13
— Почему ты избегаешь Нар, Патрик? — король поставил очередную фигуру на башенку из других таких же. Была уже глубокая ночь, но королю не спалось и он коротал часы в обществе своего шута и бутылки сувартийского. Они даже не играли, просто выстраивали на доске для 'престолов' столбики из фигур — кто выше. Забава была детская, но нравилась обоим. В основном тем, что не требовала умственных затрат и позволяла свободно говорить о самых разных вещах. Последний вопрос, однако, застал Шута врасплох.
— Да разве я избегаю?.. — попробовал выкрутиться он. Шут, в отличие от короля, бессонницей не страдал и давно уже свалился бы спать, но теперь весь сон с него как рукой сняло.
— Да, — коротко ответил Руальд и утвердил еще дну фигуру на вершине башенки.
'Ну вот… — тоскливо подумал Шут, — такой был хороший вечер… — лгать королю он не мог, говорить правду — тем более. Наставница просила его никому не рассказывать о своих способностях, и Шут чувствовал, что эта просьба действительно важна.
Вместо ответа он достал из-за пояса небольшую свирельку, которую вырезал недавно, и заиграл тихую, переливчатую, как журчание ручья, мелодию из тех, что всегда нравились королю. Руальд задумчиво двинул одну из фигур, а потом подпер лицо ладонью и устремил взгляд куда-то в дали, видимые ему лишь одному. Шут играл, бережно выпуская на волю звуки, а сам смотрел на короля и искал в нем прежнего Руальда, того смешливого открытого человека, каким тот был еще несколько месяцев назад. Лишения и горести навсегда изменили облик короля — глаза его стали жестче, лицо заострилось, утратив все юношеские черты. Теперь никто не назвал бы его озорным и несерьезным, как это бывало прежде. Шут знал, что по ночам Руальду нередко снятся кошмары и лекарь дает ему какое-то особенно забористое зелье, от которого король спит так крепко, что утром его нельзя добудиться. Знал он и то, что Нар не могла облегчить этих ночей, не смотря на ее силу. Возможно, ей мешали собственные чары, а может статься потаенная боль Руальда была слишком велика для маленькой колдуньи.
Последний звук растаял под высоким сводом комнаты, и какое-то время комнату полнила тишина. Только ветер свистел за окном, да потрескивали дрова в камине.
— Сыграй еще, Патрик… — произнес наконец Руальд. Шут кивнул. Подобрал под себя ноги, удобней устраиваясь в кресле, и вновь поднес флейту к губам. Он не особенно любил чужие мелодии, особенно читать их по нотам. Это казалось Шуту скучным. Обычно он просто импровизировал, нащупывая каждый новый звук не пальцами, но душой.
— Знаешь, Пат, мне кажется, я понял, почему ты выбрал такую роль в жизни… — сказал вдруг Руальд. Не переставая играть, Шут заинтересованно поднял бровь. — Ты не приемлешь путь воина, но быть беззащитным в нашем мире очень уж невесело. Маска дурака дает тебе то же, что и меч у пояса обычному мужчине. Это твой способ оградить себя от насилия, не так ли? — король смотрел на него задумчиво, без улыбки. Шут кивнул и опустил флейту.
— Так, — ответил он.
— Но Пат… — Руальд глубоко вздохнул, — ведь эта броня не безупречна. Взять хоть моего брата. Не запрети я ему трогать тебя, разве твои бубенцы стали бы для него препятствием?
Шут живо вспомнил летнюю охоту и изодранный в клочья костюм. Он печально покачал головой.
— Нет, конечно… не безупречна.
— Вот и я о том. Тебе уже давно не пятнадцать. Ты сильный, ловкий, только прикидываешься хилым слабаком. А ведь на самом деле тебе ничего не стоило бы отлупить Тодрика, случись вам сойтись в кулачном бою… Пат… может быть тебе пора научиться хоть чему-то? Пусть не драться, но хотя бы защищать себя? — под твердым пронзительным взглядом Руальда Шут растерялся и отвел глаза. — Я мог бы сам показать тебе несколько трюков. Поверь, они не сложней тех, что ты вытворяешь на пирушках. Даже через голову прыгать не надо.
Шут пересчитывал подушечками пальцев отверстия флейты и не знал, что сказать. За возможность чаще бывать с королем он мог бы многое отдать… Но учиться искусству боя?..
— Я подумаю, Руальд…
Он засунул флейту обратно за пояс и перевел разговор в другое русло:
— Скажи… а ты никогда не допускал мысли, что Тодрик тебе не родной по крови?
Руальд несколько минут молчал. Шут уже подумал, что не дождется ответа, когда король все-таки обронил тяжело:
— Допускал. Гораздо чаще, чем ты полагаешь. Только что теперь об этом? Тодрик — признанный сын короля Берна и мой брат. Теперь поздно что-то пытаться раскопать. Даже если мать и согрешила, я никогда не посмею бросить тень на ее доброе имя.
— Скажи… ведь он не всегда был таким, верно? — прежде Шут не задумывался, отчего Тодрик обладает столь дурным нравом, но теперь, после знакомства с Ваэльей, он на многое стал смотреть иначе.
— Нет, конечно, — взгляд Руальда опять сделался задумчивым и далеким. — Пока он был мал, мы жили как настоящие братья. Вместе играли, делили одну комнату. Когда мать умерла, Тодрик долго боялся спать один и приходил ко мне в кровать. Сам понимаешь, в пять лет это незазорно… Я до сих пор помню, как мы шептались в темноте, как я рассказывал ему всякие истории… про рыцарей, волшебников… про дальние странствия и походы… По утрам мы прыгали на перинах и бросали друг в друга подушками. Я любил его, Патрик! — король с болью посмотрел на Шута. — Я очень любил его. Я берег его, как должен беречь старший младшего… Да, я порой хвастал и красовался перед ним, но ведь так делают все мальчишки! Я еще не встречал братьев, которые бы не дрались и не делили все начиная от конфет и заканчивая родительской любовью… Разве я виноват, что отец так и не принял его?
— А с чего все началось, Руальд? Что стало причиной вашего разлада?
— Ох, Патрик… — король невесело усмехнулся, — если б я мог отыскать, вспомнить тот день, то уж верно нашел бы и нужные слова, чтобы вернуть брата… Но боюсь, воды утекло слишком много, ее уже не собрать, не поворотить вспять… Ума не приложу, что мне теперь с ним делать!
Какое-то время они молчали, пока в комнату с осторожным стуком не заглянул слуга. Он поклонился королю и обратился к Шуту:
— Господин Патрик, — тихо сказал немного сонный мужчина, — не могли бы вы проверить, что происходит в вашей комнате? Мой хозяин жалуется, что из-за шума невозможно спать…
— Эээ? — Шут недоуменно приподнял бровь. — Вы хотите сказать, кто-то сейчас находится в моей спальне?! — соседние с ним покои занимал писарь господин Илес, человек пожилой и чутко спящий…
— Именно так, с вашего позволения…
— Что за вздор! — Шут вскочил из кресла. — Кто может там быть? Я запер комнату, уходя!
— Пойди проверь, Патрик, — нахмурясь сказал Руальд. — Да возвращайся назад, коли все в порядке. Тут еще немного вина осталось. Доиграем кувшин.
Шут кивнул и поспешил к себе.
Свечи взять он забыл, а камин почти погас, поэтому, отворив дверь, Шут пару минут стоял на пороге, не решаясь войти. Но потом обругал себя трусом и ступил в темную комнату. Там было тихо. Угли едва тлели, не давая света. Слова слуги показались Шуту нелепой выдумкой. Он запалил свечу, затем другую, третью и огляделся.
Ничего.
И никого.
Тишина.
— Что за глупости… — пробормотал Шут, поводя свечой над углами. Заглянул даже под кровать и в шкаф. — Верно, кто-то решил позабавиться надо мной… Кто? — он почесал согнутым пальцем переносицу и пожал плечами — долго гадать.
Задувая свечи и запирая комнату по-новой, Шут широко зевнул и, потерев глаза, подумал, что беседу с Руальдом надо заканчивать.
'Пожелаю ему доброй ночи, — подумал он, — и вернусь. Так спать хочется, хоть на пол падай…
Как назло впервые заело замок на двери. Пыхтя и сердито отбрасывая спадающие на лицо волосы, Шут провозился с ним еще не меньше четверти часа.
Когда он вернулся, Руальд и сам уже задремал в своем кресле. Но проснулся сразу же, как Шут уселся рядом.
— Утро близится… — промолвил король, потирая лицо и часто моргая. — Давай-ка уже спать… — договорить он не успел, громкий крик взрезал тишину ночи.
— Что это? — Шут тревожно приподнялся в кресле. — Особо страстные любовники?
— Да что ты, Патрик! — король вскочил на ноги. — Это вовсе не походит на крики страсти! Так можно кричать только от боли! Ты либо и впрямь дурень, либо не слышал никогда ни того, ни другого! — с этими словами он стремительно рванулся из-за стола, опрокинув доску и рассыпав по полу все фигуры. Шут испуганно отпрянул, но тут же поспешил следом за королем.
Крики доносились из южного крыла. И чем ближе, тем ясней становилось, что эти звуки действительно порождены нечеловеческим страхом и болью. Пока Шут бежал за королем, он видел краем глаза, как распахиваются двери спален и испуганные придворные выглядывают, пытаясь понять, что случилось.
Едва только оказавшись в южном крыле дворца, Шут понял, что крики доносятся со стороны опочивальни принца, коридор был наполнен дымом.
— Это пожар! — воскликнул Шут. У двери Тодрика уже суетились гвардейцы, пытаясь взломать замок отмычками.
— Тод! — король слепо отшвырнул одного из них и яростно дернул дверь на себя, будто не понимая, что та заперта. — Где?! Где ключ? — Руальд отскочил в сторону и с разбега попытался выбить тяжелую, окованную железом створку. Это было так же бессмысленно, как если бы он попробовал сдвинуть скалу.
— Ваше Величество, эту дверь не сломать без тарана! — дрожащим голосом произнес один из гвардейцев. — А ключ никто не может найти…
— Так найдите таран! — король был страшен. А исполненные муки вопли Тодрика еще страшней.