- Да как не переживать? – пожаловался Иван Ильич. – В стае всё громадные псы, и сучка на полметра выше Дарьки.
- Понимает толк, - похвалил опытный сексмен. – До смерти не загрызут, - успокоил опять, - у них это не принято, не то, что у людей. Чем занимаешься?
Иван Ильич рассказал и показал. Заинтересованный Азарян досконально разобрался в новой разработке поисковика и к радости изобретателя кое-что подсказал. И так они увлечённо, дружно и зачарованно просидели над схемами больше часа, перепортили дорисовками и расчётами кучу бумаги, и ещё бы посидели, но тут ворвалась в шарашку фурия.
- Открывайте шампанское! – заорала она ни с того, ни с сего. – Подавайте бокалы! – запыхалась от спешки.
- Тебе подвалило наследство от бедной тётушки из богатых Штатов? – спокойно спросил насмешник-пессимист Азарян.
Все и без него хорошо знали, что у Жанны Александровны живёт за океаном тётка, удачно смывшаяся туда с мужем-американцем ещё в восьмидесятые годы интеллектуального застоя.
- Всем подвалило! – ошеломила насторожившихся сотрудников переполненная околонаучными сплетнями Божия жена. – Всем!
- Тогда давай раздавай, - нетерпеливо предложил Брызглов. – Не тяни резину.
Жанна Александровна патетически ступила на середину комнаты и щедро протянула руки.
- Держите! Нашу шарашку преобразуют в лабораторию! – выдала, наконец, сногсшибательную новость.
Наступила истинно лабораторная тишина. Присутствующие замерли, изобразив застывших манекенов.
- Разыгрываешь? – сумел, наконец, выдавить из себя общий вопрос Азарян.
- Я – не ты! – рассердилась благая вестница. – Серьёзными вещами не шучу! – и изнеможённо опустилась на стул рядом с Иваном Ильичом.
- Ты в курсе? – спросил тот у мужа пресс-атташе.
- Нет, - осторожно, чтобы не растрепать причёску, помотал головой Брызглов. – Реорганизация действительно зреет, а какая – прессе неизвестно.
Известно-неизвестно, а все поверили Жанне Александровне. А она ещё больше подсластила приятную новость.
- Говорят, что уже подыскивают руководство. Не исключено, что завом будет кто-то из наших.
- Тут и искать нечего, - вмешался сметливый армянин. – Лучше Ивана Ильича зава не найдёшь.
- Дулю! – мгновенно среагировал на лестное предложение лучший кандидат. – Ищите горбатого на стороне! – и нервно заелозил руками по бумагам.
- Не рано ли мы делим шкуру зава? – примирительно сказал Брызглов. – И вообще, думаю, что при дележе нас не спросят.
Вошли Михаил с Шматко. У первого в руках была какая-то бумаженция, а у второго – лицо в красных пятнах.
- По какому поводу базар? – строго спросил начальник во временной шкуре.
- Лабораторию из нас хотят сделать, - поспешил сообщить Азарян. – Оплата по первой группе светит, - обрадовал, наконец, всех тем, с чего и надо было начинать новость.
- Михаил Владимирович, - встрепенулся Павел Андреевич, поменяв красные пятна на бледные, - отдайте заявление, я ещё подумаю, - и почти вырвал листок из рук начальника.
Все понятливо нервно рассмеялись, и Шматко – тоже.
- А чем чёрт не шутит! – задумчиво озвучил тайные мысли каждого мудрый партиец. – Вдруг на этот раз реорганизация обернётся для нас не разрушением, а созиданием. – Сотрудники молчали, и у каждого в глазах читалось: «А вдруг?» Викентий Алексеевич вздохнул. - Поживём – увидим, - закончил наимудрейшей мудростью. – А мне что-то нестерпимо захотелось есть. Тем более что до обеда остались какие-то полчаса. Опаздываем, братья-лаборанты! Я пошёл. Обед – святое, и никакие реорганизации не отменят его и не заменят.
Все повалили в дверь следом, даже начальник, а последним тенью прошмыгнул Коля, просидевший всю реорганизацию за перегородкой. Остались Иван Ильич и Жанна Александровна.
- Ты что, и вправду не хочешь быть завлабом? – спросила она недоверчиво, не поворачивая к нему напряжённого лица.
- Я серьёзными вещами не шучу, - улыбнувшись, ответил он её словами, сразу сообразив, зачем она осталась. И не ошибся.
Чуть помолчав, Жанна Александровна спросила:
- А как ты думаешь – Михаилу светит? – и замерла в ожидании судного ответа.
- Почему бы и нет? – не очень уверенно предположил Иван Ильич, тяготясь неприятным разговором. – Вполне может.
Жанна Александровна повернулась к нему и посмотрела в глаза.
- Ты говоришь так, будто не уверен в том, что говоришь, - услышала она сомнение в его голосе.
- Почему не уверен? – вяло сопротивлялся интеллигентный лжец. – Только стоит ли? – и зашарил по столу в поисках лежащего на краю фломастера.
Она удивилась:
- Что значит – стоит?
Он, наконец, нашёл злосчастный фломастер и завертел его в пальцах.
- Хочет ли этого Михаил?
Её глаза расширились от полного удивления и непонимания.
- Что значит – хочет?
Иван Ильич положил фломастер, осторожно откинулся на спинку стула, чтобы быть от неё подальше, и врезал с полным пониманием того, что говорит:
- А то, что этого хочет не он, а ты.
Она нервно сглотнула подступивший к горлу ком и сузила затемнённые синью глаза.
- И ты считаешь, что я поступаю плохо?
- К сожалению, - подтвердил он. – Ты заталкиваешь его не на его ступеньку.
Она вспыхнула и возмутилась:
- И это говорит его лучший друг!
Правда, друзьями Иван Ильич и Михаил Владимирович, в нормальном понимании дружбы, никогда не были. Были товарищами по институту и, по инерции – по совместной работе в КБ. Постепенно с годами и товарищество заглохло, осталось одно давнее знакомство, не обязывающее ни к чему, да и оно стало прохладным, когда Михаила неожиданно назначили ВРИО, и он, отдалившись от всех, начал серьёзно болеть эпидемической русской болезнью.