- Уймись Мирон, это я его подбил на мелкое нарушение дисциплины! успокоил Рахимов своего товарища.
- Ага, я ж не сам изъявил желание выпивать! - обрадовался заступничеству Никита. - А перед этим приходил комбат и тоже меня с толку сбивал. Вы коньяк будете?
- Нахал! Я его ругаю, а он меня споить пытается! - возмутился майор. Я на дежурстве!
- Не хотите коньяк есть шампанское. Это в принципе почти не спиртное. Будете?
- Хорошо. Шампанского наливай, но не в рюмку же. Стакан есть? - скривил физиономию Давыденко.
- Так точно!
Никита полез в тумбочку достал граненый стакан, ополоснул водой из графина и протянул начальнику штаба.
Майор Давыденко, тем временем, сам по хозяйски откупорил бутылку шампанского и наполнил подставленный стакан.
- С Новым годом! За укрепление воинской дисциплины! - произнес с усмешкой Рахимов и выпил, причмокивая пухлыми губами свою порцию коньяку.
Начальник штаба бесцеремонно и по хозяйски наполнил карманы шинели орехами, выбрал самое крупное яблоко, апельсин и молча удалился прочь.
- Вот человек! Все настроение испоганил своим гнусным видом! возмутился Никита. - Обругает, плюнет в душу, нагадит и счастлив от этого. При всем при том, еще и ограбил, мародер. У-у- у! Рожа, шилом бритая!
- Прекрати болтать о старшем начальнике в присутствии другого начальства! - оборвал тираду Рахимов. - Не переживай, такой он тяжелый человек, принципиальный. Он даже спит и служба снится. Как говорится, на жене лежит, а дисциплинарный устав в уме пролистывает. Службист и очень хороший офицер, в отличие от вас, молодых балбесов.
Рахимов попрощался, пожелал удачи, а Ромашкин допил оставшуюся половину откупоренной бутылки шампанского, чтоб не выдохлось, и внезапно почувствовал себя очень хорошо. Настроение поднялось и заметно улучшилось. Он продолжил размышлять: "Ну и что из того, что дежурю, какая разница, где и с кем пить. Конечно, одному немного грустно, но ведь можно позвать с первого этажа приятеля - Колчакова. Вадик, душа- человек! А можно выпить, чокнувшись с зеркалом". Этот вспомнившийся из литературы, старый способ, внезапно пришедший на ум, Ромашкину так понравился, что он встал из-за стола, плеснул в рюмку чуток рому, и стукнул ей по зеркалу, об отображающуюся рюмку импровизированного собутыльника, подмигнул, произнеся в слух:
- Ваше здоровье, Никита Александрович, долгих лет жизни! Счастья и здравия! Расти большим, во всех местах!
Никита хмыкнул и в два мелких глотка, наслаждаясь ароматом, выпил рюмаху, нового на сегодняшний вечер напитка. Полегчало еще больше.
"Ну, в самом деле, чего мне сидеть дома в Новый год? К Хлюдовым пойти было б занятно, но больно ласково глядит его жена, ластится как кошка, не было б скандала! Идти нажраться в общагу - не велико удовольствие. Наверняка праздник закончится потасовкой и массовым блевом в туалете. А так бойцов уложу спать, "телик" притащу в канцелярию, и просмотр концертов до утра. Надо будет какую-нибудь постоянную бабищу себе завести, что-ли, тогда и отдых разнообразится. Какой - никакой, досуг появится. Иначе это не жизнь, а какая-то ссылка в пески Каракум! Каторга на соляных копях.
Дверь приоткрылась, и в нее прошмыгнул Колчаковский.
- Ты чего Вадик? - удивился Ромашкин. - Гонится кто?
- Это я от начштаба спрятался. Надоел. Ему делать не хрен, он у меня в канцелярии сидит, в шашки играть заставляет. А я их терпеть не могу. Наливай, а то уйду!
- Э, не пужай меня, а то руки со страху задрожат, ром разолью! Уйдет он, вишь-ли! Ходи в дверь, взад. Испуганный.
- В дверь или взад? - поинтересовался насмешливо Вадим.
- К барьеру! Бери стакан с ромом! - приказал Никита все более нетрезвым голосом, и тоном, не допускающим возражений.
Приятели уселись за стол и моментально ополовинили бутылку.
- Ох, и хорош кубинский ром! - выдохнул Колчаков с наслаждением ароматные пары спиртного. У! Прелесть! Особенно с копченой колбаской и под ядреную сигару.
Вадик по хозяйски расположился, пристроив зад на тумбе, протянув длинные ноги. На стол закинуть их было не удобно, поэтому он их положил на стул. Гость поковырялся в пачке, достал за неимением сигары сигаретку, прикурил и принялся пускать кольцами противный сизый дым.
- Как отвратительно! - воскликнул Никита. - Ведешь себя как свинья и хам. Явился с пустыми руками, пьешь мой ром, вонючие сапоги задрал выше головы, да еще и куришь! А мне тут ночью спать! Голова разболится к утру!
- Э-э-э! У тебя приятель, башка будет не болеть, а трещать! И, совсем не от табака, а от коктейля. Я смотрю по откупоренной посуде, шампанское, ром, коньячок ты сегодня уже отведал? Ох, и тяжко придется тебе. А как пойдешь на доклад к начальству?
- Так мы вместе пойдем! Ты будешь говорить, а я буду рядом стоять и молчать. В крайнем случае, с умным видом кивать головой.
- Лучше и не кивай, умного вида уже все одно не придашь, потому что, твоя рожа покрылась багровыми пятнами, а разит от тебя как от винной бочки. Собирайся, пойдем к замполиту. Авось, Бердымурадов не заметит, что мы употребили. И лучше поскорее пока нас не развезло.
На часах было: час до полуночи. Всего один час до наступления очередного нового года. Ромашкин еле- еле переступал ногами по асфальту и размышлял. "Что нового он принесет? Этот год был отмечен радостным событием: выпуском из училища, офицерским званием. А в следующем что ожидает?" Никита брел, хлюпая сапогами по широким лужам. Брызги разлетались высоко и далеко в стороны. Полы парадной шинели быстро намокли, поднимать ноги и не хлюпать, не было ни сил, ни желания. Добрести до штаба и не упасть, и то хорошо!
Замполит ничего не заметил. Мало того, что он был туркмен, так еще и контуженный в Афгане. Поэтому Бердымурадов, если и выпивал даже сто граммов водки, то соображал после этого очень плохо. Для него был главный показатель дежурства - прибытие офицера. Напротив фамилии в списке ответственных, подполковник, прилагая усилие, чтоб попасть в нужную графу, ставил крестик, и отправлял в подразделение. Некоторые не пришли, и вот с ними он пытался воевать. Звонил по телефону, посылал посыльных, матерился на русском и родном языках.
Никита и Колчаков вышли из кабинета и поспешили в батальон. По дороге обратно им повстречался Давыденко с Власьевым, дежурным по 9 - й роте. Майор громко обругал лейтенантов, что те его не дождались, а он их разыскивает и теперь оба виноваты в его опоздании.
Начальник штаба, убегая, пообещал позже наказать лейтенантов и, продолжая материться, умчался по аллее.
- Козел рогатый! - негромко, но зло произнес Вадик.
- Почему ты так думаешь? - спросил Никита, тупо уставившись на товарища.
- Потому что знаю. Это я ему рога наставил. Сам лично и с превеликим удовольствием. И не далее как два часа назад, пока он меня разыскивал в казарме!
- Удовольствие получил только от самого процесса наставления рогов или и его жена действительно хороша?
- Хороша. Активистка. Любит страсть как это дело и подходит к процессу творчески. А Мирон, как баран любит службу. Теперь рога у него, аж закручиваются в трубочку. Я бы и сейчас к ней сбегал, да боюсь, он заскочит домой поздравлять супругу с Новым годом. Не хотелось бы оказаться вторым у одной бутылки шампанского. Он ведь чокнутый и бешенный.
Никита молча прошел до поворота, на ходу переваривая пьяными мозгами полученную информацию, и силясь понять: "Зачем это Вадику, почему так все пошло! А в то же время подленькая мыслишка пульсировала, и почему не я на его месте?"
- Никита! Давай хулиганить! Чего мы скучаем в праздничную ночь? воскликнул вдруг Колчаков.
- А как? Что ты предполагаешь сделать, Вадик? Набить морду замполиту полка? Угнать дежурный тягач? Пострелять в воздух из автоматов? Поджечь артиллерийские склады?
- Зачем ты сразу сгущаешь краски. К чему такие крайности. Простой фейерверк устроим! У меня есть четыре ракеты красного и зеленого огня. Запустим их на плацу?
- А у меня припрятаны два взрывпакета и граната, - обрадовался идее приятеля Никита. - Ка-а-ак бабахнем!!!
- Но-но! Без извращений. Достаточно взрывпакетов. За гранату могут к ответственности привлечь, а за салют только выговор влепят, если поймают.
Лейтенанты, качаясь и заплетаясь в непослушных ногах, заторопились еще быстрее к казарме. Там они залезли в свои "загашники", извлекли припрятанную пиротехнику и вышли на плац. Когда стрелки часов отсчитали ровно двенадцать, офицеры дружно рванули за колечки, и ракеты взметнулись с шипением в высь. Спустя мгновения они с шумом хлопнули, и яркие разноцветные вспышки озарили небо. Тотчас в ночное небо была отправлена следующая пара сигнальных ракет.
Кто-то крикнул ура, кто-то возмущенно закричал, требуя прекратить безобразие, а кто-то тоже пустил из кустов и открытых окон новые ракеты. Никита побежал с плаца в батальон, а Вадим в противоположную сторону, к городку, наверное, решился навестить жену Давыденко. Лейтенант на секунду приостановился возле чугунных "пепельниц", поджег взрывпакеты и швырнул их внутрь. Едва Никита скрылся за дверями, как мусорные вазы разразились страшным грохотом. Столбы искр и огня взметнулись вверх, увлекая за собой лежавший на дне мусор. Окурки разлетелись вокруг крыльца, а газета, словно большая птица с подбитыми крыльями, спланировала на кустарник.
На плац примчался не совсем адекватно воспринимающий обстановку замполит полка и дежурный. Они некоторое время попытались обнаружить тех, кто запускал ракеты, но поиски оказались тщетны. В это время бахнуло еще несколько взрывпакетов в районе штаба полка, и оттуда же взлетела ракета, рассекая ночное небо белым бледным огнем. Она хлопнула яркой вспышкой и стала медленно опускаться на парашютике за пределы полка в жилой городок. Это резвились штабные писаря, обрадованные отсутствию начальства. Подполковник развернулся и, качаясь, нетвердой походкой направился обратно, наводить порядок в штабе.
Никита пару минут наблюдал эту картину из окна. А когда в гарнизоне постепенно стихло, и салют иссяк, налил в жестяную кружку шампанского и выпил ее до дна, пожелав сам себе счастья и любви в Новом году.
Затем Ромашкин вышел из канцелярии, приказал дневальному перенести к себе в кабинет телевизор и пошел по темной казарме проверить бойцов. Усталые солдаты спали "мертвым" сном. Умаялись бедняги за день. Праздничный ужин завершили в двадцать два часа, а боя курантов ни кто ждать не пожелал. Богатырский храп раздавался из разных углов, порой кто-то что-то бормотал на русском, узбекском, азербайджанском или еще каком-то языках. Портяночный далеко не ароматный запах, витал крепко и устойчиво, дух который сшибал с ног. И без того мутило, а, вдохнув эту "вонь", Никиту и вовсе выбило из равновесия. Голова закружилась, к горлу подкатил тошнотворный комок. Лейтенант рванулся в туалет, и все что съел и выпил в течение долгого вечера, фонтаном вырвалось наружу, испачкав унитаз.