— Калька, — кратко сказал Змейк.
— И вы откликаетесь на эту… м-м… кальку?
— Разумеется, — отвечал Змейк с легким нетерпением.
— Откуда вы происходите?
— Мой род происходит из Этрурии, из области теперешней Тосканы, но мои родители впоследствии переехали в Британию, на окраины империи, и я родился уже в Уэльсе.
— Ваш родной язык?
— В семье говорили по-латыни.
— Профессия вашего отца?
— Ауспиций.
— Это какая-то должность?
— Нет, это специальность. Предсказание будущего по птичьему полету.
— Довольно необычная специальность, а? Можно сказать, редкая, — заметил Зануцки, вновь переглядываясь с коллегами.
— В жреческих кругах не такая уж редкая, — сказал Змейк.
— Когда родился ваш отец?
— В самом конце третьего века.
— Я не ослышался? — переспросил Зануцки. — В конце третьего века? В трехсотом году от Рождества Христова?
— В конце третьего века до Рождества Христова, то есть около двухсотого года по причине обратного отсчета времени.
— Год вашего рождения? — с нескрываемым интересом спросил великий методист.
— Тысяча пятьсот семьдесят девятый.
— Очень странно, — сказал методист, вызвав сдавленные смешки со стороны своих коллег. — Ваши родители, если я правильно понял, родились до нашей эры, вы же — только в конце XVI века?
— Да, я поздний ребенок, — спокойно отвечал Змейк.
— Где вы получили образование?
— В течение семи лет я учился и прислуживал при храме Немезиды, затем продолжил свое образование в Элевсине.
— При храме Немезиды?
— Да, при храме Немезиды в Афинах, в аттическом пригороде Рамнунт.
— Прислуживали?
— Принимал дары от посетителей и поддерживал огонь перед статуей Немезиды с уздой, мечом и бичом.
— Вы хотите сказать, что в шестнадцатом веке в Афинах функционировал храм Немезиды с уздой, мечом и бичом? — внезапно сказал кто-то из наиболее трезво мыслящих членов комиссии.
— Не только в шестнадцатом веке, но и по сей день. Учебные и научные центры такого масштаба неуничтожимы.
— А вот такой вопрос, — вкрадчиво сказал психолог. — Что вы станете делать, если у вас ученик станет вдруг во время урока вставать, ходить по классу, делать что ему вздумается?
— Попрошу отставки, — сказал Змейк.
Кервина Квирта осаждали любопытствующие первокурсники. Он привел их в свою комнату, рассадил повсюду, куда только можно было усадить, и вынужден был рассказать им много не самых увлекательных, с его точки зрения, вещей.
— Так вы ученик Змейка?
— А чей же еще?..
— А почему тогда профессор Курои сказал Змейку: «Что вы выращиваете из своих учеников?» — простодушно спросила Морвидд.
Глаза Кервина Квирта затуманились, и он с усмешкой опустил голову.
— С профессором Курои у нас чисто научные разногласия, — сказал он. — Он не принимает многих моих теорий, и потом… я занимаюсь в широком смысле биосферой, а при специальности профессора Курои как раз биосфера отчаянно мешает работе.
— А что у него за специальность? — спросил Ллевелис, ибо этого не знал даже он.
— Курои двигает горами, — пояснила Керидвен, знавшая это твердо.
— А, ну тогда конечно, — согласился Ллевелис.
— А все ваши страшные эксперименты? — забираясь с ногами на кровать, спросила Морвидд. — В школьных хрониках написано о вас… бог весть что.
— Я был очень ярким студентом, — осторожно начал Кервин Квирт. — Очень тогда был увлечен биохимией… просто очень. Одним словом, я все опыты обычно проводил на себе. Однажды профессор Мерлин пообещал вышвырнуть меня из школы, если еще хоть раз услышит, что я что-то там такое делал с собственной кровью. Змейк тогда выручил меня, но и… побеседовал со мной, — Кервин Квирт помрачнел, видимо, вспомнив ту беседу. — Подробности его тогдашней речи я вам пересказывать не буду, но суть ее сводилась к тому, что на себе можно проводить лишь демонстрацию, но никак не эксперимент… причем ему, а не мне. Что когда он пьет яд, он обычно знает скорость его действия и состав противоядия и что… Ну… словом, пробрал хорошенько.
— А с сывороткой?
— С какой сывороткой? — переспросил Кервин Квирт. — Ах, да, Господи! Я чуть не умер тогда от этой сыворотки, и Змейк долго напоминал мне об этом… в разных формах.
Морвидд на всякий случай покрепче прижалась к его плечу.
— А зачем вы изменили имя?
— А вы не понимаете? — Кервин Квирт рассмеялся. — Вы забыли, из какой я семьи? Я подошел к Змейку после церемонии выпуска и спросил, как мне дальше быть и как я смогу совмещать преподавание с той судьбой, которую прочат мне родители. Змейк пожал плечами и сказал: «Кто же преподает под своим собственным именем?» В то время я не знал, что ему эта проблема была знакома не понаслышке. Змейк сам из очень аристократической семьи. Нет никаких сомнений, что отца его хватит удар, если он услышит, что его сын — школьный учитель. Ведь настоящее имя Змейка — тоже не Змейк. Я же ухватился тогда за его слова, изменил имя радикально и попросил педсовет торжественно предать старое имя забвению, чтобы оно нигде уже не всплывало. Вот и вся история Риддерха-ап-Мивира. Страшно?
— Очень, очень страшно, — сказала, ликуя, Морвидд.
— Но самое страшное, — сказал Кервин Квирт, вдруг погрустнев, — самое страшное, что у меня завтра в три — партия в гольф с герцогом Нортумберлендским. Я не верю ни в какие предчувствия, но сейчас у меня очень яркое ощущение, что я больше не вернусь. Я люблю вас всех и… могу не увидеть вас больше.