Шут хотел ей ответить, что тоже по-прежнему предчувствует беду, но вдруг моргнул и, жадно схватив воздух, сел наземь. Возвращение в обычный мир получилось странно болезненным и внезапным. Как будто кто-то ударил его по голове. Он даже огляделся, но никого, разумеется, не увидел. Между тем, солнце уже почти село, его огненный край едва выглядывал из-за кромки леса. На усадьбу опустились сумерки, принеся с собой прохладу и безмерное количество комаров. Шут не стал больше задерживаться. Потирая укушенные руки, он поднялся с травы, бросил последний взгляд на окна — которое из них ее? — а потом выбрался обратно за стену и, спасаясь от злобствующих перед дождем насекомых, быстро побежал обратно к домику.
Когда он, тяжело дыша, вернулся, Шелк, нетерпеливо прядая ушами, дал понять хозяину, что тоже не прочь порезвиться. Шут приласкал вороного, угостив его половинкой сахарной булочки, которую припас накануне. Коржик изрядно подсох с того дня, когда Шут купил его у пекаря в деревушке, но конь был рад и такому угощению. Шут тоже. Он отпустил жеребца, а сам развел костер и принялся готовить ужин.
Больше Шут к усадьбе не ходил. Интуиция подсказывала ему, что теперь нужно просто ждать.
И он ждал.
Ждал, когда его видение станет настолько ясным, что хватит одной встречи с Руальдом, чтобы сломать его проклятье. Одной встречи, одного мига…
Что будет потом, Шут представлял себе весьма смутно. Остаться бы живым… Тогда можно будет вернуться на Острова, жить у Ваэльи. Учиться. Хоть ведунья и уверяла его, что она знает слишком мало, а сила ее невелика, все же она могла дать ему значительно больше, чем предполагала сама. И прежде, чем искать другого наставника, стоило убедиться, что он на самом деле уразумел все, чему учила его эта женщина. А пока это было совсем, совсем не так… Шут прекрасно отдавал себе отчет, что не запомнил и половины из того, о чем толковала ему Ваэлья. Он только-только начал осознавать, как вообще управляться со своим даром — непослушным, непредсказуемым, таким изменчивым… И вопросов у него был целый ворох.
А настоящих-то магов — поди найди… Где они? Кроме Нар, Шут не слыхал ни о ком. И сама тайкурская колдунья сказала, что знает лишь пару человек, равных ей по силе. Разумеется, они тоже были из Диких Княжеств, куда ни один нормальный человек по своей воле не сунется. А в Закатном Крае людей, наделенных Даром, почти не осталось. Лишь редкие ведуны, которым даже с Ваэльей не тягаться… Никакого внятного объяснения, отчего так вышло, не имелось. Вот в Заморье все понятно — там всех, кто владел Силой, поголовно жгли и резали, во имя якобы их бога, которому чем-то не устроило наличие у заморцев магических способностей. Даже подумать страшно… Но на просторах Внутренних Королевств, включая и Закатный Край, такие гонения никто не устраивал. Никогда. Магия просто покинула эти земли…
В сказочках, которыми принято потчевать детей, все толковалось просто — мол, перестали рождаться люди со способностями к Дару. Однако стараниями Ваэльи Шут прекрасно знал, что это полная чушь — магом может стать если уж не любой ребенок, то каждый пятый точно. Пусть хилым, малосильным поначалу, но должное обучение, а после — практика и опыт способны вывести того, в ком есть задатки, на достаточно высокий уровень мастерства. Так что, дело было не в способностях. Люди утратили знание… И даже когда рождались такие, как Шут, наверняка они оставались в неведении относительно своего уникального дара, ибо подданные Королевств редко общались с дикими народами, которые это знание еще хранили.
Конечно, Шут мог бы учиться у Нар… но это едва ли представлялось ему возможным. Когда чары будут разрушены, тайкурянка навряд ли скажет Шуту 'спасибо'. Скорее всего, обозлится так, что как бы самому не схлопотать новое проклятьеце взамен того, что так долго и с трудом снимала Ваэлья. Шут так и не разгадал, кто же подослал ему то славное яблочко со спицей. Два года назад — это очень давно… если он кого и обидел в ту пору, попробуй-ка догадайся, что это был за человек с такими нехорошими связями…
8
Дни бежали незаметно. Лето вошло в полную силу, жаркое и солнечное. Шут стал таким загорелым, что отпала необходимость натираться глиной. Его волосы побелели на солнце, обретя почти такой же цвет, как у Руальда, подошвы ног затвердели, подобно древесной коре, а мышцы обрели небывалую силу и упругость. В какой-то момент Шут с удивлением понял, что никогда прежде не был в такой хорошей физической форме. Жизнь на природе подарила его телу какую-то особую естественную красоту. А может быть Шут просто перестал наконец считать себя убогим.
Он наслаждался каждым днем. Каждая мелочь была важна — теплые вечерние дожди, радостное ржание Шелка, красные сполохи земляничники, бабочки над головой, нежный шелест густой луговой травы…
Шут знал — это последний подарок.
И когда дыхание осени коснулось Закатного Края, он был готов.
Шут не понимал до конца, что именно он сделал и как, но за лето его связь с Руальдом стала прочней того каната, что завязывал отец Дейры. Шут чувствовал короля всегда, он привык к его присутствию в своем сознании и уже с трудом представлял, что этой связи может не быть.
Но время пришло. Время вернуть Руальду себя. Полностью. До конца. Разорвав напоследок и эти узы. Как неизбежно руки отпускают перекладину, когда силы на исходе, так и эта умственная связь имела свой предел. И тут уже главное было — не упасть, а сделать тот трюк, ради которого все и затевалось…
В то утро, когда он почувствовал это, на лес опустился такой густой туман, что отворив дверь, Шут замер на пороге, с удивлением вглядываясь в сизую дымку, сокрывшую весь мир. Он свистнул коня и тот нерешительно заржал, но не покинул своего стойла под навесом у дома.
'Странное утро, — подумал Шут. — В самый раз для странных дел…
Он почти наощупь подошел к Шелку и приласкал любимца, пообещав, что все будет хорошо. Но уверенности в его голосе не было, поэтому вороной лишь сердито тряхнул гривой и отвернулся.
— Ну, прости, — прошептал Шут, проводя рукой по черной гриве. — Я не буду привязывать тебя. Если не вернусь — ты всегда сможешь уйти к людям, — он прижался щекой к теплой мохнатой морде, слушая, как стучит где-то под шерстью тонкая жилка. — Пойду, — вздохнул Шут и, не оглядываясь, зашагал прочь от дома, в сторону Лебединого Дворца. Чувство 'раскрывающихся рук' накатывало на него все сильней, Шуту казалось еще миг — и он соскользнет в другое видение, где и все и произойдет.
Не успел он отойти далеко, как туман неожиданно быстро поднялся, рассеявшись под яркими лучами солнца. Будто и не бывало… И Шут вовсе не удивился, когда со стороны усадьбы донеслись голоса охотничьих рогов.
'Что ж, — подумал он, — тем проще. В лесу я без труда найду момент, чтобы увидится с Руальдом лицом к лицу. Я успею. Должен успеть… второго шанса не будет…
Опьяненный уверенностью и силой, отрешенный и почти ушедший в другой мир, Шут бежал легко, едва касаясь земли, совсем как в детстве. Готовность увидеть звенела в нем натянутой струной, наполняла неизведанным прежде чувством решимости и бесстрашия.
И он спешил. Спешил успеть, пока эта энергия не иссякла, не развеялась попусту, пока руки не сорвались с перекладины… Он устал ждать. Устал жить с Руальдом в себе. Больше всего на свете Шут хотел покончить поскорей с этим делом. И пусть его потом схватят, не важно… Больше так нельзя…
— Эй! — Звонкий окрик заставил его замереть, вновь ощутив землю под босыми ногами. Шут резко обернулся. Мир вокруг него пульсировал, и зрение было странно суженным, Шут видел только то, на что смотрел, все остальное расплывалось светлыми вспышками.
'Гвардейцы? Деревенские? — он готов был вновь броситься вперед.
Но меж деревьев стояла Нар.
Ее волосы отросли и завились легкими колечками, в которых теперь сверкали драгоценности, а фигура под свободным васильковым платьем округлилась так, что Шут не мог оторвать от нее глаз. Пока он стоял, не зная, что сказать, Нар подошла и, взяв его ладонь, просто положила ее себе на живот. Она улыбалась и тоже не спешила говорить.
— Почему ты здесь? Одна? — выдохнул, наконец, Шут. Мир медленно обретал обычные очертания. Несколько взмахов ресницами, и белые пятна рассеялись.
— Сбежала от Руальда. Этот мужчина стал так надоедлив. И все его слуги… Захотела побыть одна, — он почувствовал, что под его ладонью что-то упруго двинулось, и испуганно отдернул руку.
— Не бойся, глупый шут… — в голосе Нар не было насмешки, только теплая радость, — сын узнал тебя. Он очень сильный. Все время вертится и стучит пятками в живот. Не дает мне спать… — она тихо рассмеялась. — Этому мальчику не терпится прийти в наш мир.
Шут смотрел на нее и не узнавал. Воительница ушла… перед ним стояла женщина. Королева. Волшебница.
Нар сверкнула на него глазами:
— Я изменилась, да? — усмехнулась, легонько ухватив Шута за белую прядь, что предательски выбилась из-под платка. — Ты тоже не тот, что был прежде. Увидь нас твоя королева — повыдергала бы мне все волосы за такого мужчину!
— Ну что ты мелешь, Нар! — Шут смешался и опустил глаза. Почему-то от этих слов сердце ударило невпопад.
— Я знаю, что. И ты знаешь. Ну да не будем об этом. Только… постой! Ты что, колдовал? Вокруг тебя все так и искрится!
— Н-нет… Нет, — Шут отчаянно дернул головой, боясь выдать себя взглядом или словом.
— У тебя появились новые секреты… Как это похоже на нашего любимчика! Впрочем, дело твое… — она взяла его под руку, будто они прогуливались в саду, и попросила: — Расскажи мне лучше, что ты делал все это время? Почему не уплыл на Острова?
Он рассказал. Но на вопрос ее не ответил.
— Ах ты, плутливый хорек! — воскликнула Нар. — Вот значит как… Неужели Руальд так дороге тебе, что ты не можешь его покинуть? Все время шнырял у нас под носом… Знаешь, а я ведь чувствовала тебя. Всегда. Я думала, у меня помраченье! Как ты сумел быть так близко и не выдать себя?! — она смотрела на него со смесью восхищения и негодования.
— Я очень старался, — невесело хмыкнул Шут. Он уже понял, что судьба подготовила ему странный сюрприз — ломать чары тайкурской колдуньи, похоже, придется в ее присутствии… Готовность сделать это все еще владела им, не смотря на то, что мир вокруг перестал пульсировать.
— Старался! — Нар сердито пнула обломок сухой ветки. Она не догадывалась ни о чем… — От меня-то можно было бы и не скрываться!
— Нельзя, Нар… Слыхала, как у нас говорят? О чем толкуют двое, знает вся Гавань. И… ты сейчас-то не боишься, что нас увидят? Королева на сносях гуляет с каким-то босоногим проходимцем.
Нар тут же взглянула на его голые ступни, перепачканные в земле и травяном соке, и опять рассмеялась:
— И впрямь, босоногий! Нет, мой шут, я не боюсь. Все слуги уехали с Руальдом, а кто не с ним — во дворце. Я ушла тайком. К тому же этот лес такой густой и звонкий, что здесь можно гулять целый день, и никто тебя не отыщет, если сам не пожелаешь.
Он знал это.
— И если что-то случится, никто тоже не отыщет…
— Оставь! Я устала думать о плохом. Я хочу быть свободной! — она отвернулась, спрятав глаза, а потом вдруг воскликнула: — Ты знаешь, что тут есть заброшенная часовня? Даже, наверное, храм. Мы были там с Руальдом пару раз, но он так беспокоился обо мне, что ничего толком не дал осмотреть. Пойдем! Пойдем туда сейчас! Это недалеко, не больше часа в один конец! Я давно хотела подняться наверх.
— Не надо, Нар. Тебе и правда не стоит никуда ходить и тем более лазить по старым стенам…