Капитан поскреб бороду:
- 'Болтунья' — хороший корабль. И команда у меня слаженная. А сам я слыву везунчиком. Впрочем, решай сам. Мы выходим утром. Ждать не буду.
Шут мучительно колебался. Улитка смотрел на него с нетерпением. А за спиной капитана маячила девчонка-разносчица, все еще мечтающая о серебряной монетке.
'Знак, — думал Шут, — мне нужен один только знак. Понять. Выбрать'
Отчаянно ища подсказку, он огляделся по сторонам. И замер. Совсем недалеко от него стоял человек в таком же черном наряде, какой был на стражнике у королевской опочивальни. Странного покроя куртка, отороченная белым волчьим мехом и штаны, проклепанные по швам мелкими железными бляхами. В первый миг Шуту даже показалось, что это и есть тот угрюмый воин, перед которым ему пришлось устраивать целое представление. Но когда чужак мельком посмотрел в их сторону, Шут увидел другое, молодое лицо. Парень, судя по всему, только-только прискакал в Улей: его конь выглядел усталым, да и сам всадник был не лучше. Какое-то время он шарил глазами по пристани, потом поймал за рукав молодую бабенку и что-то спросил у нее.
'Уже ищут! , - понял Шут и порадовался, что его приметные волосы и лицо скрыты под шляпой.
Выбор был очевиден.
— Ну, и сколько попросишь за место? — спросил он, оборачиваясь к капитану, который успел заскучать и раскурить трубку.
— Двое вас?
— Трое. Еще мальчик-слуга.
— Небось, и лошади? По десятку золотых с каждого. Корм — за свой счет, — Улитка сделал первый ход и опять принял независимую позу, красиво пуская колечки ароматного дыма. Шут хорошо знал эту игру.
— Десять за всех. Включая корм.
— По десять с каждого, включая корм.
И понеслось. Имея в своем мешке увесистый кошель с золотом, Шут легко мог бы заплатить названную сумму, но цена Улитки была настоящим обдирательством. К тому же… как знать, что ждет их завтра, каждая монета может оказаться на счету. Когда они, наконец, сговорились о цене, капитан согласился на пятнадцать с половиной золотых, которые покрывали и корм для лошадей. Желая лично осмотреть каюты, Шут потребовал проводить его к кораблю. Перед уходом он выдал девчонке-длинные-косички ее заслуженную монету и прихватил напоследок еще пару прутиков с креветками.
'Болтунья' оказалась типичным торговым судном: крепким, круглобоким и на первый взгляд не очень-то быстроходным. Но пока они поднимались по сходням, капитан доходчиво объяснил Шуту, что внешний вид порой обманчив, и о корабле стоит судить, когда его паруса наполнены ветром, а соленая вода бурлит под килем.
'Каков поэт! — подумал Шут, внутренне улыбнувшись, а вслух уточнил:
— И за сколько же дней дойдем до Тауры?
— Пара недель. Вряд ли меньше, сейчас ветра не те, что летом… Это если повезет и шторм минует нас. Если же нет… — он красноречиво замолчал. Все капитаны суеверны в том, что касается называния сроков, вспомнил Шут, заметив краем глаза, как, отгоняя неудачу, Улитка коротко провел ногтем по деревянным перилам.
'Да удача нам понадобится… — лицо королевского разведчика все еще стояло у Шута перед глазами. Странное лицо. Вроде бы просто парень, но было в нем что-то неуловимо неправильное, чуждое.
Корабль тихо покачивался. Только ступив на палубу, Шут сразу почувствовал себя отрезанным от привычного мира. Казалось бы, вот он берег — рукой подать, но как будто отделен невидимой завесой. Едва не уронив шляпу, Шут задрал голову на высокие мачты. Когда-то он готов был отдать все, лишь бы взобраться до 'вороньего гнезда', ощутить босыми ступнями упругие канаты…
— Идем, — поторопил его капитан, и Шут послушно спустился на нижнюю палубу, откуда можно было попасть в пассажирские каюты. Они располагались по обе стороны от узкого прохода в корме корабля, где крепко пахло смолой, и стоял густой полумрак. — Выбирай любую. Все равно пассажиров больше нет. И навряд ли появятся за день.
Шут изучил все четыре каюты — они были почти одинаковы: крохотные каморки, в каждой по две пары коек, умывальник и сундук для вещей. Закопченный фонарь под потолком — единственный источник света. Небогато для королевы… Совсем небогато… Шут подумал и спросил:
— Если никого не будет, можем мы занять две каюты?
— Слуга мешает? — Улитка понимающе ухмыльнулся. — Так ты его к матросам вышли на ночь, чего с ним церемониться.
— Не, — Шут выдал ответную ухмылку. — Не в том дело. Я сам не могу, понимаешь, с женой рядом спать. Лекарь запретил… ну того. А я ж такой… не утерплю.
Капитан гоготнул, хлопнул Шута по плечу, признавая за своего:
— Бери. Коли других желающих не прибудет. Выходим завтра на рассвете, не опоздай. Багажа много?
— Нет, мы налегке. И… капитан… если вас будут спрашивать… не говорите, что взяли пассажиров.
Улитка приподнял кустистую бровь:
— Насолил кому? Задолжал?
— Считай так. Но будь уверен, тебе заплачу честно и сразу, как покинем город. И за молчание добавлю. Так как?
— Никого не знаю, ничего не видел.
— Вот и ладно.
Покинув 'Болтунью', Шут незаметно оглядел набережную, но парня-разведчика не увидел. Сам он натянул шляпу пониже и поспешил слиться с толпой, убеждая себя, что ничем не отличается от сотен других мужчин, многие из которых также вели в поводу лошадей. И все же он попетлял немного между узкими улочками, прежде, чем направиться к постоялому двору.
17
По пути Шут пытался успокоить себя, что это совсем не просто — найти кого-то в таком большом городе как Улей. Но никакие доводы не помогали. Тревога кусала за пятки дикой кошкой, заставляя сердце биться все чаще. Что предпримет Руальд? Ведь с него станется запретить кораблям выходить из порта. Или хотя бы издать указ об обязательном досмотре всех судов, покидающих Золотую и Улей. При мысли об этом Шуту становилось душно. Сколько уже разведчиков разослано по окрестностям? И сколько рыщет в портовом городе?
Подъезжая к гостинице, он увидел возле дверей какое-то странное скопление народа, до ушей Шута долетели громкие возгласы. В груди его точно огнем полыхнуло, сердце гулко застучало в висках. 'Неужели нашли? Так быстро?! … Но когда он приблизился, то глубоко выдохнул от облегчения — оказалось, какой-то незадачливый малый уронил на мостовую крынку с цыплятами. Резвые птенцы брызнули во все стороны, и теперь парень пытался собрать их в подол фартука, потому что крынка разлетелась вдребезги. Однако когда он нагибался за одним цыпленком, другой вываливался обратно на мостовую. Люди вокруг уже икали от смеха. Только одна сердобольная тетушка расщедрилась и вручила парню высокую корзину с непременным наказом вернуть.
Шуту было совсем не смешно. Утерев выступивший на висках пот, он отвел гнедого в стойло и препоручил заботам местного конюха. Тому хватило одного взгляда на коня, чтобы с немым укором неодобрительно покачать головой. Шуту, конечно, было стыдно за такое обращение с животным, но что он мог поделать? Дал конюху 'наградных' и поспешил скрыться от его обвиняющего взгляда.
Лестница на второй этаж, где они сняли комнаты, скрипела под ногами, выдавая возраст заведения. Снаружи гостиница выглядела почти как новая, но внутри только слепец не заметил бы исшарканных полов и потемневшей от старости мебели. В номере, что они заняли, на стенах висели потускневшие до серости гобелены, а кровати похоже знавали местных горничных еще молодыми девицами, которые не только перестилали их, но и делили порой с постояльцами за умеренную плату. И все же Шуту гостиница понравилась — здесь было чисто. Господин Утка клятвенно заверил гостей, что в его постелях не скрываются клопы, а это очень не характерно для Улья, где скопище людей и животных не мыслилось отдельно от грязи и паразитов. К тому же, если их будут искать, то начнут с дорогих постоялых дворов.
Шут настороженно стукнул в дверь, из-за которой не доносилось ни звука. Ответом ему была тишина. Он нахмурился и толкнул створку. Заперто, конечно. Пришлось опять спуститься в полную обедающих харчевню и найти хозяина.
— Эй, господин Утка, ты мою жену не видал ли? — владелец аккуратно поставил только что вытертую глиняную кружку на прилавок и обернулся к Шуту, который пытался перекричать царивший вокруг гомон и звон посуды. Он был некрупным толстяком и, казалось, во всем соответствовал своему имени, но за внешней мягкотелостью Шут прекрасно видел крепкий характер, без которого держать заведение в портовом городке было бы просто невозможно.
— Хо, так они уже часа два как ушли с мальчишкой, — Утка пожал плечами, дескать, ничего не знаю, провожатых не посылал. Шут помянул демонов и попросил отпереть ему комнату.
— Да не переживайте, господин, куда они денутся? — хозяин неспеша отыскал ключ в ящике под стойкой и отдал Шуту. — Придут. Вот если б под вечер пропали — тогда худо, вечером у нас на улицах неспокойно… Все же порт. Кого только ни принесет… — шевельнув под губой языком, он выразительно обвел взглядом своих посетителей.
Шут невесело кивнул и пошел обратно наверх.
Комната встретила его звонкой полуденной тишиной. Кружились в солнечном свете пылинки, вещи были аккуратно сложены на большом сундуке. Шут снял плащ и шляпу, а потом придвинул к окну, откуда была видна улица, старый табурет и оседлал его — решил дожидаться, глядя на дорогу. Но вскоре он, сложив руки на подоконнике, опустил на них голову и устало прикрыл глаза.
Шуту казалось, он сделал это лишь на миг, но когда его разбудил скрип двери и звонкий смех королевы, солнце уже миновало зенит, а по комнате стелились длинные тени.
Он сонно тряхнул головой и сказал с укором:
— Наконец-то! Долго же вы ходили.
Элея усмехнулась: