- Пожалуйста, прошу вас!
Анч вынул портсигар, взял из половинки, где лежали три папиросы,
крайнюю, внимательно посмотрел, нет ли на мундштуке отметки карандашом, и
закрыл портсигар. Но сейчас же, точно спохватившись, вновь открыл его и
протянул профессору:
- Простите за невнимательность... Может быть, закурите?
Профессор заколебался. В нем боролись желание закурить и сознание,
что надо сдержать данное врачу слово.
- Ох, искуситель! - сказал профессор и капитулировал: он взял из
портсигара папиросу.
Анч спрятал портсигар, вынул коробку спичек, чиркнул и предложил
профессору огонь.
Но тот встал, прошелся по комнате, и пока он вернулся, спичка
догорела.
Анч чиркнул другой спичкой. И снова Ананьев не закурил папиросы. Он
ходил по комнате и рассказывал гостю какую-то университетскую историю.
Фотограф прикурил сам и выбросил догорающую спичку, а потом спокойно зажег
третью, держа ее в вытянутой руке. На этот раз профессор взял у него
спичку, разворошил кончик папиросы и закурил, сразу же глубоко
затянувшись.
Если бы в комнате был посторонний наблюдатель, он заметил бы, что с
лица фотографа исчезло выражение глубокого, хотя и едва заметного
волнения. Только в глазах светилось напряженное любопытство. Он посмотрел
на часы. Профессор Ананьев все еще ходил по комнате и рассказывал. Иногда
он останавливался, набирал в рот дым и мастерски выпускал его большими
серо-синими кольцами. Наконец он докурил папиросу, выбросил в открытое
окно окурок и снова сел в просторное деревянное кресло. Это было
единственное кресло в доме, собственноручно сделанное Стахом Очеретом. Оно
понравилось профессору, и теперь он уверял гостя, что в этом кресле его
посещает вдохновение.
Анч взглянул на часы. Прошло десять минут с тех пор, как окурок
вылетел в окно. Глаза фотокорреспондента следили за лицом профессора. В
глубине сознания он повторял заученное: "Неожиданная головная боль, синеют
губы и ногти, отказываются работать руки и ноги". Пока никаких изменений
он не замечал. Но вот профессор потёр рукою лоб и сказал:
- Засиделся, знаете, в комнате. А может, от папирос отвык. Что-то
голова заболела.
- А вы станьте у окна, - предложил Анч.
- Верно. А какое сегодня роскошное море и горячее солнце! Люблю я
наше южное море. Особенно летом.
Профессору хотелось поболтать. Он рассказывал Анчу свою биографию,
вспоминал детские годы, проведенные на этом острове, когда здесь было
всего семь или восемь домишек да одна или две исправные шаланды. Рыбаки
отправлялись в море больше на каюках или ходили с острогой в руках по мели
и выискивали в прозрачной воде камбалу. В домиках царила величайшая
нищета, хотя в бухте было много рыбы, а на острове - птицы. Доставлять
рыбу в город было нелегко, приходилось отдавать все за полцены скупщикам.
Мальчику посчастливилось: когда ему было лет двенадцать, его забрал к себе
дальний родственник, моряк, и отдал в школу. Учился он очень хорошо.