоров начнет бродить и разваливаться. Ведь только у него была задача зачищать коридоры и оборонять узловые пересечения, а остальные просто старались выжить.
– Цель у нас одна. Убрать тварей из Цитадели.
– Да может быть они уже взяли все уровни! А мы тут уже покойнички! Только еще незнаем когда именно нас прирежут!
Схватив оравшего бородача, Роберт силой припечатал того к стене. Всхлипнув от удара, человек со слипшимися от пота волосами заткнулся прикусив язык и смотрел на склоненное к лицу забрало броневого шлема испуганными глазами.
– Еще раз такое вякнешь, я тебя сам пристрелю,- яростно прошипел Роберт в исказившееся от боли лицо бородача, – мы живы, не ранены и можем убивать тварей. Вот что самое главное. А твои вопли только мешают!
– Значит так, – оглядев подсвеченные лица и шлемы, Роберт обвел всех долгим взглядом. То что он собирался сказать, шло в разрез с полученным приказом. Но поселившаяся в душе тревога не давала покоя. Сам, вглядываясь в "тактичку" он мучился вопросами: "Почему твари так медленно расползаются по крепости? Какая цель этого прорыва?" Ведь если судить по предыдущим схваткам, передвигаются они очень быстро, а анализ последних сообщений показывал, что враг быстро движутся вперед, медленно расползается в стороны, а на нижних уровнях их значительно меньше чем на верхних. Что их заставляет идти по кратчайшему пути? Куда и зачем? На встречу северному прорыву? Бестолково. Те сектора еще запитаны и там не разгуляешься как здесь. Может они тупо ворвались и как животные рыскают? Но движение вперед выделялось на проекции целенаправленностью. Да и не тупы твари как хотелось бы. Один удар, скрывал подготовку второго и вскрытие шлюза чего стоят. Все колеблется буквально на волоске. И не понятно куда склонится чаша весов.
Рассуждения петляли и вокруг да около, а цели все не было. Молчаливо ждавшие люди, застыли в ожидании его решения. Он командир и в ответе за всё. Они будут выполнять приказ, а он отвечать за жизни доверившихся людей.