Ведунья прикрыла глаза.
— Да, пока не часто. Но эта гадость растет. Раньше-то ты вообще здоровый был, как жеребенок. Верно?
— Ну…
— Ну! Хвост кусну! Вспоминай, кого обидел, — она прищурилась. — Года два назад это было, не раньше. Тогда ты и хворать начал, только по мелочи совсем, так что даже и внимания не обратил.
Патрик покачал головой. Он не помнил.
— И где только ваши целители были? Совсем неумелые что ли?
— Целитель у него замечательный, — вступилась за Архана Элея, — только видит он иначе и лечит по-другому. А Патрик слишком беспечный чтобы того целителя слушать… А ты, матушка? Ты можешь снять проклятье?
Ваэлья вздохнула.
— Могу. Только это вовсе не так просто, как ты, девочка, думаешь.
Патрик слушал их, не пытаясь вставить и слова. Он по-прежнему был растерян и сконфужен, не понимал, о чем идет речь и почему о нем говорят так, как будто он не сидит тут рядом. Элея невольно улыбнулась. Ее первые встречи с Ваэльей были также наполнены удивлением и безуспешными попытками постичь слова ведуньи. Прошло какое-то время, прежде, чем королева научилась понимать, о чем говорит ее наставница.
Но Ваэлья не стала долго мучить шута загадками и недомолвками.
— У тебя есть дар, Патрик. Очень сильный, от природы. Это редкое явление, особенно среди последних поколений. Магов почти не осталось. Увы… Разве что такие самоучки неумелые, как я. А твой дар настолько силен, что, будучи запертым, он не перегорел в тебе.
— Запертым? — шут взволнованно подался вперед.
— Да. Кто-то увидел твою силу и закрыл ее, запечатал, как кувшин. Она в тебе осталась, но ты почти не чувствовал ее, почти не мог ей пользоваться. А тут ведь какое дело — чем больше ты практикуешь, тем сильнее развиваешь ее. И наоборот. Поэтому и невозможно сделать мага из взрослого человека — он слишком много лет подавлял в себе эти способности. Но каждый ребенок приходит в этот мир с ними. Почти каждый может стать магом, в разной степени, разумеется. Большинству, не суждено обрести сколько-нибудь значимую силу. Но все же… А ты так долго не пользовался своим даром, что он должен был уже давно погаснуть.
— Но не погас? — Патрик так разволновался, что от Элеи не укрылось, как дрожит его голос.
— Нет, — Ваэлья пристально поглядела на шута, — и ты сам уже это знаешь. Кто-то помог тебе проковырять дырочку в этой печати. Кто?
— Нар… — он произнес это имя едва слышно, — принцесса тайкуров.
Элея вздрогнула. Она ожидала чего угодно, но только не того, что Пат будет общаться с этой ведьмой. Или она уже прибрала к своим рукам и его?
Ваэлья с задумчивым лицом переплела пальцы и, подперев ими подбородок, пристально поглядела на шута.
— Вот значит как… Она сама себе уготовила ловушку… Неужели эта степнячка так глупа? Не видела, с чем дело имеет? Странно, ох странно!
— Почему ловушку? — удивился Патрик.
— Потому… Как бы тебе сказать… то, что она сделала с твоим королем — очень сложная, опасная магия. Нужно быть весьма талантливой, чтобы овладеть ею. И смелой. Этого ей не занимать, я уже поняла. Собственно, чтоб тебе было ясней… это не проклятье, как все говорят… Проклятье всегда направлено на разрушение человека. А Руальдова тайкурянка использовала нечто вроде приворота, но гораздо более высокого уровня… Насколько я понимаю из рассказов Элеи, чары наложены виртуозно, они проникли очень глубоко в сущность Руальда. Любому другому обладателю Дара крайне сложно сделать что-либо с этим. И не потому, что ее заклятье как-то особенно защищено. Просто его почти невозможно увидеть. Невозможно разглядеть в человеке, что именно с ним не так. Здесь, наяву, ты всегда понимаешь, когда Руальд ненормален, но в том, другом мире, где существуют эти чары, их очень сложно… ухватить… Сложно отличить от того, что составляет истинную сущность короля. Если бы я попробовала исцелить его, то просто не поняла бы, что в нем чуждое. Эту неправильность может увидеть только близкий человек, который очень хорошо знает, каков на самом деле тот, на кого наложено заклятье. Именно поэтому у Руальда почти не было бы шансов стать прежним, если бы не его шут… Такой вот странный человек, в котором все привыкли видеть дурака. А у шута-то оказывается Дар… И еще какой! И вся ирония заключена в том, что открыла этот дар та самая глупенькая колдунья, которая прекрасно должна бы понимать, чем обернется ей это желание пообщаться с себе подобным. Чем обернется ей появление рядом с королем мага, который знает об этом короле почти все. Но я могу ее понять… Конечно, такая находка! Такой самородок. Это притягивает сильнее, чем узы родства. Сильнее, чем любовь… И все же она должна была понимать, что делает.
Взглянув на шута, Элея поняла, что тот, наконец, вышел из оцепенения. И, судя по всему, в душе у него разыгралась серьезная буря. Пару раз Пат открывал рот, чтобы сказать что-то и никак не решался.
— А… почему Руальд так… так изменился? У него же будто стадо ежей в голове! — спросил он в конце концов.
— Потому что эти чары противоречат самой сути его характера. Твой король не таков, чтобы предавать и выгонять близких ему людей… Он, что бы там ни говорил наш Давиан, все равно в душе остается человеком чести, хотя даже ты в это уже не веришь. А тайкурская магия вынуждает поступать его вопреки законам сердца. Разум Руальда сейчас подобен телу о двух головах. Одна велит идти влево, другая — вправо. Заклятье раздирает его душу на кусочки… Со временем это приведет к тому, что на Крылатом троне будет восседать безумец… И его вполне разумная жена…
Элея увидела, как окаменели скулы у Шута, как взгляд его стал острым и твердым.
— Но я же не смогу… — простонал он, уронив лицо в ладони. — Даже если так будет нужно, не смогу причинить ей зла… — И прежде, чем ужасный смысл его слов дошел до Элеи, Ваэлья воскликнула:
— Ну, конечно, нет! Патрик, как ты мог подумать, что я попрошу тебя о таком? Я слишком хорошо понимаю, как устроена твоя душа… — Подавшись вперед, она взяла его руки и крепко сжала. — Нет, мальчик, нет. Не бойся. Тебе не придется делать то, что ты делать не в силах. Речь о другом. Просто однажды ты увидишь чары тайкурянки и сможешь снять. Тебе не придется принуждать ее саму к этому и как-либо ей вредить, — Ваэлья вздохнула. — Если Руальд вообще переживет эту зиму… Суд еще не состоялся. И пока мы больше не будем трогать этот вопрос. Я чувствую, не нужно искушать судьбу. Тело — прежде, потом — душа.
На несколько минут тяжелое молчание повисло в комнате, но долго так продолжаться не могло. Хозяйка решительно встала и сообщила гостям, что печали — печалями, а законы гостеприимства еще никто не отменял. Вскоре пожилая добродушная служанка накрыла небольшой столик, уставив его многочисленными вазочками с чудесными легкими закусками, как любила Элея. За трапезой Ваэлья постаралась разговорить шута и узнать о нем побольше, но приступ откровенности, накативший на него утром, уже прошел — Патрик лишь отшучивался и нес смешную околесицу. Он безо всяких усилий выдумывал чудесные небылицы, обильно сдабривая их шутками и выставляя себя таким дурачком, что вскоре Ваэлья с королевой уже утирали глаза, пытаясь остановить неудержимый смех. Нет, печали никуда не делись, но рядом с шутом они будто отодвинулись на время, потеряв свою остроту. Впервые за долгое время Элея смеялась так искренне, наслаждаясь каждым мгновением этого чаепития.
6
На следующий день королева вновь сидела в любимой гостиной с цветными витражами и, обжигаясь, прихлебывала горячий чай с мятой. Ей не терпелось услышать впечатление наставницы от вчерашней встречи. А Ваэлья, конечно же, разговор оттягивала, расхаживала по комнате, болтая обо всяких пустяках вроде ночного снега, неуклюжести конюха и новых способах ухода за волосами. Когда Элея уже готова была сорваться от нетерпения, ведунья, наконец, опустилась в кресло напротив и, с наслаждением сделав глоток из своей кружки, произнесла:
— Девочка моя, чую, ты сейчас лопнешь, — широко усмехнувшись, она дала понять королеве, что видит ее насквозь. Элея покраснела, опустила глаза в чашку с чаем и сделала вид, будто не понимает о чем идет речь. Однако обманывать Ваэлью она так и не научилась. Поэтому ведунья лишь многозначительно хмыкнула: — Ну-ну. Еще скажи, что тебе совсем безразлично мое мнение.
Элея лишь вздохнула, и наставница сжалилась.
— Он чудесный, — промолвила Ваэлья, враз отбросив маску насмешницы. — Я понимаю, почему все ваши дворцовые прелестницы не упускали возможности пофлиртовать с ним. Будь я помоложе, охмурила бы этого Патрика в первый же день. Не смотри на меня так, дорогая. По-твоему, я не влюблялась никогда? Хо-хо! Было и у меня время, когда я неслась по жизни, бросив поводья… М-да… Но твоего шута мне суждено только учить. Он еще совсем мальчик… К сожалению, я знаю слишком мало, чтобы наполнить доверху этот сосуд… Но что смогу — сделаю для него. Меня, правда, гложут сильные сомнения, пойдет ли это господину Патрику на пользу и улучшит ли его жизнь… Есть у меня кой-какие нехорошие подозрения. Впрочем, поток уже проломил лед и его не остановишь. Смешной любимчик короля, в котором все привыкли видеть дурака, очень скоро поймет, что прежний костюм с бубенцами становится ему мал… Что он вовсе не тот, кем считал себя.
— Но кто же он? — воскликнула Элея.
Ваэлья усмехнулась:
— Пока — просто ощетиненный, замкнутый на себе мальчишка, убежденный в своей исключительной непохожести на других людей и именно за это якобы битый, — она покачала головой. — Недолюбленный глупыш… На самом деле… полагаю, он — кровь от крови древних магов. Помнишь, что я говорила тебе про цвет его волос? Сейчас мало кто владеет знанием о том, что они означают… И ты держи это при себе. Пусть все считают его шутом и дальше.
Элея кивнула.
И все равно у нее в голове не укладывалось до конца — как это? Был просто шут, дерзкий и такой обаятельный насмешник. А теперь, оказывается, он — видящий?.. Пусть даже совсем неопытный, почти беспомощный, но, боги, какое это имеет значение?! Если уж Ваэлья обещала взяться за него — она возьмется. И мало господину Патрику не покажется… И будет дорогой шут до потери сознания осваивать то, чему его по какой-то причине не научили в детстве. И никакие отговорки не позволят ему отвертеться от уроков. Элея вспомнила, как наставница учила ее саму. Конечно, то были совсем другие знания, не имеющие ничего общего с даром, но королева была уверена, что методы воспитания у Ваэльи остались прежними.
— Матушка… скажи, а что за проклятье навесили на Патрика? Я никогда не подумала бы, что его хвори вызваны именно этой причиной…
— Вот ты и скажи-ка мне теперь правду — часто ли ему случалось болеть?
— Нет… не очень часто. Но всегда так сильно. И эти его простуды какие-то уж очень странные. Я говорила с Арханом, нашим лекарем… после того, как однажды нашла Пата без сознания на полу… Этот мудрый старик, сказал мне, что у нашего шута душа не прикрыта. Я не знаю, что это значит, но чувствую… сердцем. Он сказал, что Пат и дальше будет так болеть, с каждым разом все хуже… если не научится защищаться, — Элея вздохнула. — Или, по крайней мере, не заставит себя вовремя и в нужном количестве принимать лекарства… Но вы же видели этого беспечного шута — о какой ответственности тут может идти речь?
Ваэлья тихонько рассмеялась:
— Да уж… Женской руки плуту явно не хватает. Ну да ничего. Он вовремя к нам попал. О, Элея, девочка моя, если бы ты знала, как я ждала этого Патрика!
— Ждала?
— Да… ждала. Конечно, я не знала, что это будет именно он. Но в тот миг, когда ты впервые произнесла его имя, я получила сразу несколько сильнейших знаков. Впрочем, я не ответила на твой вопрос. Честно говоря, милая, проклятие это не очень-то хорошее. Люди, владеющие даром, называют его 'пиявкой'. Оно постепенно вытягивает из человека все соки. Но я уже сказала — твой шут попал ко мне вовремя. Придется повозиться, конечно. За пару дней эту пакость не снимешь. Ну да время у нас есть. Я теперь никуда его не отпущу, пока не приду к убеждению, что парень готов.
— Готов к чему?
— К жизни, девочка моя. К настоящей жизни. Пора ему уже повзрослеть…
7