— Не печалься, Элея. Я заслужил эту кару. И видят боги, я приму ее безропотно…
Он не лгал. Элея знала это. Как знала и другое — несмотря на видимость душевного облегчения, король испытывал мучительную боль при мысли о том, что станет убогим калекой.
И все же ему хватало мужества улыбаться.
'Сейчас он совсем нормальный, — думала королева, — вовсе не похож на безумца'.
Эту слишком острую, хрупкую тишину нарушил веселый возглас шута:
— Ну, раз уж мы тут так хорошо собрались, давайте все-таки попируем! — он изящным вывертом руки с поклоном пригласил Элею к столу. — Только позвольте я вам салфеточку повяжу! — лукаво стрельнув глазами, Патрик подскочил к Руальду. — Ваше Величество, отдайте салфетку!
Король удивленно приподнял брови.
— Уволь, Пат, я ничего не брал.
— А вот и брали! — ловким движением пальцев шут извлек искомый предмет прямо у Руальда из-за пазухи: с невинным выражением лица потянул белую тряпицу за уголок, пока та не оказалась у него в руке.
— Ая-яй! Не хорошо лгать! — шут погрозил королю пальцем и хотел уже протянуть салфетку Элее, но тряпица вдруг выскользнула у него из рук и упала на каменный пол. — Ах! — воскликнул Пат и нагнулся, чтобы поднять утерянное, однако салфетка странным образом отскочила от него в сторону. Шут вновь протянул руку, и вновь едва только его пальцы коснулись белой ткани, как та непостижимо отпрыгнула еще дальше. — Ну держись! — Патрик лихо гикнул и бросился в погоню за салфеткой, однако стоило ему подкрасться к ней поближе, как беглянка всякий раз ускользала. Руальд и Элея рассмеялись, на несколько мгновений королеве показалось, что они все трое снова в Солнечном Чертоге, и когда Патрик перестанет дурачиться, Руальд привлечет его к себе, как это бывало прежде, взлохматит и без того нечесаные шутовы вихры, обзовет 'дорогим проказником'…
— Элея, — обратился к ней муж, когда блюда с едой опустели, — у меня есть одна просьба… Тебе она покажется странной, да и Патрику тоже… Когда меня схватили, мой меч был при мне. Он и сейчас должен быть у кого-то из ваших воинов. Мне ничего не хотелось бы так сильно, как взять его в руки еще раз. Напоследок…
Она поняла.
Меч Руальда хранился не 'у кого-то', а в покоях ее отца, который был истинным ценителем красивого оружия. Когда она вернулась в его кабинет, Давиан сидел в глубоком кресле у камина и перебирал четки, глядя в огонь. Элея удивилась. Король Островов нередко предавался уединению и созерцанию, но обычно рано утором или после заката. Увидев дочь, он устало вздохнул.
— Еще вопросы, дитя?
— Нет, отец. Только просьба, — Элея ожидала, что Давиан нахмурится, но он спокойно кивнул, как будто ждал этого. — Позволь мне взять меч Руальда.
Король посмотрел на нее с грустью и, протянув руку, снял меч с ручки кресла, где тот, как казалось, висел.
— Я знал, что он попросит об этом, — негромко сказал отец, — Но мне будет спокойней, если рядом с ним в этот момент будут стоять стражники, а ты побудешь где-нибудь в стороне. — Давиан вручил Элее длинный тяжелый меч в красивых ножнах. Королева чуть склонила голову в ответ — это могло означать что угодно. Она не желала давать обещаний, которые не собиралась выполнять.
Увидев свой клинок, Руальд обрадовался точно мальчишка. Он обнажил сверкающую сталь и легко сделал взмах, способный разрубить противника надвое. И пошел кружить по комнате, делая выпады и отступая, замирая и вновь нанося удары звонкой пустоте. Элея заворожено наблюдала за мужем: его движения были плавны и гармоничны, как танец. Чарующий танец смерти. Патрик же предпочел удалиться вглубь комнаты и сесть у камина. Элея и раньше замечала, что шут недолюбливает оружие, но никогда не заостряла на этом внимания и не задумывалась, отчего дело обстоит именно так.
— Э-эх! — выдохнул Руальд, в очередной раз обрушив меч на невидимого врага. И замер вдруг, стиснув точеную рукоять… а потом швырнул меч что было силы об пол, так, что дорогая сталь жалобно зазвенела. — Не могу! — воскликнул он, совсем как Пат обхватывая голову руками, — Нет! Нет… это слишком унизительно… Я же король… я король… Светлые боги, лучше бы они убили меня… Как я смогу жить с этим стыдом…
Он сел, как подкошенный, застонал раненым зверем.
Да… Элея понимала, что такое наказание для честолюбивого Руальда и впрямь — хуже смерти. Она закусила губу. Но как можно было эту смерь допустить? Как?
Когда она осторожно сделала шаг в его сторону, король яростно выбросил вперед ладонь, останавливая ее. Другая его рука, заслоняла лицо.
— Нет! Не нужно… Не нужно слов… не нужно ничего… Пожалуйста, оставьте меня. Я должен побыть один…
Патрик встал первым. Элее показалось, он выйдет, не сказав ни слова, но у самого порога шут обернулся и тихо промолвил:
— Ваша смерть стала бы началом правления Тодрика… — он обернулся к Элее и вздохнул, не глядя ей в глаза. — Идемте, Ваше Величество. Да меч прихватите, а то как бы ваш родитель, упаси боги, не разгневался из-за этой железяки.
Идя за шутом по коридору подземелья, Элея с тоской подумала, что никогда еще не видела его таким потухшим и обреченным.
10
Утро выдалось солнечное и такое ясное, что Элее не верилось, будто в этот день может случиться что-то плохое. Она надела простое платье и сама заплела косу. Королеве было почти все равно, что подумают о ней люди. Она не хотела изображать торжествующую справедливость и желала лишь одного — чтобы это чудовищное представление поскорее закончилось. Ночью она почти не спала, а уснув, видела только кошмары.
Когда Элея вышла на главный дворцовый балкон, что возвышался над городской площадью, отец уже сидел в своем высоком резном кресле. Справа от него, как обычно, заняли свои места члены совета. Патрика она не увидела.
И вновь зазвучали патетичные слова о долге, чести и прочих благодетелях, которые оказались чужды королю Закатного Края. Элея не слушала их и даже не смотрела на распорядителя, ее взгляд был прикован к Руальду.
Король стоял на эшафоте, высоко держа свою снежную голову. И в лице его при всем желании трудно было увидеть страх или отчаяние. О да, это был Его Величество Руальд Третий во всей своей красе. Настоящий король.
Когда лекарь подошел, чтобы заранее наложить жгут на руку ее супруга, случилось непредвиденное.
Прямо на плаху, всклокоченный и дикий, выскочил Патрик…
— Остановите это! — закричал он, бросаясь к Руальду. Едва не падая на него спиной, шут заслонил короля распростертыми руками. — Вы не имеете права! Вы все ослепли и растеряли свою хваленую честность! Вы готовы расправиться с человеком, чья вина лишь в том, что он не уберег свой разум от помрачения! — со своего места Элея отчетливо видела, как сотрясает шута крупная дрожь, какие совершенно безумные у него глаза. — Вы! Добрые, справедливые, берете на себя право судить того, кто в своем недуге давно уже вверен лишь богам! И если так, если вы судите невиновного, так какая вам разница кого?! Я — заберу участь моего короля! И вы не посмеете отказать мне в этом праве! Все, что вы решили сделать с ним — делайте со мной, ибо я так же виновен, как и он, я такой же безумец! — рывком шут закатал рукав своего дублета и рухнул на колени перед старой деревянной колодой в черных потеках высохшей крови. Элея с ужасом увидела, как он вытянул свою тонкую руку, вцепился пальцами в обгрызенный топором край чурбана.
'Нет! Это слишком! Они не могут наказать его!
Она метнулась взглядом к отцу — Давиан медленно тяжелел лицом, пока не стал похож на страшного разъяренного вепря. Но прежде, чем он успел сказать хоть слово, Руальд в ярости схватил Патрика за шиворот и попытался отодрать от колоды.
— Пат! Демонов рогатых тебе в глотку, клятый дурак! Пошел вон отсюда! Да ты за кого меня держишь! Думаешь, я пал так низко, что буду стоять и смотреть, как тебя безвинного тут разделают? — ворот шутовой куртки затрещал, но сам Патрик намертво вцепился в чурбан, лицо его было белее полотнища, глаза стиснуты так, что кажется вот-вот заплачет. — Поди вон отсюда, не нужно мне вашего милосердия! — Руальд уперся сапогом в колоду и дернул еще раз, отодрав таки своего 'спасителя' от деревяхи. И тогда Патрик взвыл точно и впрямь полоумный, вцепился в Руальдов камзол, как дитя в мамкину юбку:
— Не дам! — закричал на всю площадь. Глядя на него Элея впервые за все время подумала, что Пат и впрямь немного блаженный, не от мира сего… У нормального человека не может быть такого взгляда… — Где же это дозволено, в каком законе писано, чтобы за безумие — за безумие! — казнили?
— Довольно, — рявкнул Давиан. — Замолчи! Коли закон не даст мне наказать обидчика, я сделаю это сам! — он сорвал плащ и, выхватив меч из ножен, стремительно направился к широкой лестнице, ведущей вниз. Столпившийся на площади люд расступился перед королем, когда тот, тяжело печатая каждый шаг, вышел к плахе. — Спустись сюда, Руальд и в честном бою докажи свою невиновность! Подайте ему меч!
Элея прижала пальцы к губам — все обернулось еще ужасней, чем было! Как знать, кто теперь ляжет мертвым на холодные площадные камни?! Который из двух королей уже не покинет места битвы?..
Руальд хмуро вышел в круг, образованный гудящими от возбуждения зрителями. Хранители едва сдерживали их натиск. Он молча взял чужой меч, глянул на противника исподлобья.
— Я не могу отказать тебе в этом поединке, Давиан… — глухо сказал Руальд, — Но знай, что я не ищу доказательств своей правоты. Я по-прежнему признаю свою вину, — он встал в защитную стойку, всем видом показывая, что не намерен нападать. Но королем Белых Островов, похоже, тоже овладело такое популярное в этот день безумие. Он уже не задумывался о том, как встречает его противник: замахнулся от плеча и обрушил на Руальда чудовищной силы удар. Тот успел прикрыться, однако в следующий миг Давиан вновь поднял клинок, на сей раз закричав:
— Что же ты отступаешь, Руальд! Бейся! — и снова меч прочертил в воздухе свистящую дугу. Снова лязгнул металл о металл.
А в третий раз Руальд вдруг закрыл глаза и остался недвижим. Дружный возглас толпы спугнул стаю птиц на вершине невысокой башни и они хлопая крыльями устремились прочь, когда удар Давиана наконец нашел свою цель. И только Элея, давно забывшая, как дышать, отчетливо увидела, что в последний миг отец остановил свою руку и смертельный его выпад обернулся едва заметным прикосновением. Не таков был король Белых Островов, чтобы убивать беззащитного противника. Кровь брызнула на камни, но рана, нанесенная им, хоть и была ужасна, не несла в себе гибели. Она пришлась на пару ладоней выше локтя. Зажимая плечо рукой, Руальд медленно осел наземь, глухо застонал, а Давиан, злой как зимний медведь, не оглядываясь, устремился прочь.
Элея никогда не видела столько крови… Лекарь подбежал к ее мужу и принялся бинтовать то самое место, куда прежде хотел наложить жгут… Руальд что-то пытался сказать ему, но слишком ослабел от боли и лишь уронил голову на грудь. Еще миг — и сознание оставило короля.
Она не помнила, как добралась до своих покоев. Элея пришла в себя только когда кто-то постучал в дверь. Ответом на короткое 'да' королевы, створка медленно отворилась, впуская шута…
— Чего тебе, Патрик? — тихо спросила Элея. Она не ожидала увидеть его сейчас.
— Вы… так внезапно исчезли, — он робко крутил бубенчик на вороте, стоя у порога. — Я беспокоился. Решил узнать, как вы…
— Я… в порядке, — с трудом промолвила королева. — Заходи, чего же толчешься у двери… А что Руальд? Разве не с ним ты был.