- Люди! Человеки! Вставай горький пьяница. Наша станция на горизонте. Не философствуй!
- А где ты видишь горизонт? - удивился Хлюдов. - За окном черно как у негра...
- Вот там и горизонт. Я ж тебе сказал, мы в нее движемся: медленно, но уверенно.
Проводник стоял рядом, и что-то на туркменском бурчал поторапливая.
- Чего тебе надо! Иноверец! - рявкнул капитан. - Чего бормочешь? Прекратить! Что-то мне твоя наглая рожа не нравится!
- Слюшай! А! зачем опять хулиганишь? Что я тебе плохого сделал, а? обиделся туркмен. - Зачем?
- Да я твою физиономию в первый раз вижу! - удивился капитан. Сгинь...
- Я проводник вагона. Твой станций! Приехаль! Вылезай офисер, не скандаль. Иначе милисия прийдет и заберет!
Ромашкин потянул за руку Хлюдова на выход, захватив подмышку обе шинели и фуражки. Володя нес в руках лишь коробку конфет и портфель. За дверью чернела беззвездная зимняя ночь. Выйдя в тамбур, капитан вновь начал препираться:
- Где станция, басурманин? Где Педжен? Куда ты нас завез, негодник?
- Вы его проехаль! Крепко спаль. Я будиль. Твоя, не проснулься. Оба теперь вылезаль!
- И что ты нам абориген, предлагаешь топать по ночной пустыне обратно? - возмутился Хлюдов, цепляя за рубашку проводника, но ухватиться, никак не удавалось. - Куда я должен вылезаль, чурка не русская?!
- Зачем по песку? По рельсам ходи! Скоро рассветет, не потеряетесь!прошипел проводник, отталкивая руки капитана. - Сам ты чурка, офесер!
- Нет, пешком не пойдем. Доедем до Серахса, а оттуда вернемся поездом.
- Эй, не хулигань! Твой билет до Педжена! Слезай капитан, а то на станции милиция позову! Всю ночь буяниль, и опять начинаешь.
- Вовка! Пойдем пешком. Тут вроде бы не далече. Дотопаем, - потянул Никита за руку Хлюдова.
- Нет! Только паровозом. И какой из меня ходок? Ноги будто чужие! возражал Хлюдов. - Паровозом! Чух-чух-чух! Ту-ту-у!
Но совместными усилиями и уговорами, не желающего сидеть в милицейской камере Ромашкина, и сердитого проводника, бурчащего капитана удалось выставить из тамбура. Никита, держась за поручни, осторожно спустился по ступенькам на гравий, а Хлюдов следом спрыгнули в его распростертые объятья. Поезд издал протяжный гудок и покатил, постукивая колесными парами, в непроглядную тьму.
Когда офицеры, нетвердо стоя на ногах и раскачиваясь, словно два флюгера из стороны в сторону, наконец, обрели точку опоры, их словно парализовало от неприятного открытия. Приятели стояли на шпалах посреди пустыни совершенно одни. Ни перрона, ни станции, ни чего и ни кого. Последний вагон, с красным фонарем над дверью, был еще рядом, но он медленно и неумолимо удалялся вдаль, уезжал туда, где была родная цивилизация. Вокруг оставалась черная кромешная пустыня, темное беззвездное небо и тянущиеся вдаль рельсы.
- Побежали, может, догоним, этот публичный дом на колесах! - дернулся, было вслед за ним Хлюдов, но ноги заплелись, и он упал. Капитан начал громко материться: - Ну и, зачем ты меня вытащил из вагона. Ехали бы себе и дремали. В Серахсе или Кушке пивка бы попили у моих приятелей-пограничников, и подались обратно. Следующим поездом. А теперь что? Ползать по пескам? Может тут раз в месяц, какой дурак притормаживает? Ты помнишь, до какой станции состав шел?
- Нет! - ответил лейтенант - Это ведь ты билеты покупал! Балда!
Офицеры огляделись по сторонам. Глаза постепенно привыкли к темноте. Через железную дорогу оказался переброшен деревянный настил между рельсами, и в обе стороны тянулась грунтовка. Это был необорудованный переезд, без шлагбаума, без семафора. Еле видимая дорога куда-то ведет, и наверняка к жилью. Не может не быть жилых домов. Пусть сакля, пусть кошара, пусть хибара, хоть дувал какой-нибудь! Никита, осторожно наступая, спустился с насыпи и наткнулся на старый мотоцикл с коляской. Рядом валялся еще один, но без переднего колеса. Мотоциклы стояли возле избушки зарывшейся по окна в песок, от пола до крыши, высотой всего метра полтора. Но дверь заперта на висящий замок, окошко узкое, даже если выбить стекло не пролезешь во внутрь.
- Лю-ю- ю- д- и-и!!! -гаркнул куражась капитан.
- Вова! Чего ты орешь? Мотоцикл стоит у сарая. Давай заведем.
- Заведем, а куда ехать. В какую сторону? - простонал Хлюдов. - Ладно! Давай заводить. Где могут быть спрятаны ключи?
Но искать ключи зажигания не понадобилось. Хлюдов качнул мотоцикл и обнаружил полное отсутствие в баке бензина.
- Вот черт! А как бы хорошо мы домчались до гарнизона, на этой тарахтелке! - вздохнул огорченный Ромашкин. - А теперь что нам делать? За что туркмен обиделся на нас и высадил в пустыне?
До сознания лейтенанта дошло, что они вляпались в неприятную ситуацию.
- А ловко ты вчера на чистейшем осетинском языке пел! - усмехнулся, припоминая прошедшую ночь, капитан. - Орал, что мы все потомки древних аланов. Скифы! Деды так умилялись и растрогались, что даже слезу пустили. С тем горилой-абреком, ты почти побратался. А когда проводник зашел к нам и потребовал, чтоб прекратили шуметь, этот громила- Эдик ему сказал: "Уйди, не мешай, иначе зарежу как собаку". Туркмен, как пыльной бурей сдуло. Он больше не появился. А ты говоришь, туркмен обиделся...
- Значит, это я так сильно пел? А то думаю, чего горло охрипло.
- Вот-вот, а у меня руки болят. Пальцы об стол отшиб, выстукивая барабанную дробь, - вздохнул Володя, массируя ладони.
- Вот это да! Я пел по-осетински?! - покачал головой Никита в изумлении.
- Ага! А еще ты их агитировал вступить в ряды четвертого Интернационала. Ты что троцкист?
- Нет, я простой "оппортунист", из левой оппозиции. Ха-ха! А что, меня чуть с госэкзамена не удалили за отличные знания троцкистского движения. Но в итоге поставили пять по истории, и признали лучшим ответом на выпуске. А я был просто с перепоя, и меня страшно мутило, и я с похмелья нес все что знал. Вот и сболтнул лишнего из того, что читал.
- Никита, я давно замечаю, что ты не наш человек! Коньяк, ром, токай! Нет, чтоб по-простому, по рабоче-крестьянски водочку жрать! Но, ты оказался еще опасней! "Троцкист" - оппортунист! Да еще и пьяница!
Итак, путешественники остались совсем одни в пустынной местности. В принципе, не совсем пустыня, без края и горизонта, а с признаками жизни деятельности людей, но все равно пустошь. Железная дорога, это большой плюс. Когда-нибудь поезд все равно пойдет. Вот только остановится ли он на этом убогом полустанке?
- Что теперь? - спросил Никита. - Вовка, ты тут дольше меня служишь, предлагай!
- Пойдем пешком. Я думаю, идти предстоит километров тридцать. К полудню дойдем.
- Ну, хорошо, а в какую сторону идти? - воскликнул, в сердцах, огорченный Ромашкин.
- Н-да! А действительно, в какой стороне Педжен? - Спросил сам себя капитан Хлюдов. - Давай определяться.
- Может сориентируемся по звездам, где север?
- Нет, мы не будем доверяться этим глупым песчинкам в небе. Я в астрономии ни бум-бум! Начнем логически выяснять. В какую сторону поезд ушел?
- По-моему влево, - задумчиво почесал затылок лейтенант. - Но не уверен...
- А не вправо? Точно? Давай вернемся в исходный пункт нашей высадки. Где мы с тобой десантировались? - решил капитан.- Сейчас пойдем обратно по нашим следам, и тогда определим, где мы вначале стояли!
Низко нагнувшись к пыльной земле и вглядываясь в темноту, они медленно побрели в поисках стартовой позиции. Обоих качало и мутило, в голове шумело, кровь пульсировала в венах. От волнения и напряжения с обоих лил ручьями липкий пот.
- Чертовски хорошо, что сейчас декабрь, а не август! - произнес Хлюдов, вытирая лоб платочком. - Летом мы бы уже испарились.
- До чего меня сильно тошнит, когда я нагибаюсь! - простонал Никита и выпрямился. - Володя ищи дорогу сам. Я не могу, сблюю.
Беспрестанно спотыкаясь и запинаясь, все же вскоре начало следов было найдено.
- Уф-ф-ф! Уже легче! Вот мы тут спрыгнули, - произнес глубокомысленно Хлюдов. - Так в какую сторону ушел паровоз?