Элея с грустью поняла, что может статься, больше никогда этого увидит — и Патрик уже не тот, что был раньше, вон какой серьезный стал, и Брингалин — не Солнечный Чертог…
Солнечный Чертог… Отец был прав тогда, годы назад, когда говорил, что Элея полюбит новый дом. Так оно и вышло. И теперь она часто тосковала по прежней жизни, по той жизни, которую узнала с Руальдом. Поначалу она удивлялась излишней роскоши и размаху запросов в Золотой, даже осуждала обитателей Чертога за неуемную любовь к этой помпезности и, сравнивая с отчим домом, находила Брингалин много лучше. Однако, вернувшись на Острова, Элея с удивлением поняла, что успела привыкнуть к новому образу жизни и разница меж двумя дворами, меж двумя столицами уже не казалась ей такой существенной. Она поняла, что ей как будто даже не хватает этого кипения жизни… И не хватает Руальда…
Как не хотела Элея отпускать его в это путешествие к тайкурам! Будто чувствовала… Хоть и делала вид, что все замечательно, в глубине душе была так против этой поездки. Если бы только знать, чем все обернется…
Когда прибыл Дени и сообщил ей о намерении Руальда расторгнуть свадебные узы, Элея просто не поверила. Да как такое возможно, чтобы ее добрый честный муж пошел на такое?! Но капитан не мог соврать… Он стоял перед ней как побитый пес, не смел глядеть в глаза и Элея — смешно сказать!.. — не знала кого больше жалеть, себя или его. И боли было слишком много, чтобы осознать ее, чтобы постичь до конца.
'Моя королева, — промолвил Дени, — вам лучше покинуть Золотую сейчас. Ваш супруг поражен безумием. Я не знаю, как он намерен поступить с вами… Простите… — капитан отчаянно комкал свой берет, не зная куда девать руки. — Прошу вас, будьте благоразумны. Если вы останетесь, я не ручаюсь, что это хорошо кончится…
Но как она могла уехать? Куда? Сбежать к отцу? И что бы Элея сказала ему?.. Что она, королева Закатного Края, покинула земли, вверенные ей народом и королем? Струсила и, поджав хвост, прибежала жаловаться папочке?
Нет. Нет…
Она поблагодарила Дени за заботу и уединилась в своих покоях, чтобы спокойно, без суеты и паники осмыслить произошедшее.
Куда там… от мудрой хладнокровной королевы не осталось и следа… Едва оказавшись в одиночестве, выставив всех фрейлин и служанок, она ничком упала на кровать, и только страх опухнуть лицом не позволил ей разрыдаться. Элея молча глотала невидимые слезы, до боли в пальцах стискивая подушку. Она не понимала, как жить дальше. Не видела выхода. И какой невероятной детской глупостью казались ей теперь все претензии к судьбе, все укоры богам за то, что не дали 'настоящей' любви…
'Дура! — кусала губы Элея, — Дура… не ценила того, что было… все грезила о несбыточном… Примеряла на себя чужое', - только теперь она поняла, какой на самом деле была счастливой, какой замечательный был у нее муж.
Поздно.
Слишком поздно.
Не уберегла своего счастья, потому что не дорожила им никогда. Глупая слепая разиня… А мужчины — они ведь все чувствуют. Может быть, даже не осознают, но чувствуют, когда их любят по-настоящему, а когда — так… Вот и нашлась другая, что оценила Руальда по достоинству.
Грызя себя такими мыслями, Элея даже не испытывала ненависти к той… другой.
Конечно же, она не знала, что там на самом деле было между ее королем и этой маленькой тайкурской ведьмой, но воображение охотно рисовало такие картины, что хотелось обернуться волчихой и выть всю ночь…
Вместо этого она отправилась к мадам Сирень и попросила сшить ей новое платье… такое, чтобы почувствовать себя сильной. Очень сильной. Несгибаемой.
А на обратном пути нашла шута на полу в его неуютной, как будто вовсе нежилой комнате… Нелепого Шута, который был полной противоположностью ее сильному мужественному Руальду, а теперь вот почему-то оказался его единственной надеждой…
Был уже поздний вечер, и Элея давно лежала в постели, когда в дверь кто-то тихо поскребся и до ушей ее донесся звонкий шепот:
— Эй, ты спишь? — деревянная створка приоткрылась и сквозь щель в складках балдахина Элея увидела белокурую фигурку, подсвеченная огнем факелов из коридора.
— Нет, Инн, заходи… — Иния была младшей кузиной Элеи, вместе с супругом она жила неподалеку от столицы, в тихом поместье у реки. Нынче граф Лоим, как и многие другие родовитые господа, прибыл с супругой ко двору, чтобы присутствовать на суде. В детстве сестры были крепко дружны, часто гостили друг у друга и делились самыми сокровенными тайнами. После возвращения Элеи на острова Иния порой приезжала к ней в гости, всякий раз пытаясь развеять неизбывную печаль королевы.
Сестра на цыпочках пробежала через комнату и забралась к Элее в постель, весело пихая ее ледяными пятками. Она была на год младше королевы, и замуж ее отдали еще прошлой зимой. В отличие от рано повзрослевшей Элеи, Иния всегда казалась милым ребенком. У нее были прекрасные светлые волосы с золотым отливом, голубые глаза в длинных ресницах и трогательно-нежные черты лица. Как это ни странно, при всем при том сестра обладала вполне добрым характером, хотя порой ее легкая избалованность и неумение держать язык за зубами выводили Элею из себя.
— А я все видела! — восторженный шепот Инии горячо защекотал ухо королевы.
— Что ты видела? — сразу насторожилась Элея. Она по опыту знала — сестра может сказать все, что угодно, в том числе и просто выдумать несуществующее для потехи.
— Как ты каталась с приезжим шутом! — кровь бросилась к лицу королевы, и она возблагодарила богов за то, что в темноте этого не было видно. — Признавайся, ты влюбилась! Я уже забыла, когда последний раз видела тебя такой счастливой!
— Что за вздор ты несешь, Инн! — Элея рассмеялась, но тут же поняла, что это вышло слишком громко и нервно, так смеются только люди уличенные в чем-то неприличном. Она сердито отодвинулась на дальний край постели и вцепилась в подушку, молясь о том, чтобы дрожащий голос не выдал ее. — Я просто показывала господину Патрику город! — добавила Элея хриплым шепотом, не желая разбудить служанок. Они хоть и неболтливые, но все равно незачем им слышать лишнее.
— Ой-ой… — беззлобно хихикнула Иния, — 'господин Патрик, показывала город'… Лей, ты не умеешь лгать. Лучше сразу признайся, ведь тут и кухарке понятно, что к чему!
— Он шут! — воскликнула Элея, ненавидя себя за эти слова. — Он просто спас мне жизнь, и я обязана ему! Вот и все!
— Ну… — разочарованно протянула Иния, — зря ты так. Я, конечно, не очень понимаю, как тебя угораздило влюбиться в простолюдина, но мне ты могла бы и не лукавить.
Элея молчала, отвернувшись. Перед глазами у нее стояло изумленное лицо Патрика, когда он услышал, что ему даруют титул… Иния тоже была там, но для нее шут все равно оставался простолюдином. Как и для всех. Мало получить дворянство, нужно еще доказать, что ты выучил эти правила игры…
— Инн, я не хочу об этом, — сердито сказала Элея, когда сестра принялась щекотать ее за бока. — Ты бестактная маленькая дурочка…
— Да ладно тебе… — Иния прильнула к ней и сладко потянулась, обвив руками за шею. — Мы же сестры. Я только не знаю, что ты будешь дальше делать. Молча страдать? С тебя станется… Ну да, он страсть какой хорошенький и молодой, но ведь ты-то королева… А Патрик этот кто? По сравнению с Руальдом — просто милая игрушка… Несерьезно…
Элея вздохнула. Слова сестры задели ее, растревожили и лишили покоя. Сама Инн не любила своего мужа, он был пожилой, всегда пах вином, потом и лошадями, имел внушительный живот и лысеющую макушку… Элея содрогнулась, представив себе, что сестра делит постель с этим человеком и, глядишь, скоро понесет от него. Когда Инию отдавали замуж, ее мнения, как водится, никто особенно не спрашивал.
— Можно я останусь у тебя? — будто услышав мысли королевы, прошептала сестра. — Не хочется мне что-то к моему медведю возвращаться…
— Хорошо, — почти не колеблясь, согласилась Элея, но только с одним условием. Ни слова больше о шуте!
Вскоре дыхание Инии стало ровным, она уснула. А Элея все лежала, глядя темноту. Она вновь вспоминала ту ночь, когда 'милая игрушка' господин Патрик вдруг оказался единственным по-настоящему преданным ей человеком. Вспоминала его неистовый взгляд, когда он выдергивал ящики комода, переворачивая их на пол… его отрывистый взволнованный голос, стремительные движения… И этот каменный лабиринт, полный страхов и невидимых опасностей. Ужасней всего был тот момент, когда шут вдруг застыл с остекленевшими глазами, точно околдованный, а потом вовсе оставил ее одну. В тот момент, мучительно вслушиваясь в тишину за дверью, Элея перестала боятся за себя. Лишь умоляла богов уберечь этого странного, такого дорогого ей человека.
Хуже было только прощание на причале, когда королева даже не могла увериться, что с ним все будет в порядке…
Невозможно вложить эти воспоминания в чужую голову. Невозможно объяснить, что значит сидеть с ним рядом в одной карете. Видеть живым, невредимым, слышать его, чувствовать, наслаждаясь каждым мигом, каждым вдохом…
8
В день суда тронный зал Брингалина был полон. Желающих услышать приговор Руальда Третьего оказалось столько, что члены Совета всерьез обеспокоились, как бы люди не передавили друг друга. И все присутствующие были настроены столь агрессивно, что Пат, ставший с некоторых пор ненормально чувствительным, не стерпел этого и поспешил покинуть зал. Вернулся он быстро и уселся в свое кресло рядом с королевой, изрядно попахивая вином. Элея понимала, в чем дело, хоть и не одобряла таких методов решения проблемы. Но сидящая слева от шута тетушка Байри ничего не знала о колдовском восприятии почетного гостя — старая гусыня тут же начала бубнить про падение нравов и молодых людей, которые с утра пьяны. Патрик сделал вид, что ничего не слышит. Он вовсе не был пьян, Элея видела, как ясны его глаза, каким живым огнем они полыхают. Минул всего десяток дней с тех пор, как шут стал ежедневно наведываться в гости к Ваэлье, но ее наставница не теряла времени даром. Патрик менялся с каждым днем, подобно цветку, который вынесли на солнце после долгих дней пребывания в сумраке. И хотя он оставался таким же худеньким и невысоким, Элее казалось, будто шут стал больше. Королева понимала, что это лишь ее субъективное ощущение, но оно было весьма стойким.
Окруженный плотным кольцом хранителей, в зал вошел Руальд. Он остановился перед главным столом, там, где обычно, в добрые дни, было место для танцев. Похоже, ему все-таки удалось совладать со своим отчаянием, либо просто упрятать его поглубже. Король выглядел истощенным, но, по крайней мере, не таким потухшим, как во время первой их встречи в темнице. Он нашел достаточно сил, чтобы привести в порядок свое лицо и платье. Это обрадовало Элею и показалось ей хорошим знаком. Хотя, конечно, она догадывалась, что здесь не обошлось без Патрика, который почти каждый вечер наведывался к Руальду. В отличие от нее самой, не знающей, как и о чем теперь говорить с мужем, Шут продолжал заботиться о своем короле. И мнение окружающих по этому вопросу его не сильно-то волновало. Некоторые придворные неприкрыто возмущались таким странным поведением гостя, не стесняясь говорить об этом в глаза королеве. Но Элея брала пример со своего шута и делала вид, что пересуды злых языков ее вовсе не касаются.
Она, как обычно, сидела по левую руку от отца, а по правую уже заняли свои места члены Совета Мудрых. Лица у этих добрых господ были торжественно-строгие. Элея ясно видела, что все они во главе с Давианом мысленно уже отрубили Руальду не только голову, но и все остальные части тела. Для этого ей даже не нужен был дар как у Патрика.
Шут после вина почувствовал себя настолько лучше, что принялся тихо напевать какую-то странную песенку на непонятном языке. Элея подумала, что стоит легонько пихнуть в бок негодника, пока то же самое не сделала тетушка Байри, добавив в придачу новую воспитательную тираду. Но неожиданно заслушалась — оказалось, у Патрика чудесный голос. А ведь в Золотой он никогда не пел, только горланил неприличные куплеты на дворянских пирушках. Слова песенки также показались Элее удивительно приятными для слуха. Даже тетушка, хоть и поджала губы, но смолчала. Неожиданно королеву озарило — ведь это магия. Такая естественная и незаметная, как солнечный блик на оконном переплете. Как дыхание. Как шелест ветра в зеленой листве…
'О, Пат! — У Элеи перехватило дыхание от осознания того, каким безгранично удивительным стал вдруг такой, казалось бы, знакомый человек. Она-то, дурочка, столько лет гадала, чем же он ее околдовал… за одну встречу, за один миг… А, на самом деле, Патрику не нужны были вовсе никакие магические уловки, он сам — чистое волшебство.
— Дамы и господа! — голос распорядителя громко разнесся по залу, — Его Величество король Давиан Первый, повелитель Белых Островов, приветствует всех и благодарит за оказанную честь. Мы рады видеть вас в этот знаменательный день, когда свершится правосудие и волею богов наказан будет тот, кто поступился законами чести и долга, — по рядам пронесся рокот одобрения, господам дворянам не терпелось услышать приговор. — Слово королю!
Давиан, величественно восседавший на своем троне во главе стола, обвел глазами присутствующих и остановил взор на зяте…
— Ну, что, Руальд, признаешь ли ты себя виновным? — как-то очень просто, почти с усмешкой спросил отец.
Молчание, повисшее над залом, было тяжелей грозового неба.
— Да… — как бы ни было трудно Руальду выдерживать взгляд Давиана, он не отвел глаз. — Да, я признаю себя виновным.
И Элея вдруг со всей отчетливостью поняла, что ее муж не притворяется спокойным. Он на самом деле спокоен и собран. И на самом деле готов подняться на плаху. Без страха и без сожаления. Королева понимала, что Патрик тут уже ни при чем — прийти к смирению можно только своими ногами. Впрочем… это не удивило ее: да, Руальд всегда любил жизнь, но честь для него была превыше всего. А он еще тогда, в темнице, признал свою вину…