Он снова осушил кубок. И протянул. Пока кубок наполняли, Велисарий небрежно заметил:
- Благородные господа из Константинополя не все правильно поняли, поскольку эти высокомерные аристократы на самом деле не знают, что такое кампания. Когда они последний раз участвовали в войне?
Собравшиеся рассмеялись.
- Кампания, друзья мои, - это когда вы отправляетесь для того, чтобы крушить врага. И делаете это. После того как с врагов покончено - а это называется: выиграть войну - трофеи не представляют проблемы. Но мы не говорим о воровстве. Воровство - это когда воин крадет серебряное блюдо в крестьянской хижине, - с упреком добавил он. - Единственное серебряное блюдо, которое есть у крестьянина. Если оно вообще у него есть. Или его куриц. Трофеи - это богатство империи, отдаваемое завоевателям. Он поднял кубок и махнул им на восток.
- В мире нет империи богаче, чем империя малва. И они также любят путешествовать с комфортом. Поверьте мне. Когда я был в Ранапуре, император малва воздвиг для себя шатер почти такой же величины, как Большой дворец в Константинополе. И вы не поверите, чем он его заполнил! Один только трон он его называл "передвижной" - был сделан из чистого...
Велисарий говорил еще минут десять. Половину этого времени он развлекал собравшихся рассказами о богатствах малва, причем говорил об этих богатствах с удивлением и благоговением - от их количества. Другую половину времени он рассказывал о нерадивости и трусости малва, с упреками и пренебрежением.
Это не было чистой ложью. Но это и не было абсолютной правдой.
К окончанию речи Велисарий осушил еще одну амфору вина. Его слушатели тоже выпили достаточно.
Он посмотрел на солнце. Зевнул.
- А, черт побери. В любом случае уже слишком поздно трогаться в путь.
Он встал.
- Секундочку, ребята. Мне нужно отдать приказ. Затем мы уже сможем по-настоящему выпить.
Воины смотрели на него с открытыми ртами. Полководец не только стоял прямо, причем с явной легкостью, но даже не шатался.
Велисарий пошел к Валентину и Анастасию. Его катафракты оставались сидеть в седле и пролили уже реки пота под палящим солнцем. Они с негодованием смотрели на войска Константинополя.
- Передайте Маврикию: мы отдохнем оставшуюся часть дня! - крикнул он им. - Продолжим путь завтра утром.
Велисарий стал отворачиваться, затем, словно его посетила какая-то счастливая мысль, добавил:
- И скажите моим слугам: пусть принесут вина! Побольше, чтобы нам всем хватило. Хорошего качества, слышите? Мне для этих людей ничего не жалко.
* * *
К тому времени, как появились слуги, ведущие нескольких мулов, нагруженных большими амфорами, в лагере константинопольских войск царило веселое оживление. Все праздновали. Рядом с полководцем собралась большая толпа. Десятки простых солдат, да даже сотни, если считать тех, кто стоял по краям, собрались вокруг офицеров, оказавшихся ближе всего к полководцу.
Когда солнце село, Велисарий приказал снять навес, чтобы все солдаты могли его лучше слышать. После этого продолжал выступать.
Конечно, рассказывал о богатствах малва с одной стороны и военной некомпетентности с другой. Но среди этих мелодий были умело вставлены и другие. Вплетены в канву. Он говорил о большой численности войск малва, которых могут победить только дисциплинированные войска, хорошо знающие свое дело. Он говорил о доблести их персидских союзников и необходимости ни в коем случае не оскорблять их своим отношением, поведением и высказываниями. Он говорил и о себе, как о полководце. У него широкая душа, но когда необходимо, он может быть жестоким.
Но больше всего на протяжении вечера Велисарий говорил о Риме. Риме и тысяче лет его славы. Риме, который часто проигрывал сражения, но редко проигрывал войны. Риме, диком и жестоком, когда требовалось, но в конце концов, империи, подчиняющейся законам. Риме, чей император (тут войска внезапно вспомнили, и не без благоговения, что приятный человек, с которым они пьют, на самом-то деле еще и является отцом малолетнего императора) правит только с согласия тех, кем правит. В особенности это касается тех достойных и доблестных людей, чья кровь и смелость создали и укрепили Рим, и благодаря которым он остается в безопасности и нерушимости на протяжении столетий.
Речь шла о тех людях, с которыми полководец пил вино.
Он осушил последний кубок.
- Пожалуй, мне на сегодня достаточно, - объявил он. Поднялся на ноги медленно, осторожно, но не шатаясь, и посмотрел на коня. - Черт побери, пробормотал. - Ехать слишком далеко.
Он повернулся к Агафию.
- С твоего разрешения, хилиарх, я хотел бы сегодня переночевать здесь.
Глаза Агафия округлились. Он сам встал, шатаясь довольно сильно, и огляделся вокруг. Он был одновременно удивлен и немного смущен.
- У нас в общем-то нет... Велисарий небрежно махнул рукой.
- Одеяло сойдет. Во время кампаний мне часто приходилось использовать седло вместо подушки.
Двое декархов быстро поднялись и отправились искать лучшее одеяло, имевшееся в лагере.
Пока они этим занимались, Велисарий расправил плечи и громко объявил:
- Если вы хотите о чем-то попросить, просите сейчас. Я удовлетворю просьбу, если это в моей власти.
Мгновение люди колебались. Затем один гектонтарх откашлялся.
- Дело в том... я имею в виду тех, кого твои фракийцы тянут рядом с нами. О трупах.
По толпе пробежала волна. В отношении было немного возмущения, даже немного злобы, но ярость отсутствовала.
- Эти парни были не самыми лучшими из нас, - очень твердо заявил Агафий. - Мы все это знали. Не в первый раз так поступили, Тем не менее...
- Все равно не надо их так таскать! - крикнул кто-то.
- Не в этом дело! - рявкнул другой голос. - Они были мерзкими ублюдками. И вы все это знаете!
Снова заговорил тот, кто начал первым.
- Таскайте их сколько хотите, полководец. Только не надо таскать их рядом с нами. Это... неправильно.
Теперь бормотание толпы больше напоминало ворчание. Велисарий кивнул.
- Вполне справедливо. Я прикажу, чтобы их похоронили завтра утром, По-христиански, если мне, конечно, удастся отыскать священника.
Стоящий рядом солдат фыркнул.
- Им, пожалуй, это не поможет. Сатана уже давно положил на них глаз.
По лагерю прокатилась волна смеха.
Велисарий сам улыбнулся, однако покачал головой.
- Это решать Господу, не нам. Они в любом случае будут похоронены по-христиански.
Он сделал паузу, затем снова заговорил. Его мощный голос разносился по всему лагерю, хотя, казалось, он не прилагал к этому особых усилий. Все его внимательно слушали.