— Тебе будет трудно, всегда будет трудно. Гораздо хуже, чем теперь, потому что колотушки Ларса — это, на самом деле, такой пустяк… Ты поймешь это, когда станешь взрослым, когда люди будут ломать тебя не из любви, как сейчас, а просто так. Походя. Им будет плевать на тебя, просто твоя непохожесть станет бельмом у них в глазу. Потому что сами они давно растеряли свой свет… Ты поймешь тогда, что твои сегодняшние слезы — это как ледяная вода, что укрепляет тело. Сначала тебе холодно до смерти, но когда придет зима, ты не простудишься, и лихорадка не застанет тебя где-нибудь в лесу, где нет ни одного лекаря, и смерть может прийти по-настоящему. Так и эта боль. Она нужна тебе, она сделает тебя сильным. И когда придут настоящие испытания, ты выдержишь их. Только прошу тебя, мальчик мой милый, никогда не желай стать таким, как все!.. — Дала обняла Шута так крепко, что ему показалось, она боится выпустить его из рук. — И не забывай, тебя всегда будут окружать разные люди… не только те, кому ты неугоден, но и другие… Те, что поймут тебя, кто тебя полюбит таким, какой ты есть. Добрых людей много, мой малыш.
Он и сам знал, что много… Но много было и тех, кто так часто бросал ему в лицо: 'Ты — убожество! Ошибка природы'… бросал только за то, что Шут не желал ни с кем драться и был слишком хрупок и нежен лицом для мальчишки.
С тех пор прошло много лет. Глядя на улицы Тауры из окна экипажа, Шут подумал, что прежние страхи и убеждения, взятые из детства, давно уже стоило пересмотреть…
'Ведь не обязательно ломать себя, — думал он, вспоминая своего нового знакомого. — Вовсе не обязательно… и то, что казалось ему в детстве невозможным, теперь виделось иначе…
17
К большому облегчению Шута в замке его не стали утомлять традиционными приветственными церемониями. Мужчина, в чьем сопровождении он проделал весь путь от причала до своих новых покоев, извинился от лица короля и объяснил, что все почести гостю воздадут вечером на празднике. Шут лишь плечами пожал, его вполне устраивала возможность побыть наедине. Конечно, очень хотелось увидеть Элею, но он понимал, что королеве сейчас не до него. Да и вообще… Почему он решил, что она будет так уж рада его приезду? Что за глупая самонадеянность дала ему основание так думать?
Покои, отведенные Шуту в Брингалине, были поистине великолепны. Он предполагал, что ему предоставят не самую захудалую комнату, но в этой опочивальне, как и в каюте 'Стремительного', судя по всему, гостили особы весьма благородных кровей. И первое, что увидел Шут, был его старый дорожный мешок. Развязав тесемки, он обнаружил все ценные вещи на месте. Ничего не пропало, более того, мешочек с деньгами стал тяжелее раза в два. Сначала Шут растерялся и как-то даже огорчился, но потом подумал, что устраивать сцены и добиваться ответа, за какие это заслуги его так одарили, нет смысла. В лучшем случае ему скажут, что он все выдумал и деньги эти — его собственные.
Хотя морское путешествие не было особенно утомительным, Шут чувствовал себя ужасно уставшим. Не удосужившись раздеться, лишь сбросив плащ, он повалился на кровать и почти тот час же крепко уснул. Снилась ему Руальдова плаха, громкий злой смех Давиана и бледная Элея с окровавленными руками. Она плакала и уверяла Шута, что не желала королю смерти. Поняв, что все уже свершилось, что Руальда больше нет, совсем нет, Шут горько заплакал и от этого проснулся. Наяву лицо его было сухим, но острое чувство потери какое-то время еще сдавливало грудь, пока он окончательно не осознал, что кошмарное видение было лишь сном.
Король еще жив.
Но боги! Как ему плохо!
Одиночество. Отчаяние… Но это были вовсе не его, не Шута мысли и чувства!
Ему вдруг показалось, что он снова открыл глаза по-другому, хотя он этого вовсе не делал. Волна чужих ощущений захлестнула его, на несколько страшных мгновений лишив понимания, кто он и где находится. Впрочем, наваждение прошло быстро, оставив отчетливое понимание необходимости спешить. Он нужен королю. Нужен, как никогда раньше. Нужен не шутом, а другом…
Изумительно простая логика построения замка позволила Шуту быстро сориентироваться и понять, как добраться до нижних уровней, где обычно находятся темницы. Наверное, в этот момент, устремленный к своей цели точно стрела, он и впрямь напоминал блаженного безумца, каким его мнили в Солнечном Чертоге.
— Мне нужно увидеть короля, — заявил он стражнику на входе в тюремные помещения.
Дюжий парень с ручищами, как у Шута — ноги, уставился на неожиданного визитера так, словно тот был говорящей зверушкой.
— А кто ты такой? — задал он вполне резонный вопрос.
— Я его шут, — а что еще он мог ответить…
— Шут? — парень чуть отстранился, внимательно разглядывая странного посетителя. — И верно… Неужели тот самый? — Шут пожал плечами, не понимая, что имеет в виду его собеседник. — Это ты спас нашу королеву? Ты помог ей бежать из Золотой?
— Ну, я… — он с сожалением начал догадываться, что на Белых Островах его скромным заслугам придали слишком серьезное значение. Радостное возбуждение, овладевшее стражником, моментально утвердило Шута в этой догадке.
'Да, господин Патрик, похоже, ты прославился…
— Мне нужно увидеть короля, — повторил он, предваряя поток вопросов, которые уже готовы были сорваться с языка обрадованного детины.
Стражник вздохнул.
— Не положено…
Шут с тоской подумал, что эту песенку ему уже приходилось слушать. Почему-то она всегда звучит одинаково противно. Ломать комедию, как в прошлый раз, он не увидел смысла — публика была не та. Оставалось либо обмануть, либо подкупить. Но для первого у Шута не было нужного запала, а для второго — денег. Поэтому он просто сел на пол, где стоял и обхватил голову руками.
Решение пришло почти тут же. Простое и до того странное, что Шут решил попробовать из одного только любопытства. Он закрыл глаза и открыл их по-другому. Стражник стоял перед ним такой же большой и широкий — не обойти, не проскользнуть. Но и не нужно. Шут просто встал, подошел к нему и сказал одно единственное слово:
— Спи.
И вся эта груда мышц, моментально обмякнув, свалилась на пол. Шут перешагнул через детину, машинально нашел ключи в его необъятных карманах, и только потом вновь закрыл глаза, чтобы открыть их обычным образом.
'Как просто! — думал он, отпирая замок и отворяя дверь на лестницу. — Неужели я действительно это сделал? Но как?! — он и в самом деле не мог понять этого до конца.
Только когда Шут, стремительно перепрыгивая через три ступеньки, спустился на пару пролетов ниже, он понял, что забыл спросить, где находится король. Шут стукнул себя кулаком по лбу и обругал дураком. Не кричать же теперь на все подземелье, в ожидании, пока Руальд откликнется. Наверняка, там, где его держат, есть еще парочка стражников, которые очень удивятся, услышав, как их пленника зовут по имени.
Что же делать? Понятно что…
На этот раз переход в иное состояние сознания дался Шуту не так легко. Он увидел Руальда, но после этого еще какое-то время сидел, прислонясь к стене, и пытался совладать с головокружением. Мир никак не желал прекратить свое вращение. В конце концов, Шуту надоело ждать, пока пол и потолок займут положенные им места, и он медленно двинулся в нужную сторону. Это оказалось верным решением — вскоре в глазах у него более-менее прояснилось и даже дышать стало легче.
'Я иду, Руальд. Я иду! — Шут очень надеялся, что король, его услышал, ибо отчаяние, что он излучал, уже было невозможно терпеть.
Короля действительно караулили еще два стражника, но Шута они пропустили почти без слов, лишь тщательно обыскали, прощупав каждый шов. Вероятно, одного того, что он попал на эти уровни, было достаточно для права увидеть заключенного. Камера, где на полу, скорчившись точно от боли, сидел Руальд, была вовсе не так ужасна, как та, что досталась Шуту в Золотой. Это была почти нормальная комната, разве что без окон, но зато с камином, кроватью и ужином на столе. Шут сразу понял, что король не притронулся к еде. Когда он вошел, позволив стражникам закрыть за собой дверь, Руальд даже не двинулся, так и продолжал сидеть, обхватив голову руками. Шут вздохнул и сделал шаг к столу. Он налил вина в чашу и, скрестив ноги, сел прямо перед Руальдом.
— Ваше Величество, если вы не будете есть, скоро даже я вас не узнаю.
Пожалуй, и явление пылающего демона не произвело бы на пленника большего впечатления: король вздрогнул всем телом и, вскинув на Шута полные тоски глаза, застыл в изумлении.
— Патрик! — с трудом промолвил он наконец. Чем дольше Руальд смотрел на нежданного визитера, тем более осмысленным и живым становился его взгляд.
— Ну да, это я, — Шут подал королю чашу. — Выпейте, а то на вас глядеть страшно.
— Патрик… — Руальд взял вино, но как будто даже не заметил этого. Он продолжал таращиться на своего шута так, словно тот и впрямь был явлением призрачного мира. — Как ты здесь оказался?!
— Да я тут вроде почетного гостя…
— Хвала Отцу… Я уж подумал, ты тоже попал в плен.
— Нет… Но, Ваше Величество, что же случилось с вами?! В Золотой все гадают, как вы умудрились так подставиться?
— О, Пат… Я и сам себя спрашиваю об этом целыми днями… Не знаю! Словно чужие мысли отуманили мой разум… Я вдруг решил, что сидеть в замке постыдно и недостойно короля. Уж и не знаю, почему… А за стеной все произошло так быстро… В какой-то момент те, кто был со мной, исчезли, и я оказался окружен врагами… — Руальд горестно качнул головой и пригубил, наконец, вино.
Шут смотрел на короля и не узнавал его. Минула всего пара недель, а Руальд как будто постарел лет на десять.
— Что они сделали с вами?
— Ничего, Пат. В том-то и дело. Ничего… Давиан даже не пожелал увидеть меня. Они приносят мне еду и вино, но ни один из островитян не сказал мне и слова за всю дорогу. Как будто меня нет… Для них я уже мертвец…
Шута снова накрыло волной отчаяния, и он отрешенно подумал, что с этим надо что-то делать. Потому что жить, все время ощущая чужие эмоции, невыносимо. В какой момент он стал таким чувствительным? Нар… это после общения с ней, он начал воспринимать вещи, о которых раньше даже не задумывался.
Как-то она там, маленькая колдунья?..
Шут вернулся к столу, налил еще вина и выпил сам.
— Вот что, Руальд, — сказал он чуть погодя, когда неожиданно крепкий напиток хорошенько ударил ему в голову. — Прекрати ты себя хоронить. А то мне уже дурно от твоих погребальных мыслей, — он аккуратно поставил чашу на стол, который почему-то стал двигаться, как недавно это делали стены в коридорах подземелья, и, чуть пошатываясь, приблизился к откровенно ошалевшему королю. Да, конечно, раньше придворный шут никогда так не разговаривал со своим повелителем, даром что друзья. И вино никогда не забирало его столь сильно и быстро. — Давай я тебе лучше налью еще чуть-чуть, и мы под такое дело немножечко подумаем, как твоему величеству вывернуться из этой ароматной кучи.