- Это я, - откликнулась Кристина.
- Как твои дела? - спросил он. - Отошла немного?
Она устало сказала:
- Ага. Пока машина не едет, все в порядке. А может, завтра легче будет. Я думаю, это дело привычки.
- Ну-ну, - неуверенно отозвался Томас. Кажется, он не верил в приспособляемость.
- Нам еще долго ехать? - по-моему, и сама Кристина в эту приспособляемость не очень-то верила.
- Если бы не было всяких посторонних факторов, - ответил он, - я бы сказал - дня четыре. При условии, что мы не будем очень гнать, а будем щадить себя и машину. Но, учитывая, что на дорогах творится... надо будет, кстати, радио послушать.
Он нырнул на переднее сиденье и вылез, держа в охапке какую-то темную массу, которая распалась на портативный приемник и пластиковый коврик. Развернул коврик, устроился возле машины и врубил радио, правда, негромко. Оттуда доносился треск, шипение, странные плывущие звуки, потом какой-то горячечный голос, который кричал:
- А мне наплевать! Кто остался? Никого там не осталось! Дай мне два самолета, по крайней мере! Ну, хоть один! Я эту заразу выжгу... - Голос замутился, побледнел и ушел в сторону; опять раздался сухой треск атмосферных разрядов, потом вдруг выплыл еще один голос, женский, бодрый до идиотизма:
- А сейчас для наших мужественных парней, которые рискуют жизнью на дорогах, певица Ника Зарудная споет песню "Сегодня я с тобой, орел мой горный".
- С ума посходили, - пробормотал Томас, вырубил радио, которое уже начало самозабвенно выводить:
Сегодня я с тобой, орел мой горный,
Сегодня я уже не буду гордой,
и полез обратно в машину.
Кристина задумчиво поглядела ему вслед.
- Я его боюсь, - сказала она. - Как тебе удается с ним ладить?
Я честно сказала:
- Сама его боюсь. Но он, по-моему, ничего плохого не хочет. Просто себя так держит.
- Мне тут неуютно, - говорит она. - Остальных я тоже не знаю.
- С остальными все понятно. Они-то как раз на виду. Игоря я давно уже знаю - года два-три. Он хороший мальчик. Разумный, спокойный. Он с виду выглядит слабым, но мне кажется, что это не так. Просто домашний мальчик, вот и все. А Герка... я его самого не очень хорошо знаю, так, общие знакомые. Но, в общем, таких людей тоже хватает. Он привык быть сильным... ему это очень важно, думаю. А кто сейчас сильный? Вот он и мучается.
- Тяжело с ними... Ты-то как держишься?
- Да никак, - говорю. - Так, стараюсь не скандалить. И то, знаешь... Мы все время друг у друга на виду. Уйти некуда. Отдохнуть от посторонних глаз негде. Как тут убережешься?
- Вот все вы меня обвиняете, - сказала она с неожиданной горечью, что я негибкая. Что требую от людей слишком много. Вот они меня и не любят.
Ну чего от меня она хочет, бедняга?
- Кристинка, а кто кого сейчас любит? Кто сейчас согласится взять на себя ответственность за другого человека? Сознательно, во всяком случае. Ты же посмотри, во что мы все превратились!
А ведь и правда, думаю. Уж не знаю, каким нужно обладать героизмом, чтобы решиться в наше время на какие-то прочные человеческие отношения... и что из этого получится.
- Все мы, - говорю, - получаем то, что заслуживаем. Поспать не хочешь?
Я пошла внутрь. Там хоть тепло.
Может, ей хотелось еще поговорить - просто потому, что на самом деле мы почти друг с другом не разговаривали - так, по необходимости. А о чем говорить - жаловаться противно, хвастаться нечем...
* * *
На следующий день нас обстреляли.
До сих пор мне трудно восстановить последовательность событий. Все произошло слишком уж быстро. Вспышки света я уловила боковым зрением, потом раздался грохот и одновременно с ним - удар. Наш джип подскочил, пошел юзом, каким-то образом Томас ухитрился его выправить, и тут раздался второй удар, от которого машина съехала на обочину и перевернулась на бок. Да, видимо, так все и было... Я сидела на заднем сиденье вместе с Игорем и Кристиной, каким-то чудом мне удалось упереться руками и ногами в спинку переднего сиденья - сознание в этом никакого участия не принимало. Я склонна полагать, что кричала, а может, и кто-нибудь еще, не я одна, но этого я, ей-Богу, не помню. Потом, внезапно, навалилась неподвижная ватная тишина... Мотор не работал. Наконец, Томас спросил:
- Все живы?
Я отозвалась:
- Да, - но это была только я одна. Потом откликнулся Герка.
- Что там у тебя? - спросил Томас.
Подо мной что-то слабо зашевелилось. Игорь. Кристине, видно, было хуже всего - она сидела у задней двери, на которую и пришелся основной удар.
- Так что там? - повторил он.
- Игорь жив. Кристина - не знаю.
- Нужно выбираться отсюда. И поскорее.
Наконец, ему удалось открыть свою дверь, и он вылез наружу. За ним вылез Герка. Оба они были целы, только слегка потрепаны.
- Давай! - заорал Герка. - Выбирайся! Ты же мешаешь добраться до остальных.
Я начала толкать дверь, но ее заклинило. Вполне возможно, что в тоскливой панике я просто дергала не ту ручку.
Вдвоем они навалились на заднюю дверь - это было не так уж легко, потому что она открывалась в небо, - наконец, Герке удалось приоткрыть ее на достаточную ширину, чтобы вытянуть меня за шиворот.
- Отойди подальше, - сказал Томас. - За машину.
Я отошла. Джип лежал себе на боку, и из него что-то вытекало. Мне это не понравилось.
- Ребята, - говорю, - он, кажется, сейчас взорвется.
- Сам вижу, - сквозь зубы пробормотал Томас.
Они все еще возились у задней двери. Томас залез внутрь и, наконец, появился, таща за собой оглушенного Игоря. Тут я уже пришла в себя настолько, что сообразила, что им нужна помощь. Я перехватила Игоря и начала оттаскивать его от машины, пока они выволакивали Кристину и все вещи, которые попадались им под руку. Оказавшись за безопасным пригорком, я опустила Игоря на землю и побежала обратно. Кристина лежала на асфальте у машины, лицо бледное, глаза закрыты, нога неестественно вывернута. Я подхватила пару тюков, а Томас и Герка - Кристину - и поволокли ее к тому же пригорку. Мы успели вовремя - относительно вовремя, потому что раздался еще один удар, я зажмурилась, а когда открыла глаза, машина пылала так, что в этом даже проглядывала какая-то нездешняя красота - потрясающие сочетания красок! Горящие обломки летели в разные стороны. Я лежала на холодной земле - в бок мне упирался какой-то тюк - и тупо размышляла над тем, что фейерверк в прямом переводе означает "огненная работа", когда Томас сбил меня с мысли.