В голове вертелись бессвязные, полузабытые, теперь лишенные всякого смысла слова молитв, и Шрам мысленно смеялся, как же люди могут вообще думать о такой ерунде, да еще и возносить ее до истины в конечной инстанции, приравнивая ее к словам Создателя? Зачем вообще кому-то молиться, если сам, когда пожелаешь, можешь легко занять равную ступень с Богом?
Что-то вспыхнуло, ослепительно ярко, силой в миллионы солнц, и если бы Шрам глядел на это обычными глазами, то неминуемо бы ослеп. Свет на самом деле оказался не светом, а потоком, бурной, многоводной рекой информации. Зрительной, аудиальной… Теперь наемник знал о Зоне ВСЕ. Совершенно все, всю ее историю, как она родилась, как росла и ширилась. Он побывал на миг в теле каждого из людей, штурмовавших пылающий реактор в восемьдесят шестом году. Видел сам взрыв предсмертным взором непосредственных свидетелей аварии. Строил вместе с солдатами и рабочими научные бункеры и военные коммуникации в зоне отчуждения, когда был уже возведен Саркофаг. Наблюдал вспышку Второго Взрыва, видел ужасные смерти многочисленных самоселов, военных, ученых и туристов, некстати поехавших в этот день на экскурсию в Припять.
Вместе с самым первым пацаном-бродягой он пролазил под колючей проволокой наспех сооруженного заграждения Периметра, шел по новоявленной Зоне, потом умирал в когтях мутантов, сгорал заживо в ловушках, иссыхал от лучевой болезни. Брал голыми руками артефакты, стрелял по атакующим мутантам и видел свою и их смерти. Тысячи, миллионы раз.
Видел глазами Димы Шухова Черный кристалл, кусочек плоть от плоти самого Монолита, сделавший потом из простого парня-бродяги легендарного Черного Сталкера, живьем погребенного у подножия Саркофага предателями-товарищами, и восставшего из собственной могилы. Был в сердце Зоны, у Исполнителя Желаний вместе с Семецким и Журналистом. Знал всю историю Стрелка, того, за кем теперь охотился. Понял, откуда появился Выжигатель Мозгов и его таинственные стражи.
Он видел, слышал, знал. Мозг переполнялся от нереальной, недоступной обычному человеку информации. Шрам понял, что просто сходит с ума, а точнее, умирает, ибо не может обычный смертный жить под таким давящим грузом страданий десятков, сотен тысяч людей.
Разум сгорал в огне, плавился, перерождался. Дохнувшая на него Тьма из Сердца Зоны дала Сверхзнание, но вместе с ним и забрала себе душу Шрама, проводника-наемника, бродяги Проклятых Земель. Нормальный и освященный тысячелетиями закон бизнеса: даешь-берешь. Да кто сказал, что этот обмен не был равноценен? Бессмертие, нечеловеческая сила и живучесть в обмен на жалкую, пугливую душонку двуного псевдоразумного существа! Дьявольский торг был совершен и подпись на пергаменте уже стояла…
Шрам пришел в себя из-за того, что его кто-то довольно грубо и бесцеремонно тащил под руки, безвольные ноги волоклись по земле, цепляясь за ямы и камни. Наемник попытался возмутиться, но голова взорвалась такой болью, что слова сами собой застряли в горле. Вырвался только невразумительный хрип. От подобной болтанки желудок пульсировал и рот наполнился горькой желчью, а глаза слезились. Однако скоро пытка прекратилась, и Шрама относительно осторожно уложили наземь. Он сразу же попытался встать, но смог только лишь сесть относительно прямо.
Прямо перед ним возвышался бункер научной лаборатории Сахарова. Обернувшись, наемник увидел двоих бродяг, один из которых положил Шраму на колени его же «Вал».
— Спасибо, мужики, — выдавил наемник, держась за виски.
— Да не за что, — махнул рукой один из них, — Это Дуремара благодари. Я-то тебя за зомби сперва принял и грохнуть по-тихому хотел, а Дуремар меня за ствол схватил и давай орать, мол, это свой, его академик посылал к Комбинату, вот теперь обратно и тащится. Правда, ты не тащился, а бежал, скакал, как козел. Упал потом, правда. А так лихо несся!
Второй бродяга, поименованный Дуремаром, солидно кивнул, подтверждая истинность слов своего приятеля, а потом трубно высморкался.
— А зомби? — Шрам обратил внимание на ноющее от ударов пуль через бронежилет тело, — Там же их было очень много. Они меня не догнали?
— Нужен ты им, — насмешливо фыркнул Дуремар, — Они теперь от Комбината ни на шаг. Та гадость, которая им мозги в свое время в кашу превратила их всех около себя держит, как поводок. Им без нее нельзя, как без воздуха. Вот и крутятся рядом. Я видел возле Комбината их целую ораву, за тобой, наверное, шли, стреляли, а потом отстали, потолклись и назад вернулись.
Шрам, еще раз поблагодарив своих спасителей, встал и поплелся к ведущей в лабораторию шлюзовой двери. Ведь если бы Дуремар не следил за ним в прицел винтовки и не готовился бы стрелять, никто бы так не понял, куда делся отчаянный наемник, на свой страх и риск отправившийся отыскивать пропавшую экспедицию. В себя Шрам, быть может, пришел бы… В желудке уже полакомившегося им мутанта! В таком состоянии, каком он был во время бегства, он ни за что не смог бы обороняться и вообще отдавать себе отчет о происходящем вокруг, а мертвечина в Зоне все равно долго не залеживается. Впрочем, все уже позади.
Самое главное — Шраму удалось достать те самые результаты замеров, которые успели сделать бродяги, прежде чем попасть под пик всплеска излучения. Пси-поле даже не сделало тех людей безмозглыми зомби, а просто убило на месте. Наемник уже успел испытать его действие на себе, и он невольно содрогнулся, представив себе жуткую смерть членов экспедиции. А ведь что наиболее обидно — бродяги ведь уже возвращались после успешно выполненного задания! Они сделали все, им оставалось лишь вернуться… Самое простое — и, как оказалось, невыполнимое.
Но они делали это, не подозревая, что несут с собой средство, способное помочь сохранить жизнь совершенно незнакомому им человеку. У Шрама теперь был в руках еще один козырь, дававший ему шанс на успех в его охоте.
— Дошли! — выдохнул Иван, останавливаясь на краю здоровенного обрыва, круто спускавшегося вниз высоким, как отрезанным исполинским ножом отвесным краем. — Дьявол меня побери, мы дошли… Эй, наука, ты что там как неживой?
Комаров глядел на вздымающиеся над близкой опушкой леса антенны Выжигателя и молчал. Странное чувство нахлынуло на него, как будто он все это где-то когда-то видел. Неизвестно, во сне, наяву или в горячке бреда, но видел. Именно это серое, низкое, холодное небо, мертвый лес, рыхлую, сыпучую землю под ногами и мрачные металлические конструкции на горизонте. Видел. Помнил все это до мельчайшей детальки. Черт знает что такое…
Комаров ничего не ответил Тайге, а молча подошел к обрыву, прикинул на глаз его высоту и начал спускаться вниз. Иван последовал неожиданному примеру проявившего самостоятельность ученого и вонзил каблуки в рыхлую, податливую землю. Спуск оказался тяжелым, так как оба человека боялись потерять равновесие и рухнуть кубарем вниз. Расшибиться здесь было бы проблематично, а вот угодить в какую-нибудь хитрую ловушку внизу — вполне. Как обидно будет погибнуть в, по сути, двух шагах от цели!
Здесь не ступала нога человека уже очень давно, может быть, добрый десяток лет. Старая проселочная дорога, тянущаяся внизу, давно уже превратилась в заметную только издалека ложбину, прочерченную двумя глубокими колеями от колес тяжелой техники. Рядом, если очень хорошо присматриваться, то еще было реально различить изувеченную траками гусениц почву, так и не сумевшую затянуть старые шрамы. Да и трава тут практически не росла.
Остов пожарной машины, приткнувшейся на обочине дороги вообще напоминал нелепой формы камень, облепленный мхом. Только подойдя ближе, путики сообразили, что морда «ЗИЛа» угодила в мощный гравиконцентрат и просто превратилась в металлический блин. Точнее, это «плешь» выросла после Выброса под старой машиной — ее ведь бросили тут задолго до того, как стали возникать первые аномалии.
Время неумолимо стирало следы пребывания человека на теле земле, а люди, бродившие по Зоне не очень-то спешили оставлять новые. Кострища, следы перестрелок, редкие могилы и мусор были не в счет, с ними обезумевшая природа легко справлялась сама. Бетон, сталь, кирпич, стекло и камень были не в пример прочнее, но и они с годами поддавались невидимым, но всесокрушающим зубам разрушения. А то, что не обращалось в песок и пыль, оказывалось заросшим травой, мхом, засыпанным землей, и так уходило в небытие.
Небо давило, прижимало к земле, почти ощутимо ложилось серым грузом на усталые плечи двух бродяг. Комаров то и дело поднимал голову вверх, удостовериваясь, что свинцовая пелена в самом деле не давит на него сверху. Тайга же просто молча шел вперед, пер, как неторопливый, могучий бульдозер. Рядом с ним становилось гораздо спокойнее.
— Ты уже был тут? — спросил Комаров проводника.
— Нет, — покачал кудлатой, топорщившейся во все стороны сивыми прядями жестких волос Иван, — Именно тут не был еще. Вон там, севернее ходил однажды с Тяп-Ляпом.
— Тяп-Ляпом? — улыбнулся странной кличке ученый. — А кто это?
— Человек один, — пожал плечами Тайга. — Был.
— А что с ним теперь? — поежился Комаров.
— Пропал. Ушел в ходку однажды и не вернулся.
— Ужас какой. Но у него есть товарищи. Вы, например. Разве вы его не искали потом?
Комаров ждал, что Тайга взъярится на него за неуместное воспоминание о долге товарищества, но Иван только досадливо вздохнул:
— Да где его найдешь. Зона если берет, то обратно уже очень редко когда возвращает, да и то совсем в другом виде, чем поначалу было. Лучше бы уж вовсе потом не показывала. Скажем, идет себе человек, вроде твой знакомый. А подходишь ближе — нападает или просто не узнает, разум у него уже потух, осталось зверство одно внутри. Все, душу Зона взяла. Или только кости одни находишь потом. А чаще — и их даже нет.
— Да, — Комаров вдруг вспомнил Джину, отчего в горле предательски запершило. — Я знаю…
У шедшего впереди Тайги вдруг под ногой что-то звонко хрустнуло, щелкнуло, как пересушенный кусок хлеба. Иван наклонился, шевельнул сухую траву рукой. Комаров склонился над его плечом и протяжно присвистнул. На людей глядел провалами глазниц странной формы череп.
— Это был не человек… — пробормотал ученый, глядя на валявшиеся тут же могучие кости, — У людей такого не бывает никогда. Скорее всего, кровосос. Вон какие отверстия на висках, но почти нет нижней челюсти. Плоть давно уже сгнила, а кости почти нетронутые. Удивительно!
— Да что тут удивительного, — махнул рукой Иван, — Сдохла тварь — туда ей и дорога.
— У нее феноменальная живучесть, двойной независимый друг от друга контур кровообращения, а шкура по крепости сравнима с бронежилетом. Убить его — да что я вам говорю, сами знаете! — очень сложно, разве что прямиком голову отстрелить. А тут совершенно целые кости. Следов от пуль нет — значит, люди тут не при чем.
— В ловушку влетел? — предположил Тайга, — Нет, не то. Иначе бы его всего размазало…
Путники еще несколько минут гадали о предположительной причине гибели могучего мутанта, но так и не пришли ни к каким определенным мало-мальски достоверным выводам. Разговор затих сам собой, и судьба чудовища осталась на совести Зоны.
Лес давно стоял мертвым. Стволы деревьев лишились листвы, и ее почти совсем сгнившие ошметья, вперемежку с кусками ветвей и коры густо устилали землю толстым сырым ковром, надежно глуша шаги людей и скрадывая вообще любые звуки. Там и сям виднелись покоившиеся во мху огромные куски бревен. Погибшие деревья не смогли больше стоять, целясь вверх вершинами стволов, сгнившие корни их не держали, и налетавшие ураганы валили их одно за другим.
Комаров вдруг заметил торчащую из-под кучи гнилой коры металлическую антенну, все еще поблескивавшую хромированной поверхностью, подошел ближе, копнул прелую бурую массу ногой, обнажая стальные бока снабженного лопастями — стабилизаторами конуса правильной формы длиной не больше метра, вонзившегося в землю. Из его донышка торчало несколько гибких щупов, пара антенн и небольшой локатор.
— Что за хрень? — поинтересовался подошедший к ученому Иван.
— Это визорно — разведывательный зонд, — пояснил Геннадий Петрович. — Мы их разбрасывали когда-то с идущих на большой высоте самолетов, как авиабомбы. Поначалу они работали исправно, передавали данные, но после первого же выброса вышли из строя. Вот один из них…
Тайга постоял над хромированным мини-памятником человеческой технологии, раздумывая, что можно из него извлечь полезного для себя, но так ничего и не придумал. Тяжелый поди, зараза такая, тащить его никаких сил не хватит, а уж вскрывать подавно запаришься. Тут даже зубило и болгарка не помогут, надо плазменным резаком орудовать. Короче, не стоит овчинка выделки.
На открытом месте, пока спускались с обрыва и пересекали бывшую дорогу, постоянно дул монотонный, холодный, сырой ветер, напитанный горьким запахом ржавчины и механического тлена. Так пахнет горелая изоляция, древняя автомобильная свалка или прокисшее от времени техническое масло. Ветер дул с севера, оттуда, где, скрытая холмами, лесами, крышами мертвых городов угрюмо поднималась Чернобыльская Атомная Станция. Комаров ее пока не видел воочию и, признаться, совершенно не хотел этого делать, физически боясь заглянуть хотя бы издали в самое сердце зла, тиранящего целую планету.
В лесу ветер стал потише, но ток холодного воздуха все равно чувствовался. Иногда — редко — он налетал сильными порывами, и мертвые деревья начинали медленно раскачиваться. Тогда по лесу разносился протяжный, жалобный скрип. Это умершие много лет назад деревья что-то силились сказать шедшим мимо них живым людям. Хотели — и не могли…
Издалека, со стороны титанических антенн Выжигателя доносился густой, шедший откуда-то снизу гул, слыша его, Комарову даже казалось порой, что он чувствует подошвами ног тяжкую дрожь земли. Хотя, наверное, это был просто самообман — ничто не может так сотрясать твердь. «Ты в Зоне, — сразу же напомнил сам себе ученый, — А тут возможно все». Гул нарастал с каждым метром приближения к антеннам. Наверное, это был звук работы Выжигателя.
Приглядевшись к антеннам внимательнее, Комаров заметил, как по их металлическим шпилеобразным телам пробегают змеистые молнии разрядов, воздух над ними явственно дрожит и собрался клубящейся тучей неестественного светло-зеленого цвета, как будто образованной химическими ядовитыми испарениями. «Это что еще за диво?» — ученый хотел было аж протереть глаза, но вовремя вспомнил о грязи на них и не стал даже подносить ладони к лицу.
— Проклятое место, — Тайга остановился, глядя на гудящие и искрящиеся антенны, — Черт побери, сунулись мы с тобой в самую задницу, сюда же только за смертью ходить…