- Командир! Ты сюда когда в последний раз приходил? - рявкнул командир дивизии.
Подполковник Хомутецкий появлялся в общежитии только один раз около года назад при вступлении в должность. Краснея и багровея от ярости, он молча стоял перед начальством.
- Твои тыловики все разворовали! - продолжал разнос генерал Асланян. Краска украдена, наверное, а этим выцветшим тряпкам, которые имитируют шторы, уже лет двадцать.
Генерал Асланян строго выговаривал командиру о ветхости общежития и в этот момент его чуткий слух уловил, что кто-то где-то тихо поет под гитару.
- Хомутецкий! Что это? - спросил генерал.
- Не могу знать! - ответил командир полка.
- Пойдемте, посмотрим, кто у вас тут дает концерты в служебное время?! Развлекаетесь? Занять людей нечем? Дел нет?
Командир дивизии бодро и энергично затрусил по коридору. Он поднялся по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, свернул налево и оказался перед закрытой дверью. Эту дверь когда -то давно красили, но после этого много тренировались в метании по ней штыка, и она была облезлая, потрескавшаяся и покореженная.
- Открыть! - рявкнул проверяющий, после трех безуспешных легких толчков в нее.
Дверь не поддалась и после, удара плечом Хомутецкого.
В комнатке пели что-то из белогвардейского репертуара.
- Эй! Кто там поет! - громко крикнул командир полка. - Немедленно отоприте! Это подполковник Хомутецкий!
За дверью раздавалось громкое: "Подайте патроны поручик Колчаков, поручик Лунев - наливайте вина".
Музыка резко оборвалась, пение прекратилось. В комнате наступила напряженная тишина. Затем послышался звон стаканов и негромкий разговор.
- Откройте дверь, негодяи! Я вам приказываю! - вновь вскричал Хомутецкий.
- А ты кто такой? - раздался из-за двери чей-то нетрезвый голос.
- Я начальник гарнизона! Рядом стоит командир дивизии. Немедленно открыть дверь, иначе, я ее выломаю!
Кто-то что-то сказал, другой человек рассмеялся, встал и подошел к двери. Замок щелкнул, и она широко распахнулась. В проеме стоял нетрезвый офицер с красным опухшим лицом, в форменной рубашке, спортивных штанах и тапочках.
- Ты кто? - спросил пришедший в ярость генерал. - почему не на занятиях?!
- Я? Я, поручик Колчаков, а это поручик Лунев. Между прочим, правнук декабриста! - представился пьяный офицер. Почему мы не на службе? А, потому! Пьем!
- Что!!! - вскричал генерал.
- Что?! Водку. Да, пьем! И будем пить! Пока не сдохнем! Надоело все! Армия эта, пустыня, и эти чурки вокруг.
- На гауптвахту негодяя! - воскликнул генерал. - Хомутецкий, на семь суток! От моего имени. Алкоголики! Бездельники! Отдать под суд "чести офицеров".
Колчаков, осознав, что этот всесильный генерал способен на многое, и может решать его судьбу, упал на колени, и взмолился:
- Товарищ генерал! Умоляю, уволь меня из этой армии! Не мучьте, ни себя, ни меня!
Генерал вопрошающе посмотрел на Хомутецкого.
- Так точно! - подтвердил командир полка. - Не желает служить в Советской Армии, написал три рапорта об увольнении.
- Так-так! Не хотим служить Родине? - вспылил генерал.
- Нет, не хотим! - подтвердил, выглянув из- за плеча приятеля, шатающийся и, еле стоящий на ногах, Лунев. - Ни в Советской, ни в какой другой. Увольте нас, пожалуйста.
- Снять обоих с учебных должностей и перевести командирами взводов в БУПТ.
Колчаков внезапно с грохотом рухнул на колени и взмолился:
- Генерал! Отец родной! Благодетель ты наш! Не губи! Уволь ради Христа! Честное слово, пить брошу! Человеком стану! Только уволь! Нет больше сил, торчать в этой дыре.
- Нет, сынок, мы Вас заставим Родину любить и честно ей служить! произнес Асланян. - Хомутецкий, рапорт порвать, в увольнении отказать! На гауптвахту их! Будем дальше воспитывать этих бездельников. Замполит, может их еще из партии и комсомола исключить? Как считаешь?
- Исключим, обязательно исключим Лунева. А замполит роты Колчаков, имеет высокопоставленного родителя, (командир прошептал на ухо генералу кого именно), так точно, генерал - полковник. Он самый!
- Они оба будут строго наказаны!- выкрикнул через плечо командира Бердымурадов.
- Вот и славно! Нужно подумать, может лишить их звездочек? Пусть послужат лейтенантами? - продолжил мысли вслух комдив.
Лунев поддержал дружка и тоже упал на колени, протягивая призывно руки к генералу:
- "Отец родной"! Будь так милостив! Лиши звания! Уволь из армии! Век на тебя будем богу молить!
Колчаков поддержал приятеля торжественным обещанием:
- Ей-ей! И я человеком стану! Хоть трактористом в деревне буду! Выгони хоть с "волчьим билетом" на гражданку!
- Только Вас в деревне и не хватает! - усмехнулся комдив. - Мало алкашей на селе! Нет, мы вас сами перевоспитаем. Никуда не уволим, не имеем такого права! Обоим по семь суток гауптвахты и после отсидки, ко мне на беседу!
Полковник Хомутецкий злобно поглядел на нарушителей и кивнул головой в знак понимания и согласия.
- Сгниете в песках Туркво! - рявкнул генерал. - Я вам это клятвенно обещаю!
- Ах, так! Да! - вскричал Колчаков. - Ну хрен с Вами. Мы хотели по-хорошему! Лунь! Наливай, ну их к лешему.
Оба офицера демонстративно выпили по половине стакана водки, и улеглись на кровати.
- Хомутецкий! Выписать записки об аресте и завтра же в Ашхабад! На гауптвахту обоих!!!! Живо! - заорал генерал.
- Товарищ генерал! - попробовал пояснить ситуацию Хомутецкий. Колчаков, это мой подчиненный. А Лунев - из соседнего полка, пехотинец.
- Прекратите, товарищ полковник! Вы начальник гарнизона! Действуйте! Завтра долижите об исполнении, - приказал генерал и хотел было уже идти дальше.
В этот момент Колчаков задал каверзный и наглый вопрос, сразивший генерала.