Прошли поворот к дому Ивана Ильича. Малыш завернул было к новому жилью, но увидев, что хозяин идёт дальше, вернулся вприпрыжку, показывая уверенным ходом, что знает и эту дорогу и, возможно, знаком с собачатником. Когда вышли на тропинку, он припустил со всех четырёх ног, низко опустив голову и вынюхивая следы сородичей, и скрылся далеко впереди в кустах. «Ну, всё!» - тревожно-радостно вздохнул Иван Ильич. – «Адью, мой дорогой!» - и повернулся, чтобы как можно скорее исчезнуть, но не успел. Дальние кусты зашевелились, ветки раздвинулись, и показалась довольная мордочка, а за ней и вся несостоявшаяся потеря. Пёс, не подходя, сел и с подозрением наблюдал за своим спутником: то ли тот отстал, то ли опять собрался сменить маршрут. Опыт ему подсказывал, что за хозяином нужен глаз да глаз. Пришлось Ивану Ильичу смириться и последовать за недоверчивой псиной.
На догодроме они оба выглядели ягодами не здешнего поля. Сюда приходили любители животных, чтобы себя показать и ещё раз себя, но уже через собак, а они припёрлись просто так, от нечего делать. Собачий бомонд на престижном променаде кайфовал. Ухоженные, промытые и причёсанные, занумерованные и увешанные медалями любимцы были сплошь в дорогих кожаных ошейниках с узорными металлическими накладками или в ярко начищенных металлических ошейниках. На некоторых, особо ценных и здоровенных экземплярах, ни разу не задавивших даже мыши, но выглядевших опасными, красовались обслюнявленные ременные намордники с металлическими клёпками, и все они удерживались от вульгарной беготни усиленными ременными или цепными поводками. Встречались и модники, и модницы, наряженные в разукрашенные комбинезоны, не закрывавшие зады и половые члены. А любители собак – мужики, вышагивающие с напряжённо-жёстким выражением лиц, отклонившись назад и сдерживая рвущихся псов, залежавшихся в душных квартирах, и чопорные женщины с болезненными гримасами на строгих лицах, упирающиеся ногами и то и дело срывающиеся от натяга поводков на короткие пробежки, - все одеты по форме. Мужчины – в обязательных массивных кроссовках, настоящих джинсах и коротких охотничьих курточках, в кожаной перчатке на левой руке, удерживающей намотанный конец поводка. Женщины – тоже в джинсах и лёгких курточках большего разнообразия, с дорогими «ошейниками» на напряжённых шеях.
- Слушай, - обратился Иван Ильич к своему породистому сарделькодаву, озадаченно усевшемуся рядом и с интересом наблюдающему за шоу-парадом, устроенным участниками для себя, - мы с тобой явно не того сорта и не этого поля ягоды. Ты как хочешь, а я укроюсь где-нибудь в сторонке, пока ты теряешься, чтобы не мешать, - и, найдя глазами поваленное толстое дерево с отшлифованной задами до блеска корой, пошёл к нему и уселся с краю так, чтобы хоть с одного боку быть отгороженному кустами.
Пёс-малыш, нисколько не смущаясь, что не одет по форме, что голый и вольный, уже подбежал к блондинистой болонке в два раза выше его ростом и приветствовал её по-плебейски, сунув нос ей под хвост. Та заоборачивалась, сдерживая хозяйку, и обе залаяли, отгоняя нахала, но он и сам отскочил, не одобряя грубых светских манер. Если бы люди ходили на четвереньках, то знакомились бы так же.
- Это ваша собака? – блондинистая псариха углядела всё-таки часть Ивана Ильича, смотревшего далеко в сторону. – Вы новичок? В первый раз? – Она подошла, подтянув остервенело заливающуюся звонким лаем болонку. – Вы член нашего клуба? – и тяжело шмякнулась на дерево внушительным задом, опасно обтянутым потёртыми где-то в Италии джинсами.
- Нет, я – не член, - отказался от почётного титула Иван Ильич, качнувшись при соприкосновении зада с деревом.
- Оформим, - авторитетно пообещала собачница. – Я – секретарь, - и строго предупредила: - Не членам клуба здесь нельзя!
- Простите, - пошевелился занемевшим телом иногородний, - а какого клуба?
В последнее время он много читал и слышал о возросшей в городе активности клуба сатанистов, а те, что дефилировали по тайной дорожке, вполне смахивали на них. Сатанистка повернулась к нему всем массивным телом, скрипнув то ли костями, то ли деревом, и напыщенно уведомила:
- Клуба собаководства, - разочаровала его. – Так это ваша собака? – обратила строгий взор на найдёныша, который по-прежнему, далеко не удаляясь, дружелюбно совал нос под хвост каждому члену, не разбирая ни размеров, ни масти, и даже недовольно рычал и взлаивал, когда его отгоняли как потенциального носителя микробов или кое-чего покрупнее.
- Собственно говоря, не совсем, - смешался, порозовев, несостоявшийся член, по-интеллигентски не отвечая ни «да», ни «нет» и предавая друга в угоду собственному маленькому благополучию. – Скорее, всё же, не моя: привязалась с утра, не знаю, что и делать.
А преданный, опровергая мешкотные слова хозяина, подошёл и лёг у его ног, не обращая внимания на беснующуюся болонку, что раз за разом прыгала на него и, удерживаемая поводком, переворачивалась в воздухе, падала то на спину, то задом наперёд и начинала всё сначала, оглушая всех пронзительным лаем, от которого звенело в ушах. «Слава богу», - облегчённо подумал Иван Ильич, - «что ко мне не привязалась такая», - с благодарностью посмотрел на своего спокойного питомца и даже подвинул к нему ногу.
- Спокойно, спокойно, Розалинда, - бесполезно уговаривала безмозглую красавицу неудачливая дрессировщица и, чтобы не ударить ответственным лицом в грязь перед представительным мужчиной, не охваченным клубной деятельностью, она привязала беснующееся чудовище к сучку дерева, а сама перенесла массивный зад поближе к будущему члену. Похвалила профессионально: - Хорошая собачка, - и протянула руку, чтобы погладить замечательный собачий экземпляр, но тот не внял лести и предупреждающе зарычал, оскалив клыки и возражая против панибратства. Секретарша отдёрнула руку и безапелляционно изрекла: - Сразу видно, что она у вас давно, - то ли не услышав объяснений Ивана Ильича, то ли забыв, о чём он мямлил. – Прививки делали?
- Я, вообще-то говоря, не знаю, - опять заюлил потенциальный член, - может, если раньше…
- Сделайте, - оборвала его секретарша. – И принесите справку от ветеринара об общем состоянии. Блохи есть? – Иван Ильич наклонился и вопросительно посмотрел на подопечного, но тот отвернул голову, не желая сознаваться. – Вы знаете, как проверить?
- Простите покорно, - смущённо улыбнулся незадачливый хозяин, - но как-то не приходилось.
Начальница негодующе фыркнула.
- Возьмите пластмассовый гребешок и прочешите с головы до хвоста по хребту. Если блохи есть, то они прилипнут к гребню вместе с вычесанными волосками.
- И что, - испуганно спросил Иван Ильич, представив гребень, кишащий танцующими блохами, - что с ними делать?
- Давите! – жёстко приказала дама. – Вот так! – показала ногтем большого пальца, как это сделать. – При обнаружении нескольких обработайте шкуру собаки специальным антиблошиным средством, что продают в зоомагазинах. Ясно? Кстати, - Иван Ильич вздрогнул, услышав неприятное вступление, - какой породы ваша собака? По внешнему виду… - она профессионально оглядела малыша, который снова зарычал и подался от греха подальше на ходовую дорожку, - …похож на терьера. На чистокровного не тянет. Скорее всего, помесь скотча, шотландского и йоркширского, - выложила все свои теоретические познания и победоносно посмотрела на несведущего хозяина полуредкой собаки.
А он, обидевшись за недооценку своего дружка, лихорадочно соображал, какую бы ему придумать породу, и, вспомнив, что живёт в Первомайском районе, уверенно определил:
- Это очень редкая у нас порода – Ван-мэй-терьер.
Секретарша уважительно посмотрела на владельца редкостной породы.
- Никогда не слышала о китайских терьерах, - неуверенно произнесла она.
- Я – тоже, - сознался Иван Ильич, и оба перевели взгляды на пса, который, не подозревая о своей исключительности, раскорячился и наделал прямо посередине дорожки.
- У вас есть мешочек и совок? – спросила блюстительница порядка металлическим голосом.
Он озадаченно посмотрел на неё.
- Нет, - ответил было твёрдо, но тут же, по обычаю, поправился: - Я не знал… не захватил…
Секретарша порылась в сумке, достала детский пластмассовый совочек приятного голубого цвета и протянула забывчивому хозяину обделавшегося пса.
- Возьмите.
- Зачем? – не понял Иван Ильич, поскольку песочницы вблизи не было, а он давно вырос из коротких штанишек. «Спятила она, что ли?»
А чокнутая настойчиво всунула совок в руку дебилизованного мужика и приказала:
- Уберите и закопайте, - показала глазами на переваренные сардельки, - за пределами дорожки. – И добавила: - А в будущем собирайте в мешочек и выносите с территории выгула.
Иван Ильич оторопело уставился на неё, но, увидев жёсткое и непримиримое Элеонорино выражение лица, когда его заставляли чистить унитаз, молча подчинился. Аккуратно, отвернув сморщенный нос в сторону, подцепил малюсенькие сардельки, подумав мимоходом: «Молодец, малыш, хорошо переработал!», и на вытянутой руке отнёс в кусты. Там брезгливо сбросил на землю и принялся копать могильник. Пёс, чувствуя свою вину, подошёл и тоже усердно рыл рядом передними лапами, далеко пробрасывая комья земли между задними лапами. «Хорошо, что псина маленькая», - ещё подумал золотарь, - «а то пришлось бы таскать мешок и совковую лопату». Когда могильник был готов, виновник дурно пахнущей истории обильно полил его мочой, застолбив фундаментальную метку в чужой епархии. Наблюдавшая издали за процессом захоронения инспекторша прокричала:
- Не медлите с оформлением членства, - и удалилась по кругу, волоча дрессированную блондинку.
Проводив её глазами, Иван Ильич облегчённо вздохнул, содрогнувшись всем телом.
- И так – каждый день? – вскричал в панике. – Ни за какие пряники! Вот что, - обратился к псу, смотревшему на него весёлыми глазами. – Или давай теряйся, или уговоримся раз и навсегда: каждый - сам по себе, и встречаемся, когда обоим захочется. Усёк? И никаких клубов! - Низкая договаривающаяся сторона вильнула хвостом, подтверждая, что поняла и выбирает второй вариант в редакции «когда ей захочется». – А теперь, - уведомила после ратификации высокая договаривающаяся сторона, - я ухожу, а ты – как хочешь, - повернулась и пошла на выводящую из рощи тропинку. Пройдя с десяток метров, Иван Ильич обернулся. Пёс сидел и смотрел ему вслед, и глаза его были до того скорбными и непонимающими, что Иван Ильич не выдержал и закричал в раздражении: - Ну, чего ты сидишь? Пойдём! – Надо было видеть, с какой стремительностью сорвался малыш, наконец-то, услышав понятную команду, перегнал хозяина и уже привычно замаячил впереди белым пятном.
По пути завернули в супермаркет среднего пошиба. Входя, Иван Ильич приказал:
- Подожди здесь.
И понятливый пёс с готовностью устроился у самых дверей. Кормилец не стал долго копаться и, выбрав пару пачек пельменей и упаковку неестественно красного и подозрительно свежего мясного полуфабриката, прихватив ещё батон и пачку молока, заторопился на выход. Сквозь стеклянные двери он видел, как сидевший малыш тянулся и взглядом, и всем маленьким телом к каждому выходящему, боясь пропустить хозяина, и сколько же было радости в больших выразительных глазах, когда тот, наконец, вышел и, не сдержавшись, улыбнулся и похвалил:
- Хорошо, молодец, - и лучших слов маленькому другу не надо.
До самого дома четвероногий проводник вёл безошибочно, не отвлекаясь и удивляя гомо-сапиенса с кандидатской степенью невероятной памятью и способностью ориентироваться в однотипных каменных джунглях. «И как это ему, с одной извилиной в крошечном мозгу, удаётся?» - восхищался человек с самым массивным мозгом. А примитивный мозг не ошибся ни домом, ни подъездом, ни этажом, хотя был здесь всего лишь дважды. «Мне-то и с трёх раз не запомнить»,- усомнился в своих способностях к ориентированию Иван Ильич. – «Может быть, людям стоит перенять собачий опыт и оставлять в таких кварталах аналогичные пахучие метки?»
Дома каждый занялся своим делом: хозяин, естественно, варил, а пёс лежал настороже на пороге кухни, привольно уложив тяжёлую ушастую голову на лапы, и неотрывно внимательно наблюдал за хозяином, изучая и наматывая на извилину характерные движения, детали фигуры и запах его. Ему не мешали всё густеющие запахи варившихся пельменей и жарившегося мяса, он умел, в отличие от людей, во всём отделять семена от плевел. Когда плевела сварились, Иван Ильич выложил приличную часть пельменей на неглубокую тарелку, смазал маслом, разрезал каждый пополам, добавил к ним мяса, поджаренного с луком и, слегка остудив тарелку в холодной воде, подал на пол.
- Прошу, сэр!
Аристократ поднял голову, но не сдвинулся с места, не понимая. Тогда метрдотель, исправившись, пригласил по-другому:
- Возьми!
Иждивенец отреагировал мгновенно: бодро встал, подтянулся к фирменному блюду, обнюхал содержимое и начал есть по-детски – с самого вкусного: с пельменей. А Иван Ильич радовался, как и любая стряпуха, что угодил, что пельмени ускользают в маленькую глотку один за другим, и ещё осталось место для мяса. Обжора аккуратно вылизал посуду, а потом и себя, где смог достать язычком, вернулся на сторожевое место и со скепсисом наблюдал, как хозяин понапрасну тратит время на прожёвывание. На десерт было молоко. Оно тоже понравилось обоим, и хотя молокосос тщательно вылизал тарелку, хозяин зачем-то принялся её мыть вместе со своими грязными, не вылизанными. Завершив все процедуры, связанные со святым наполнением утроб, оба перешли в комнату, где Иван Ильич в изнеможении рухнул на диван, а пёс не полез в кресло, а сел рядом, требовательно глядя на лежебоку.
- Ты чего? – вяло спросил тот, не в силах пошевелиться. – Чего тебе ещё? – отвернулся лицом к спинке дивана. – Отстань!
Негодник коротко заскулил и, опершись передними лапами на диван, часто и жарко задышал немощному в затылок.