- А вам какое дело? - хорохорится курносый парень, подступая к Николаю.
Но Валерик Горбачевский хватает своего приятеля за локоть и, что-то шепча ему на ухо, уводит прочь. Остальные парни тоже уходят.
- Они... приставали к вам? - стесненно спрашивает Николай, накручивая ремешок на палец.
Только теперь Рита узнала его. Холодно глядя на Николая снизу вверх, она говорит:
- Вы упорно появляетесь в роли спасителя. Я в этом не нуждаюсь.
Тряхнув головой, она направляется к выходу с бульвара. Рекс бежит рядом с ней. Рита останавливается, треплет пса по голове.
- Странно, - говорит Николай, подходя ближе. - Рекс обычно не идет к чужим.
- Хорошая собачка. - Рита обеими руками берет Рекса за морду. - Прямо тигр.
- Это боксер. Тигровый бульдог... У него немного испорченная порода морда удлинена, видите?
- Он красивее бульдогов. - Рита выпрямляется, смотрит на Николая: Этот мальчик с патефоном - он ваш знакомый?
- Валерик Горбачевский? Он мой лаборант.
Свет фонаря падает на Риту, на ее золотистые волосы, на узкое лицо с нежным подбородком и темными печальными глазами.
Николай не может оторвать взгляд от Ритиного лица. Десятки вопросов вертятся у него на языке. Кто она такая? Каким образом свалилась тогда за борт? И что за странный интерес к месту ее падения: ведь Опрятин явно искал там что-то, у него на моторке был поисковый прибор. И Вова нырял там с аквалангом. Что они ищут?.. И почему все время кажется, будто он уже видел когда-то эту девушку?..
- Веселые у вас лаборанты, - насмешливо говорит Рита.
Круто повернувшись, она идет к троллейбусной остановке. Идет мимо фонтанов, подсвеченных цветными лампами. Мимо пустых скамеек и мимо скамеек, занятых парочками. Идет одна.
Кошка, Гуляющая Сама по Себе...
Николай долго глядит ей вслед. Потом подзывает Рекса и, широко шагая, продолжает свой путь.
Юра открывает дверь. Он в одних трусах, в руке у него отвертка "Дюрандаль".
- Здравствуйте, люди и собаки! - провозглашает он и ведет Николая в свою комнату, заваленную книгами и завешанную географическими картами.
На столе громоздится нечто, напоминающее электрополотер. Это знаменитый "сверхмагнитофон", с которым Юра возится вот уже третий месяц.
- Смотри, Колька. Я вытащил из него кое-что, и теперь...
Юра показывает Николаю почти готовые пьезоэлектрические весы и объясняет, что он придумал для упрощения схемы. Николай слушает и не слушает. Он дымит сигаретой, рассеянно стряхивая пепел в жестянку с шурупами.
- Юрка, - говорит он вдруг, прервав друга на полуслове, - я только что встретил ту, которая с теплохода прыгнула...
- Шут с ней. Теперь смотри: от кварцевой пластинки выводы идут...
Но Николай снова перебивает его:
- На месте ее падения что-то ищут. Опрятин ищет. И Вова.
Юра смотрит на друга, глубокомысленно почесывая "Дюрандалем" затылок.
- Может, они ищут затонувший город Шерги-Юнан? [полулегендарный город, ушедший под воду; его искали в последний раз летом 1960 года]
- Не дури, Юрка! К ней на бульваре приставали какие-то парни. Среди них знаешь кто был? Наш Горбачевский.
- Валерка?
- Да. Завтра поговорю с ним.
- Не надо. Ты не умеешь вести воспитательные разговоры. Я сам поговорю.
- Понимаешь, - задумчиво продолжает Николай, - у нее такое лицо... Все время кажется, будто я ее где-то видел раньше...
Юра явно настроен на другую волну. Он подбрасывает и ловит отвертку, а потом говорит с дружелюбной интонацией в голосе:
- Как же ты не узнал свою двоюродную тетку из Астрахани?
Николай раздраженно тычет окурок в жестянку и идет к двери.
- Жизнерадостная дубина! - бросает он на ходу.
Медленно идет он по вечерним улицам. Смутно и тревожно у него на душе.
12. О НАХОДКЕ, КОТОРАЯ ВЫНУЖДАЕТ АВТОРОВ ЗАКОНЧИТЬ ПЕРВУЮ ЧАСТЬ И СОВЕРШИТЬ ЭКСКУРС В НАЧАЛО ПОЗАПРОШЛОГО ВЕКА
...Ибо распечатывание таких сосудов входит
в круг моих обязанностей.
В.Гюго, "Человек, который смеется"
Грязный брусок, приобретенный Приваловым на толкучке, больше двух недель провалялся на яхт-клубе, в рундуке, на дверце которого была выведена по трафарету аккуратная надпись "Меконг". Не то чтобы Борис Иванович забыл о нем - просто руки не доходили. С тех пор как в институте заговорили о Транскаспийском нефтепроводе, Борис Иванович потерял всякий покой. Неотступно стояло перед ним странное и заманчивое видение: мощная струя нефти, идущая через море...
Надо было хоть немного отвлечься от беспокойных дум, от вычислений, уводивших в область фантастики. У Привалова было испытанное средство охлаждения разгоряченной мысли: послесарничать, повозиться с инструментом и металлом. А если при этом случался собеседник, готовый выслушать его, Бориса Ивановича, дифирамбы слесарному искусству, то это было все равно что дом отдыха.
Итак, однажды после работы Привалов заехал на яхт-клуб, завернул брусок в газету и привез его домой. После обеда он приладил к кухонному столику тисочки и, мурлыча себе под нос песенку о хорошем настроении, разложил инструмент.
Перед работой он поскреб ногтями кусок мыла - старый способ, каким культурные металлисты предупреждают появление под ногтями траурной каймы.
- Не найдется ли у нас немного керосину? - спросил он жену.
Ольга Михайловна, мывшая посуду, обернулась к нему.
- Где-то был, - сказала она. - Помнишь, ты приносил, когда красил двери.