«Милый ты философ, — вдруг улыбнулся он, услыхав голос Вершинина. — Больше, больше страсти и огня, Алексей!» Ларин поднялся и, заложив руки за спину, стал ходить по кают-компании. Усков и старший механик сошлись, как два петуха, и тоже спорили… о машинах и об искусстве. И вдруг в репродукторе музыка заглушила людские голоса, потом кто-то запел. Знакомый и близкий сердцу романс. Сколько в нем тепла, искренних, больших чувств. Он волнует, возвышает иоблагораживает.
— Ну, что скажешь, любезный? — спросил Усков старшего механика. Седые усы у него воинственно топорщились. — Девчонка-то права.
— Ну, это из классики, — неопределённо ответил старший механик.
— То-то и оно, что из классики!..
«Ураган» достиг района промысла. Но импульсы, посылаемые гидролокатором и эхолотом, назад не возвращались. Рыбы не было.
Команда усиленно тренировалась в постановке снастей, проверяла механизмы, готовила бочки для засолки рыбы, тёрла и мыла судно — «наводила глянец», по выражению Соболева.
А ему не хватало суток. Отстояв вахту, он в костюме подводного плавания спускался в испытательную башню, по вечерам слушал лекции Ларина или читал книги. И даже во сне ему виделись океанские глубины.
В лаборатории Соболев часто встречался с Поленовой. Когда он облачался в гидрокостюм, она не спускала с него глаз. Василий по-своему понял эти взгляды: он вообразил, что Поленова в него влюбилась. Прямолинейный характер Соболева не терпел неясности, и при первом же удобном случае он решил объясниться.
Саша сверкнула глазами, порывисто встала из-за стола, задев рукой склянку, и насмешливо сказала:
— Ещё один Цезарь. Пришёл, увидел, победил!
Соболев смутился.
— Море, что ли, на вас действует, — с издёвкой продолжала она. — Пятое объяснение в любви…
Народ, на траулере подобрался молодой, весёлый, и Сашу приняли, как равноправного члена коллектива. Она быстро освоилась. Моряки были предупредительны, вели себя корректно. Иногда слегка подтрунивали. Но она в долгу не оставалась и умела постоять за себя. Некоторые попытались было поухаживать, однако, получив отпор, быстро успокоились, а потом сами же посмеивались над собой. Только Юра Новиков, как тень, всё ещё ходил за ней.
— Пятое? — с неподдельным удивлением воскликнул Соболев.
Девушка улыбнулась. Потом сняла халат и собралась уходить.
— Подожди, Саша, — сказал Соболев. — Давай выясним сразу. Почему же ты смотришь на меня такими влюбленными глазами?
— Влюбленными? Я?
— Не я же, — начиная сердиться, ответил Соболев. — Не слепой, вижу, как таращишь на меня глаза.
Саша звонко засмеялась:
— Я тебе за-ви-дую, Вася. Завидую, когда ты спускаешься в камеру, понимаешь?
Соболев свистнул. В глазах заискрились весёлые огоньки.
— Убила! — Он тряхнул головой. — Завидуешь, значит? А я-то думал — влюбилась. Вот дурак! Но почему завидуешь? У тебя же спортивный разряд. Просись у Василия Михайловича в пловцы.
— Просилась, — вздохнула Саша. — Не берёт. Я решила стать штурвальным. Все совмещают по две профессии, а почему мне нельзя?
— Тоже дельно. А капитан как? Знаешь, пошли к Вершинину. Он в философии силён, послушаем, что он скажет на этот счёт!
Возле дверей лаборатории Саша тихонечко прикоснулась к локтю Соболева и сказала:
— Вася, давай будем друзьями. Хорошо?
— Ладно, — махнул Соболев рукой. — Да я и не собирался за тобой бегать. Просто, вроде затмения. Такие-то дела…
Саше даже немного обидно стало от этих слов. Всё-таки она была женщиной и любила, чтобы моряки оказывали ей внимание. А тут, на тебе — «не собирался».
Вершинина они застали в каюте. Третий помощник капитана с усердием писал что-то на разграфленном листе тетради. На столе лежала груда служебных книг, бумаг. Он обрадовался приходу ребят.
— С утра копаюсь. Одурел, — весело вскинул он голову. — Садитесь. Вы знаете, что сегодня будем ловить на свет?
— Знаем, — ответил Соболев.
— Василий Михайлович сказал, что надо доказать рентабельность лова рыбы на свет. На траулере больше половины команды комсомольцы. Вечером соберёмся. Поговорим. Предупреди наших, Вася.
— Ладно. Мы к тебе по другому делу. Слушай, Алексей, надо ей помочь, — Соболев кивнул на Поленову.
— Подожди, Вася. Я сама умею говорить. На траулере все имеют вторые профессии или овладевают ими. Одна я…
— Что же ты предлагаешь? — спросил Вершинин.
— Хочу стать штурвальным.
Вершинин взъерошил пятернёй волосы:
— Проблема! Боюсь, что ничего не выйдет. Капитан скомандует «полный назад». Но попробуем.
При появлении молодых моряков усы капитана дрогнули. Он снял очки и отложил книгу.
— Мы к вам, Иван Константинович, — деловито сказал Вершинин.
— Да? — насмешливо удивился Усков. — Что же вы от меня хотите?
— Поленова хочет учиться на штурвального.
— Вот времена пошли! Каждому, кто что захотел — выложи и подай! — вздохнул капитан. — Морская служба тяжёлая, Саша. Женщина в море — явление случайное. А вы ещё в штурвальные. Я бы лично замуж вас выдал. Женщина всё-таки должна украшать жизнь…
— Жизнь, по-вашему, ёлка, что ли? Игрушки на неё вешать?
— Возможно, и ёлка. Неплохо на старости лет иметь около себя украшение вроде детей и заботливой супруги…
— А я не хочу украшением быть, — Саша тряхнула кудрями, сама удивляясь своей смелости.
— Смотрите-ка, вы девушка храбрая, даже капитану дерзости говорите. Но всё-таки женщина — это радость жизни. Так ли, Соболев? Что молчишь? Не согласен? Поживёшь — согласишься.
— Я хочу быть штурвальным. Почему не разрешаете? — требовательно произнесла Саша.
Капитан внимательно посмотрел на неё и шевельнул усами.