Макар Троичанин
Да пошли вы все!...
Повесть
Глава 1
-1-
- Ты чего здесь расселся? – улыбаясь, строго спросил Иван Ильич миниатюрного пса величиной с кошку, вольготно расположившегося у входа на рынок, куда дознаватель повадился ходить каждую субботу за свежим куском говядины и настоящими говяжьими сардельками без всяких красителей и добавок.
Он бы прошёл мимо, если бы не потешная поза, в которой замер смешной пёсик под согревающими лучами утреннего солнца. Маленький мышедав сидел, неуклюже сгорбившись, опираясь на одну ягодицу и подняв задние лапы вверх и в сторону.
- Хозяина, что ли, ждёшь?
Зверь и ухом не повёл на пустые вопросы, внимательно и спокойно вглядываясь большими тёмно-карими глазами в незнакомую «морду» дылды, громоздящегося над ним почти на два метра. А тот, разглядев репьи на бороде и в основании небрежно купированного хвоста и засохшую грязь на брюхе, понял бестактность своего предположения и, чтобы сгладить невыгодное впечатление, задал третий вопрос, на этот раз иного, конкретного и понятного толка:
- Есть хочешь?
Неразговорчивая псина, всем своим видом показывавшая, что нисколько не страшится двуногого гиганта и совсем не жаждет ненужного общения, при последних знакомых словах насторожилась: стоячие уши, из кончиков которых торчали в виде редких метёлок пучки длинных шерстин, чуть сдвинулись вперёд, а ожившие глаза чуть расширились. Навязчивый незнакомец присел, поставил на землю сумку, заставив пса перевести на неё взгляд, подвигать поочерёдно ноздрями, внюхиваясь в исходившие из сумки запахи, и принять нормальную сидячую позу.
- Как ты на это смотришь? – спросил хозяин дразнящих запахов и вытащил гроздь сарделек.
Под пристальным немигающим взглядом мини-зверя оторвал одну, бросив остальные обратно в сумку, отломил треть и протянул к пёсьей мордашке. И хорошо, что успел отдёрнуть руку, иначе достались бы псу вместе с говяжьей и человечьи сардельки. А стремительный хватун не стал терять время на разжёвывание и просто чавкнул раз-другой, проглотив подачку практически целиком и решив, очевидно, что в желудке она будет сохраннее. Проглотил и ждал продолжения, не мигая уставясь на оставшийся сарделечный кус.
- Ну, брат! – восхитился Иван Ильич, улыбаясь. – А ты – не промах!
Отломил ещё треть и с осторожностью протянул опасному зверю, готовясь вовремя отдёрнуть руку. И эта подачка исчезла так же быстро. Обжора клевал куски как змея – стремительно и безошибочно, заглатывая их почти целиком, и при этом не вилял обрубком хвоста и не извивался телом подобострастно, как это делают хитрые попрошайки-дворняги. Надёжно утвердившись на пяти точках опоры, он сохранял чувство собственного достоинства, несоразмеримое с габаритами.
- Э-э, да ты, оказывается, по-настоящему голоден, - догадался Иван Ильич. – Или тоже любишь настоящие сардельки? – высказал понятное любому псу предположение. – У нас с тобой, похоже, одинаковые вкусы, - обрадовался догадливый человек. – Хочешь ещё? – спросил зря.
Вторая сарделька была съедена более спокойно и вдумчиво, но также без излишней работы острых зубов. Гурман медленно облизал влажным язычком губы сначала с одной стороны пасти, потом – с другой и застыл, выжидающе всматриваясь в смеющиеся глаза добряка.
- Больше не дам, - пожадничал тот, - обойдёшься и тем, что перепало, - встал с корточек и поднял сумку. – Благодари моё настроение.
А оно в это солнечное утро было великолепным. Да и много ли нормальному человеку для этого надо? Приличное жильё – у Ивана Ильича есть уютная одно-… нет, полуторакомнатная квартирка на престижном втором этаже. Хорошая белковая еда – вот она, в сумке: мясо и сардельки, одобренные псом. Иван Ильич, признаться, любит вкусно поесть, хотя и без пользы для поджарой фигуры. Спокойная работёнка – а он и не относится к завзятым трудоголикам. И ещё – минимум житейских забот: его с некоторых благодатных пор никто не ждал, да и он никого не хотел в выходные видеть. Вот и всё! Так что можно будет спокойно завалиться на диван и подремать под телепетросянщину. В предвкушении тройной перспективы приятного времяпрепровождения Иван Ильич поспешил попрощаться с новым знакомым:
- Ладно, дружище, я пошёл. Приятно было познакомиться, - он снова присел на корточки. – Давай лапу, - и пёс подал, умилив человека до удивлённого хохотка. – Да ты, оказывается, умница! – снова достал дефицитные сардельки, оторвал одну и протянул умнику. – Прими в знак дружбы. – Но тот, осторожно понюхав, отвернул морду в сторону. – Или на что обиделся? – предположил неуверенно. Ничего не поделаешь, надо уходить. Он поднялся. – Не поминай лихом! – и, отвернувшись, пошёл прочь, почувствовав, как сердце сдавила неожиданная тяжесть.
Но не прошёл Иван Ильич и десятка шагов, как впереди замаячил четвероногий знакомый. Он смешно посверкивал белым пятном шерсти под хвостом – как у оленя, двигая им при каждом шаге то в одну, то в другую сторону, и, часто оглядываясь на понравившегося ему человека, энергичной иноходью продвигался в одном с ним направлении. «Что это он?» - удивился и обрадовался Иван Ильич, и от сердца отлегло. «Никак нам по пути».
Так и оказалось. Неразрывным тандемом, не теряясь в толпе, они пересекли рыночную площадь и подошли к переходу через улицу. Горел красный свет, и ведущий, как прилежный пешеход притормозил у самого бордюра, сел и оглянулся – не лезет ли ведомый под колёса машин, нарушая правила. Убедившись, что тот остановился рядом, четвероногий инспектор устремил немигающий взгляд на светофор и, когда красный сменился на зелёный, бросился со всех коротких ног на противоположную сторону, не отклоняясь от «зебры». Перебежав, проследил за спешащим Иваном Ильичом, дождался, одобрительно повилял обрубком хвоста и уверенно свернул по улице направо, куда и надо было ведомому. «Откуда только шпингалет дорогу знает?» - подивился тот. А поводырь семенил без остановки, лишь изредка отвлекаясь на встречные столбы и урны, чтобы оставить «визитки», и тогда Иван Ильич, замедляя шаг, стыдливо отворачивался, чтобы встречные не подумали, что это его невоспитанный пёс. Так прошли два квартала и правильно свернули на поперечную улицу. По ней скорым шагом и бегом миновали два переулка, а на третьем ведущий подвёл – свернул направо, когда ведомому надо было налево. Обрадовавшись, что обуза свернула в сторону, Иван Ильич помахал ей вслед рукой и прокричал:
- Бывай! Физкульт-гав-гав! – и заторопился домой.
Но зря он прощался: пёс не захотел терять нового хозяина и почти сразу возник рядом. Забегая вперёд, он заглядывал Ивану Ильичу в лицо, проверяя насколько тот рад навязчивому спутнику, и удовлетворившись впечатлением, часто отклонялся к стенам и столбам, чтобы пометить незнакомую дорогу. Похоже, малявка была из тех, что сами себе выбирают хозяина по каким-то только им известным критериям. Иван Ильич обречённо вздохнул и разрешил:
- Ладно, проводи до дома.
Несмотря на мужественную широкоплечую фигуру, выдающийся волевой подбородок, подтянутые скулы и роскошные гайдамакские пшеничные усы, прикрывающие верхнюю губу и свисающие по обеим сторонам рта, характер у него был мягкий, уступчивый. Зная об этом, сослуживцы бессовестно подсовывали ему всякие мелкие бюрократические проблемы и нудную работёнку и часто одалживали деньги по мелочам и без отдачи. Иван Ильич и сам понимал, что – рохля, но ничего не мог поделать с собой родным. Как ни старался быть твёрдым и принципиальным, а всё вслед за протянутым пальцем ему отхватывали и всю руку.
Подошли к дому. Иван Ильич первым ступил в подъезд, обернулся к сопровождающему и поблагодарил:
- Спасибо за компанию.
Но не успел он сделать следующего шага, как компаньон уже опять оказался впереди. Пёс привычно завернул на лестницу и побежал вверх не так, как обычно делают собаки, перебирая попарно передними и задними лапами, а одновременно левыми и правыми, умудряясь не промахнуться сразу на две ступеньки. Складывалось впечатление, что он поднимается по-человечьи – правой и левой ногой и очень быстро. Стремительно проскочил на площадку между вторым и третьим этажами – и откуда в таком малом теле столько энергии? – и застыл в ожидании, подняв переднюю лапу.
- Эй! – окликнул Иван Ильич. – Мне – сюда, - подошёл к двери своей персональной квартиры, нашарил в кармане брюк ключ, вставил в скважину, открыл дверь, но первым в квартиру проскочил непрошеный мини-гость.
Пока хозяин менял туфли на шлёпанцы, пёс обегал и обнюхал богатые апартаменты. Иван Ильич, вытянув и изогнув шею, с беспокойством смотрел, как бы неиссякаемый родник мочи не вздумал и здесь оставить метки. Слава богу – обошлось. Воспитанный пёс – не иначе как породистый – не позволил себе такой вольности в чужой конуре и, закончив обследование незнакомой территории, уселся на пороге кухни, с интересом наблюдая, как хозяин выгружает из сумки белковый корм.
- Придётся потерпеть, - разочаровал он гостя, - пока я приготовлю, - хотя гость не возражал и против английского меню. – Ты уже заморил червячка – потерпишь.
Поняв, самозванец ушёл в комнату и там затих, а хозяин заторопился с готовкой. Положив нарезанное мясо с луком тушиться в глубокой сковороде под крышкой и поставив кипятиться воду для итальянских ригатонов, он полюбопытствовал, чем занят тихий гость. Оказалось, что тот уютно устроился в любимом хозяйском кресле, свернулся теплоёмким клубочком и спал, безмятежно похрапывая. Иван Ильич даже удивился, услышав настоящий человеческий храп от собаки, к тому же такой малютки. Под ногой его скрипнула плохо подогнанная паркетина. Чуткий нос засони чуть подвигался, глаза чуть приоткрылись, наблюдая за нарушителем покоя, но сам он не сделал даже попытки освободить облюбованное место. «Ну и нахал!» - улыбнулся Иван Ильич и ехидно предложил:
- Может, тебе телевизор включить для полного кайфа? – и включил.
Как раз петросяновские бабки развлекались собачьим юмором. Но потревоженный гость равнодушно взглянул на сверкнувший экран, привстал на передние лапы, сладко потянулся, потоптался в кресле и грузно рухнул маленьким ослабевшим тельцем на умятое сиденье. Смачно зевнул во всю розовую пасть, осторожно уложил лохматую голову на лапы и снова задремал, продемонстрировав общность культурного вкуса с хозяином.
В кухне забурлила вскипевшая вода, и отчаянно зашипело подгоравшее мясо. Пришлось Ивану Ильичу снова оставить дорогого гостя и поспешить на кухню спасать обед. Справившись со сложными кухмистерскими обязанностями, он захватил из ванной редкозубую расчёску, оставленную женой на память, и вернулся в комнату.
- Слушай, - обратился он к гостю, - давай-ка приведём тебя в божеский вид к обеду.
Пёс не возражал. Иван Ильич опустился на колени перед креслом и, боязливо придерживая левой рукой тёплое тельце, стал осторожно выцарапывать расчёской колючки, вцепившиеся в кончик и остаток хвоста. Пёс стоически переносил неприятную процедуру, очевидно, приученный к ней, и только изредка оборачивал голову, проверяя качество работы непрофессионального стилиста. А парикмахер даже вспотел, но не от кропотливой ювелирной работы, а от ответственности. Когда с хвостом было покончено, он ещё раз сбегал на кухню, слил воду с ригатонов, заправил маслом и сырной крошкой, ослабил огонь под мясом и возвратился к ожидавшему клиенту. Предстояло убрать репьи с морды. Иван Ильич по собственному опыту знал, до чего болезненны дёрганье усов и бороды, и потому приступил к работе с нервным трепетом и дрожью в руках. Эту процедуру пёс принял с явным неудовольствием, всячески уклоняясь, отворачивая и пряча морду, давая понять, что ему и так хорошо, и колючки не мешают. Но экзекутор был неумолим. Уговаривая подпыточного потерпеть, покрываясь то холодным, то жарким потом, освободил-таки мини-бороду от лишнего украшения. Он даже не побоялся ухватить для удобства зверюгу за голову, и тот, поскуливая и понимая, что так надо для его же блага, даже не попытался куснуть благодетеля за широкую ладонь. Закончив, Иван Ильич облегчённо вздохнул и залюбовался очищенной собачьей физиономией.
А она была необычайно эффектно и художественно оформлена в серый с прочернью цвет. В то время как всё туловище отливало смолисто-чёрным, лапам и большим ушным раковинам досталась серая шерсть. Она же преобладала и на морде. Только со лба до самого кончика носа шла чёрная полоса, да глазницы были чёрными. На них нависали широкие серые брови. Серая шерсть окаймляла глазницы с боков и снизу, переходя на скулы, усы и бородку вьетнамского типа. Казалось, что пёс надел мертвецкую маску и в темноте вполне мог сойти за ползущее привидение или за мистическое потустороннее существо. Иван Ильич даже поёжился от собственной чёрной фантазии по поводу серого цвета, погладил демона по голове и пошёл в ванную, чтобы отыскать какую-нибудь тряпку и заодно уж протереть и очистить шерсть от грязи. В шкафчике нашлось старое грязное полотенце, тоже оставленное доброй женой. Иван Ильич тщательно промыл его в тёплой воде, отжал и собрался вернуться к пёсику, но тот уже стоял в дверях ванной, сам напрашиваясь на предобеденный туалет.
- Ну и правильно, - похвалил хозяин, - хороший обед приятно вкушать чистому. – Он энергично протёр не сопротивлявшегося, возможно даже надеявшегося на ванну, гостя, окончательно превратив полотенце в половую тряпку, а пса – в домашнего красавца. – Теперь – всё, - объявил, критически оглядев отреставрированного четвероногого бесхвостого зверя с маской дьявола. – Можно, благословясь, и пообедать.
Пока кормилец занимался сервировкой и честным распределением умопомрачительно благоухающей пищи, нахлебник, часто сглатывая запахи, караулил на пороге кухни. Иван Ильич предусмотрительно, на всякий случай, разделил мясо с ригатонами на три тарелки – по одной каждому и одну про запас. Себе досталось меньше. Порезал куски мяса, предназначенные гостю, на мелкие, давая им заодно остыть, поставил тарелку на пол и разрешил:
- Давай приступай. - И лишь тогда голодный гость неспешно подошёл к роскошному блюду. – Приятного аппетита.
Чего-чего, а этого у пса было в избытке. Не успел ещё хозяин как следует разжевать пару-тройку кусков, наслаждаясь сочным мясом, как тарелка маленького обжоры уже опустела. Он и здесь не утруждал челюстей, не смаковал соки, а предпочитал заглатывать куски по-звериному, целиком. «И куда только влезло?» – удивился хозяин, вздохнув с улыбкой. – «Ну, прорва!»
- Не лопнешь? – спросил на всякий случай.
Пёс отрицательно молчал, облизываясь и взглядывая на стол. Пришлось и заначку выставить дорогому гостю, и самому поспешить, переняв приёмы зверя, чтобы не остаться голодным. Закончили, слава богу, одновременно. Отдувшись, Иван Ильич стал заполнять свободное место в желудке чаем, а гостю не пожалел холодной воды. Тот с жадностью вычерпал остреньким розовым язычком чуть не полмиски, восполняя значительные траты жидкости на многочисленные метки, раздулся как броненосец и, потоптавшись, осторожно прилёг там же, где поел, осоловело наблюдая, как домовитый хозяин моет посуду. Иван Ильич никогда не оставлял её на потом, убедившись на опыте, что потом отодрать влипшие остатки еды значительно труднее. А заодно размышлял на неприятную тему: что делать с гостем дальше. Он никогда не держал ни четвероногих, ни летающих, ни ползающих друзей человека, не имел понятия, как за ними ухаживать, и потому, как ни прискорбно, пришёл к единственному удовлетворительному решению: выставить накормленного и обихоженного пса за дверь. Пока долго и мучительно решался на трудный и постыдный шаг, протирая тарелки в третий раз, гость сам разрешил нелёгкую проблему, заскулив у входной двери.
- Что, хочешь выйти? – иезуитски обрадовался Иван Ильич. – Припёрло? – и поспешно отпер и распахнул дверь настежь.
Пёс, не торопясь, правильно перебирая лапами, грузно спустился на ближнюю площадку, остановился там, обернулся и долго смотрел на застывшего с кривой улыбкой человека, словно запоминая, а потом исчез за лестничным поворотом. Иван Ильич с неприятным осадком на сердце тихо затворил дверь, постоял, прислушиваясь, не вернулся ли понятливый зверь, крадучись в собственной квартире, мягко и неслышно ступая, прошёл в комнату, выглянул в окно, думая, что увидит там пса, не увидел и завалился на диван. Он долго ещё прислушивался к шорохам за дверью, и только-только чутко, по-собачьи, задремал, как…
-2-
…зазвонил дверной звонок. Длинно и требовательно. Чертыхаясь и с трудом продираясь заторможенным разумом сквозь завесу дремоты, Иван Ильич с досадой подумал: «Вернулся!», без промаха сунул ноги в шлёпанцы и пошлёпал на назойливый звон. Осторожно отворил дверь и увидел внизу затасканные кеды, бахрому заношенных джинсов, а выше и всю фигуру дочери в застиранной кофте крупной вязки.