- Правда, Дарька? – попросил подтверждения у пса, вкусившего свободы по горло. – Даёшь свободу!
Свободолюбивый друг остановился, согласно завилял обрубком хвоста – давней меткой ограничения свободы, подбежал к хозяину и, встав на задние лапки, затанцевал, улыбаясь и стараясь рассеять пустые хозяйские сомнения.
- Понял! – заулыбался и Иван Ильич.
Он опустился на корточки и, ухватив маленького психолога за поднятые передние лапки, протанцевал с ним вприсядку полкруга, окончательно закрепляя общее мнение, что свобода – превыше всего, пусть даже она и ограничена мужской дружбой. Воодушевлённые согласием две свободные твари зашагали дальше.
Иван Ильич с удовольствием вспомнил, как он, освободившийся от обличающего символа рабства, в экстазе внутренней свободы и вырвавшейся энергии озарения придумал микрорадиомаячок в виде галстучной булавки, подающий светящиеся точечные сигналы на центральный пульт – экран. И таким образом можно было точно знать, кто из чиновных карл присутствует на работе, а кто опоздал или смылся, пользуясь не очень строгим корпоративным учётом, блатом и добродушием охранников, удовлетворяющихся мелкой коррупцией. Главный инженер лаборатории, которого Иван Ильич тихо презирал за непробиваемую тупость и пробивную наглость, ревнитель показушной армейской дисциплины, сходу ухватился за ценное изобретение, вынудил скромного гения пригласить его в соавторы и везде и всюду, на доступных ему самых высоких уровнях, рекламировал электронного чудо-учётчика, но желаемой реакции почему-то не последовало. То ли самим начальствующим прогульщикам не очень-то хотелось вместе со всеми замаячить на пульте, то ли они не сомневались, что наши люди сумеют надуть самую наисамейшую нана-технологию, то ли попросту испугались затрат, справедливо решив, что в наших условиях нет ничего выгоднее, чем нана-дяди Вани и нана-тёти Маши на проходной. И пусть они со своей низкой зарплатой поддерживают штаны за счёт мзды с прогульщиков, а начальники будут по-прежнему придерживаться Думской дисциплины. Сотрудники КБ были более откровенны и, узнав о выдающемся изобретении, выражали искреннюю признательность гению, ехидно ухмыляясь и со всей силой хлопая его по плечу или спине, а он скромно улыбался, скривившись от боли, старался не подставлять тылы и напоминал, мямля, что это совместная с главным инженером работа, и надо бы и того поощрить. В конце концов, полезная во всех отношениях идея заглохла, а на большее Ивана Ильича с обретённой свободой не хватило.
У ветлечебницы Дарька остановился, оглянулся на хозяина и, отойдя к бордюру, улёгся, отвернувшись к дороге.
- Э-э, - сообразил Иван Ильич, - да ты, оказывается, знаком с этим заведением и, похоже, совсем не положительного мнения о нём. Так? - Пёс и ухом не повёл, давая понять, что и без лишних слов ясно, что так оно и есть.
Заумные люди, закаменевши в самомнении, талдычат, что гомо сапиенс отличается от животных в первую очередь тем, что научился говорить. Молчаливый Иван Ильич не считал это таким уж большим достоинством. Если лишить людишек этой способности, то вряд ли они станут лучше животных. Четвероногие друзья за много веков изучили безудержное человеческое бормотание, научились отличать словесную шелуху от ядрёных мыслей и давно освоили телепатическое общение. Сударь всё понимает, только не может в силу физических особенностей ответить, и Иван Ильич при некотором напряжении консервативного мозга тоже понимает его без слов. Кто знает, не утратят ли болтуны в скором времени своё отличие при катастрофической разобщённости людей, не перейдут ли тоже на телепатию.
- Тебя здесь обидели?
Сударь, не оборачиваясь, нервно зевнул.
- Но что делать? Потерпи. Живёшь в человеческом обществе, значит надо терпеть его предрассудки и предубеждения.
Но малыш не хотел терпеть. Пришлось нарушить его свободу, взять на руки и против воли понести на унизительную экзекуцию. Иван Ильич сам не любил эскулапов и не доверял им, предпочитая сражаться с болями и недомоганиями самостоятельно с помощью сна, тепла, крепкого чая и мёда. Слава богу, до сих пор всё обходилось муторными похмельями, редкими простудами и ещё более редкими профилактическими осмотрами. Но то – он, а то – маленький друг, доверивший своё бесценное здоровье ему. Надо пересилить жалость и подстраховаться. В обиду он Дарьку не даст и постарается ограничить доступ к маленькому беззащитному тельцу, лишь бы заполучить справку о безупречном здоровье и кое-что из остро необходимых защитных медицинских препаратов.
Ветлечебница скрытно располагалась в торце первого этажа пятиэтажки. Гостеприимно открытая дверь её выходила на невысокое крылечко, ограждённое железной решёткой. Иван Ильич осторожно и почему-то затаив дыхание поднялся на крылечко и увидел в проёме двери небольшую комнату, почти такую же, как у него, выбеленную вверху и с выкрашенными зелёными панелями. В белом застеклённом шкафу громоздились всякие яды и отравы в разнокалиберных пузырьках и упаковках. На маленьком столике у окна были разложены никелированные орудия пыток и всякие шприцы. На небольшой подставке висели намордники и ошейники и ещё какие-то сковывающие цепи и ремни. У стены стоял широкий и длинный стол, покрытый пластиком, чтобы легче смывать потоки льющейся крови, а ближе к двери в стену вделан умывальник, чтобы отмывать окровавленные руки. На подоконнике, отравленный нездоровым воздухом, в горшке чах какой-то бледно-розовый цветок, пытаясь убедить своим присутствием жалких клиентов, что здесь возвращают к жизни. И наконец, за письменным столом спал младенческим сном небольшой худощавый старичок в фирменном зелёном халате. Пегую усатую голову Айболит уложил на сложенные ладони, уронив рядом зелёный колпак. Покойно скрещенные под столом ноги обуты в домашние меховые шлёпанцы. Лохматые брови прикрывали глаза, а лохматые усы – губы. «Может, не будить?» - трусливо подумал Иван Ильич. – «А то со сна попадёт шприцем не туда или не той вакциной. Поди, проверь!» И вообще, жалко было нарушать покой старого утомлённого человека физического труда.
- Можно? – тихо постучав по двери, негромко спросил адвокат потенциального пациента, спрятавшего голову под мышку защитника.
Седая голова с усилием повернулась и осоловело уставилась мутными голубыми глазами младенца, не сразу вернувшимися от сна к яви, на бестактных клиентов, прервавших безвременный и потому самый сладкий сон. Наконец, глаза посветлели, внимательно вглядываясь в дылду с собачкой подмышкой, зелёный целитель откинулся на спинку стула, сладострастно потянулся, закинув руки за голову, и пробормотал, оправдываясь:
- Чёрт те что! Заснул, старый! – и принял нормальное положение. – Недоспал ночью: болел за наших, надеясь на чудо, но чуда, как обычно, не произошло, только утомился вдвое. Вы как, болеете?
Иван Ильич не сразу сообразил, о какой болезни он говорит, и хотел объяснить, что пришёл не со своей болью, а ради пса, пришёл добровольно на своих двоих и что вообще не вхож в заведения, над которыми незримо витает надпись: «Оставь мечту о здоровье всяк сюда входящий». Но, напрягшись, вспомнил, что прошлой ночью фракция идиотиков России в полном составе заседала у телевизоров, наблюдая за избиением наших инфантильных паралитиков на футбольном поле Словении, страны, которую не сразу-то и на карте найдёшь, и в которой футболистов столько же, сколько взрослых мужиков.
- Нет, - постыдно признался ущербный мужик в отсутствии у него язвы эпидемического футбольного фанатизма, - не подвержен.
- Чем же вы тогда повышаете адреналин? – допытывался заядлый седой болельщик. – Играете в префер, проматываетесь в казино?
- Нет.
- Алкоголь?
- Менее чем умеренно.
- Таскаетесь по бабам?
- Что вы! – поморщился допрашиваемый с дефицитом адреналина. – Для этого я слишком брезглив.
- Ну, знаете! Так пресно жить, значит совсем не ценить жизнь, дар божий. На что же вы тогда потратили самый ценный подарок? Годков-то вам, судя по внешности, не так уж и мало. – И, не дав Ивану Ильичу оправдаться: - Да вы неизлечимо больной с метастазами, поразившими все нормальные мужские желания! Ну, да ладно! Ко мне-то вы пришли, я вижу, не ради себя, а ради того, кто трусливо спрятался под мышку.
Айболит вышел из-за стола и подёргал Дарьку за обрубок хвоста.
– А ну-ка, покажи мордуленцию.
Храбрец глухо рыкнул, и вытащил морду из надёжного страусового укрытия, чтобы оценить нахального врага.
– Знаком, - улыбнулся Айболит. – Такую своеобразную физию раз увидишь – ни с какой другой не спутаешь, не забудешь. Что с ним? – спросил у молчаливого хозяина. – Был здесь по весне, где-то в апреле, получил сезонную прививку и цапнул меня за палец, когда я попытался осмотреть его зубы. А ну-ка, зверь! – резко поднёс ладонь к Дарькиной морде. Тот угрожающе заворчал, ощерившись. – Точно! Он! – и объяснил: - Один верхний клык торчит чуть в сторону. Ладно, ладно! – успокаивал насторожённого пациента. – Мир? – вытащил из кармана горсточку сухого корма и протянул Дарьке в знак примирения, но тот непримиримо отвернул голову. – Гордец! – подосадовал Айболит. – А это будешь? – достал из стола кружок колбасы и попытался с помощью редкого лакомства завоевать доверие.
Малыш не выдержал и, чуть вытянув морду, издали втянул в себя раздражающий запах, посмотрел на соблазнителя и снова отвернулся.
- Ну и чёрт с тобой! – сдался лекарь и спрятал лакомый кружок в карман халата. – Так что с ним? – снова спросил у хозяина.
Иван Ильич объяснил, что им всего лишь нужна справка для допуска на собачий выгул, причём не для собак, а для собачьей председательши.
- Так я ведь выдал вам весной, - хмыкнув, весело напомнил понятливый ветеринар. – Кстати, а вас я не помню, не вы были с ним тогда.
И опять Иван Ильич объяснил, как ему достался Сударь, и что вместе они всего-навсего каких-то неполных два дня.
- Вот как! – не очень, однако, удивился опытный знаток собачьих нравов. – Выходит, не вы его приручили, а он вас, - и доброжелательно погладил по спине инициативного сироту, заставив того спрыгнуть с колен ненадёжного защитника и разместиться на нейтральной позиции у порога, насторожённо прислушиваясь к разговору людей. – Редкий случай. Обычно взрослая собака долго привыкает к новому хозяину и новому месту, а этот с первого взгляда определил, кто ему нужен. И рисунок на морде своеобразный.
Иван Ильич с иронией дополнил рассказ рыночными экстрасенсорными способностями малыша, прозванного торговками дьяволёнком.
- Знаете, может быть, они и правы, - согласился с тупыми торговками образованный доктор. – Мы, к стыду нашему, очень мало и поверхностно знаем о тысячелетних друзьях наших меньших. Я это авторитетно утверждаю на основе многолетнего профессионального опыта. Собака после Павлова всё как-то выпадает из поля зрения учёных, а зря. А ну, если ваш подшефный с дьявольской физиономией и исключительными способностями – тайный агент Князя Тьмы и приставлен к вам как напоминание Судьбы? Разумные люди убеждены, что каждому из нас она уготована с рождения, больше того – расписана по годам. И никто, и ничто не в силах изменить дороги в рай, чистилище или в ад. Никто и ничто, ни сам человек, ни его воспитание и перевоспитание дороги этой не изменит. Её можно только усложнить. Вы скажете, что я – абсурдный фаталист? – и, не дождавшись подтверждения или опровержения, согласился: - Да, вы правы. Фаталист! Хотя и лекарь. – Навесив на себя ярлык и чуть помолчав, обрадовал: - А вы, батенька, готовьтесь к сковороде, - намекнул на агента и засмеялся: - Шучу, шучу, хотя и по-фатальному мрачно. – Он пригладил висячие усы, высвобождая по-молодому чистые и гладкие губы. – Сам я нисколько не сомневаюсь, что райское забвение мне не светит. – И, меняя тему, посоветовал: - Найдёныша не теряйте и не гоните, он теперь ваш поводырь и часть вашей судьбы. Если вдруг, избави бог и тем более дьявол, останется опять один, то озлобится и погибнет в драках или тихо уйдёт из жизни, в непобедимой тоске отказавшись от пищи. А справку вам дам, - он переместился за стол, взял готовый бланк, - поскольку на то, что он привит, существуют неопровержимые факты, - и перечислил: - неординарная запоминающаяся морда – раз, мой пострадавший палец, - Айболит поднял вверх укушенный палец и повертел им перед собой, - два, а также установившиеся на этой почве наши дружеские отношения. Но это будет новая справка на нового клиента с новой кличкой, - подписал медпропуск и отдал Ивану Ильичу, - вот, гуляйте на здоровье. Что ещё? Ах, да! Возьмите вот эти капли, новинка – «БлохНэт». Накапайте на хребет согласно инструкции, и ни одна блоха не посетит вашего питомца.
- Хотелось бы ещё узнать, какой он может быть породы? – спросил напоследок Иван Ильич, довольный безболезненным визитом. – Или, хотя бы, к какой породе ближе всего?
Спец опять вышел из-за стола, присел около беспородного, насторожённо поднявшего голову, ещё раз критически осмотрел недотрогу и так определил его подноготную:
- То, что он из мини-терьеров, не вызывает сомнения.
Осчастливленный определением хозяин благодарно улыбнулся.
- Но и то, что в нём примешана неизвестная толика испорченной дворянской крови, неоспоримо, - капнул дёгтем на медовое настроение Ивана Ильича. – Собственно, какая вам разница, какой он национальности? Без бумажки он так и так – букашка, как и человек. – Классификатор встал перед огорчённым хозяином и попытался сгладить оценку: - По внешнему виду, размерам и конструкции чертёнок ближе всего подходит к разновидности керн-терьеров. Вы знаете, что такое керн? – спросил взбодрившегося хозяина.
- Кажется кусок породы из геологической скважины, - обнаружил начитанность и память Иван Ильич.
- Да, - подтвердил знаток геологии, - именно так. А собак поименовали кернами за то, что они буром ввинчиваются в узкие норы и достают оттуда для охотников живой мелкий керн. Очень ценная порода! – дал, наконец, справедливую оценку Дарьке старый ветеринар и пошутил: - Можете освоить охоту без ружья, с сеткой и мешком для дичи. – Встал, давая понять, что прощается. – Приходите, если что. Приятно было побеседовать с приятным собеседником. Не хотите познакомиться поближе? – Он испытующе посмотрел на вставшего Ивана Ильича. – Меня кличут Петром Алексеевичем, а фамилия смешная – Курочкин.
Приятный собеседник невольно улыбнулся.
- Вот, вот! – с досадой воскликнул Курочкин. – Все из-за такой фамилии и не воспринимают всерьёз. Она как ярлык неполноценности.
- Нет, нет! – поспешил оправдаться Иван Ильич. – Я не над вашей фамилией, а над своей.
Неполноценный доктор уставился на него в ожидании объяснения.
- Дело в том, что моя фамилия не лучше – Петушков, а зовут Иваном Ильичом.