- Черт бы вас побрал, жаворонков! - взъярился Никита, отворяя дверь с крючка. - Чего ты приперся в такую рань? Я еще часа полтора мог поспать.
- Извини, но я продрог! Честное слово не нарочно. Я кстати, полчаса на лавочке сидел, больше сил нет.
- Так оделся бы и не дрожал!
- Одежда мокрая.
- Что попал под порыв встречного ветра? Дождя не наблюдалось? - ехидно произнес Ромашкин.
- Нет, это Хлюдов. Ты же знаешь он шутник, его проделки. Вовка сегодня стоял помощником дежурного по полку, ночевать не должен был прийти. Танька, сеструха его, приехавшая, меня пригласила. А он возьми и заявись. Услышал шумы подозрительные в квартире, видимо затаился в палисаднике и ждал меня. Выхожу я на рассвете, а он воду открыл из шланга, меня окатил с ног до головы. Я бежать, а он мне в след кричит: "В следующий раз бензином окачу и спичку брошу!"
- Вадик, как же ты так мог! Девченке лет - то сколько? Шестнадцать? Ладно, я к Давыденко ходил пару раз. Так это месть ему, за издевательства по службе. Он теперь к нам в канцелярию заходит, пригибаясь, что б "рогами" дверной проем не зацепить.
- Я не виноват. Танька позвала пробки вкрутить. У них свет пропал. Я их сменил, новые вставил.
- Вкрутил? Туда вставил, не промахнулся, не перепутал, что куда вставлять? - хмыкнул Ромашкин.
- Да пошел ты к дьяволу! Как прильнула грудью, как обняла, да вопьется сочными губами. Я естественно не устоял. Не совладал с собой, слаб человек! Грешен....
- А жена Вовкина где была?
- Пьяная спала.
- Ты споил? - подозрительно посмотрел на приятеля Никита.
- Нет, Танька. Она Ирине водку весь вечер подливала и подливала, та и окосела.
- И где ж ты с сеструхой познакомиться успел, что она на тебя так запала?
- Известно где, на танцах. Но мне ее вести некуда было, Танька сказала, сама в гости позовет. Подстроила все и позвала. И не шестнадцать ей, а семнадцать! Каюсь.
- Каяться будешь в казарме, когда Вовка тебе будет сегодня морду бить.
- Не будет, я все объясню, и жениться в принципе готов, породнимся.
- Чего тебе от меня нужно? - оборвал приятеля Никита.
- Давай утюг, буду сушить рубаху и брюки! В трусах по поселку идти не хочется.
Глава 24. Вендетта.
Вечером Рахимов собрал подчиненных своих в кабинете.- Докладывайте! Что творится в батальоне? Мне не нравится обстановка! Сами пьете и хулиганите, занимаетесь неизвестно чем! Хлюдов, это, правда, что вы с Ромашкиным в Иран едва не ушли?
- А откуда подобные невероятные сплетни? Врут злые языки! - ответил невозмутимый Хлюдов.
- Нет, не врут! Вчера четыре всадника приезжало, вас спрашивали. Федаинами назвались. Рассказывали, как нашли вас, про движение каких-то повстанцев. Говорят, мол, заждались у иранской границы, а вожди все не едут! Хорошо, что я был дежурным по полку, послал их подальше. А другой на моем месте, возьми и доложи! Нарушители границы и смутьяны, подстрекатели к бунту служат в моем батальоне! Позор!
- Ну не совсем мы смутьяны, и не совсем заблудились, но были близки. Направление движения попутали в темноте, - нехотя ответил капитан. - А как вы нас к этим офицерам приплели? С чего на нас подозрение пало?
Майор Рахимов ухмыльнулся:
- Они вас по именам назвали и описали. Я сопоставил: Хлюдов и Ромашкин. Хороши же вы были! Направление попутали! А если бы вы в гиблые пески ушли? Ищи ваши трупы вертолетами? Что за разборки у офицериков происходят? Где Шмер? Какая-то таинственная история вырисовывается. Ромашкин, докладывай!
- Ничего не знаю. Справку о болезни Шмера, я принес, комбату отдал. Мишка в Ашхабад уехал лечиться.
- Он что, человек- невидимка? Взводного пятый день никто не видит. Один ты его где-то обнаружил. Шмер был так плох, что не мог лично доложить командованию? Смертельно болен, и позеленели не только уши?
- Так точно, вид был неважный, - подтвердил Никита.
- Теперь о тебе, Ромашкин! Кто вам, товарищ лейтенант, недавно бровь подбил? - замполит перешел на официальный тон. - Смешную историю я слышал, что ты сельского кабана изображал, в грязи валялся?
- Шел, неудачно в темноте споткнулся, упал, испачкался. В остальном врут. Ей-ей врут, не валялся.
- Теперь о вас друзья мои! - майор посмотрел сурово на Колчакова и Хлюдова. - Наслышан, что отношения выясняете. Я решение уже принял. Тебя Колчаков, как только представится случай в Афган, а вас Хлюдов, к сожалению, пока в Москву-столицу не могу вернуть. Сами решайте вопрос о переводе, не то я вас сплавлю еще дальше, в Небиддат, в песках раскаленных погреться!
- За что меня на войну? - возразил Вадик. - Я исправляться начал, пить бросил, жениться на сестре капитана Хлюдова собираюсь....
- Я те, соберусь! Все зубы пересчитаю! Жених! - рявкнул Вовка. Девчонке учиться нужно, а ты ей голову дуришь!
-Еще вопрос, кто кому голову вскружил, и кто кого охмуряет! - возразил Колчаков.
- Эх, когда же меня, подальше от вас, на Родину отправят, - со стоном схватился за голову замполит батальона.
- Куда? - поинтересовался Никита. - В Белоруссию или в Азербайджан?
- На Украину! - криво усмехнулся Рахимов. - Больно я сало люблю. Хочу к хохлам! Короче говоря, разгоню я вас всех на хрен! Тебя Никита тоже!
- На хрен? - осторожно поинтересовался Ромашкин.
- И тебя в Афган! К черту! Надоел не меньше Колчакова.
- А я вас давно прошу спровадить меня за "речку".
- Теперь я окончательно созрел, сам попрошу начальство за тебя. Похлопочу, организую тебе тур поездку на войну.
- Ну и ладно, - насупился Никита. - Не очень-то и расстроюсь.
- Вот и хорошо, вот и поговорили, без взаимных обид, - обрадовался Рахимов. - Запрещаю пить в течение месяца! Никаких пьянок: ни самим, ни остальным офицерам в ротах! Что-то мне сердце вещует, быть какой-то беде. Очень плохие ощущения и предчувствия.
Хлюдов встал, поплевал через левое плечо и демонстративно перекрестился на портрет Ленина, а затем отбил три глубоких поклона в сторону фотографии Генерального секретаря.
- Не юродствуй и не скоморошничай! Накажу, и папа не поможет! - рявкнул Рахимов.
- Я не скоморошествую. Я истинно верую в победу коммунизма! А вы не верите? - Вовка посмотрел наглыми, васильковыми глазками на майора.
- Верю-верю! - пробурчал Рахимов. - Пошли вон, шуты -скоморохи!