Валеев произнёс перед моряками короткую речь и пожелал им попутного ветра. Сигачёв зачитал приказ председателя совнархоза, в котором команде «Урагана» за успешную разведку крабов объявлялась благодарность и присуждалась премия в двадцать пять тысяч рублей. Ларин выступил и заверил, что испытание электрорыболовного снаряжения команда «Урагана» проведёт успешно.
Вдруг Валеев рукой поманил к себе Соболева.
— Как звать? Василий Соболев? Слыхал про тебя, Василий. Хорошо начиааешь жизнь. Что думаешь делать?
«Пышноусый», как про себя окрестил Валеева Соболев, выслушал его ответ внимательно.
— Правильную линию ведёшь, Василий, — сказал он. — Смотри не споткнись. Видишь, туман окутал траулер — скрыл от нас море и солнце. И на человека, бывает, находит туман. За его серой стеной иной человек перестает видеть наш большой мир. Понял ты меня?
— Понял, — ответил Соболев.
— Вот и хорошо, — заулыбался Валеев. — Значит, в туман не попадёшь, раз понимаешь. Нравишься ты мне за ухватку. Молодец. В Петропавловск приедешь — заходи как-нибудь… Так-то вот.
Эта короткая беседа взволновала Соболева до глубины души. Он словно заглянул в своё будущее — светлое и большое. Но сколько ещё надо потрудиться, чтобы оно пришло, это будущее. А как мало сделано!
Скоро Валеев пересел на катер и уехал. Умолк гул мотора, а Соболев стоял на баке, не замечая, что серая мгла всё плотнее окутывает его и капельки воды бисером оседают на волосах, лице, куртке. Зато на душе было светло. Ещё звучали в ушах слова Валеева: «Смело шагай вперёд». Грудь широко вздымалась. Мир, несмотря на непогоду, казался прекрасным.
С этим неугасимым чувством радости Соболев в двенадцать часов ночи поднялся в рубку.
— Опять за штурвал, Вася? — спросил Вершинин. — Давненько не держал ты его в руках. Может забыл, какой он?
— Если забыл, Юра научит. Научишь, Юра? — Соболев, улыбаясь, дружелюбно посмотрел на Новикова.
— А катись ты подальше… — процедил через плечо Новиков.
— Дурень ты, — беззлобно произнёс Соболев. — Чего мы с тобой не поделили, зачем нам ссориться?
Новиков не ответил.
После двухнедельного пребывания в Колпакове «Ураган» вышел наконец в плавание. Накануне команде выдали зарплату, премиальные, распределили деньги, полученные за рыбу. Для бывших десятиклассников это была первая получка, первые собственным трудом заработанные деньги. Молодые моряки сразу же приоделись. Вечером многие уже щеголяли в новых костюмах.
Вася Соболев и Володя Данилов вернулись с берега со связкой новых книг.
По-своему отметили получку Щербань и Новиков. Они посетили местный ресторанчик, выпили, закусили рыбной котлетой с экзотическим названием «вулкан» и на траулер явились навеселе. В каюте добавили ещё по стопке. Захмелевшему Новикову Щербань предложил «перекинуться» в картишки, как он выразился, «по-джентльменски» и за полчаса обобрал друга. С горя Новиков, не раздеваясь, повалился на койку. На вахту он заступил с тяжёлой головной болью и в препаршивом настроении.
— Если тебе штурвал нужен, на, возьми, — угрюмо сказал он, уступая место Соболеву.
Новиков плюхнулся в кресло и полез в карман за папиросами, но тут же, словно его обожгло, отдёрнул руку. Недобро посмотрел на Соболева и снова, на этот раз подчёркнуто небрежным движением, опустил руку в карман и вытащил державку.
В глубине рубки Вершинин склонился над картой. «Ураган» приближался к южной оконечности Камчатки. Обогнув мыс Лопатку, он должен был выйти в Тихий океан и юго-восточнее полуострова начать поиски косяков рыбы. Проложив курс, Вершинин поднял голову. Новиков сидел, облокотившись на полочку, голова его покоилась на согнутых руках. «Что-то с ним неладно», — подумал Вершинин и скомандовал лево руля. Соболев повернул штурвал и похолодел.
— Заедает, — шёпотом сказал он.
— Опять? Отойди-ка! — Вершинин крутил штурвал так и этак — он был лёгок и послушен. Новиков налил из графина стакан воды и залпом выпил. — Ты что, Юра, с похмелья сегодня? — спросил Вершинин и, не дождавшись ответа, снова обратился к Соболеву: — Видишь, Вася, нисколько не заедает. Что за чертовщина?..
В рубку вошёл боцман.
— Что, опять заедает? — спросил он.
— Заедает, — вздохнул Соболев.
Новиков, выпив воды, опьянел сильнее прежнего; сказывался спирт. Мутными осоловелыми глазами он смотрел на товарищей, а ногой крепко нажимал на державку.
— А, боцман! Я приветствую вас, — заплетающимся языком проговорил он и засмеялся. — Я-а пр-роучил лап-потника…
— Да ты пьян, сукин сын! — рявкнул боцман и одной рукой сдёрнул его с кресла. — Соболев, взгляни, что там под креслом.
Соболев нагнулся, поднял державку.
— Я так и предполагал, — нахмурился боцман.
Державка пошла по рукам. Новиков, шатаясь, вышел из рубки.
— Щербаня державка, — сказал боцман. — Вот сатана, на что толкает парня! Так и до тюрьмы недалеко.
Проснулся Новиков в час дня со смутной тревогой в душе. Нехотя умылся и стал припоминать ночные события.
Вошёл Щербань, молча налил полстакана водки и выпил. Он только что имел неприятный разговор с капитаном.
— Иди, Усков тебя вызывает, — зло бросил он. — Салака ты… не вздумай меня впутывать в свои грязные дела. Понял? А то… — и показал кулак. — Скажи, пьяный был — и баста.
Новиков надел фуражку и направился к двери.
— Слышал, что я сказал? — крикнул вдогонку Щербань.
Новиков вошёл в каюту капитана и остановился у дверей. Усков, словно не замечая его, заложив руки за спину, ходил по каюте. Он всё ещё не мог успокоиться после разговора со Щербанем. Перед выходом из Колпакова пришла радиограмма. Щербань прочитал её равнодушно. Его разыскивала жена с двумя детьми. За два года он не выслал семье ни одной копейки. Усков предложил ему перевести деньги. Щербань отказался: «Я с ней не зарегистрирован и не обязан платить». Усков напомнил ему о чести советского моряка. Под большим нажимом Щербань наконец сдался и пообещал в следующую получку сделать перевод, а сейчас, мол, у него нет свободных денег. Соврал и даже не покраснел. А о Новикове вообще отказался разговаривать: я, дескать, на привязи его не держу, и пусть он сам отвечает за свои поступки.
Встреча со Щербанем оставила неприятный осадок. Усков искоса взглянул на Новикова. «Именно избалованные молодые люди чаще всего попадают под дурное влияние», — подумал он и остановился перед Новиковым.
— Хорош, нечего сказать! — Голос капитана был тих, и это удивило Новикова. Обычно в таких случаях Усков любил пошуметь, разнести в пух и прах, но потом быстро остывал. На «Урагане» знали это, и на его гневные тирады предпочитали отмалчиваться. Выговорится, остынет, тогда можно и высказать всё, что есть.
— Скажи мне, пожалуйста, Новиков, — продолжал Усков, — где ты воспитывался? Молчишь? А ну взгляни на меня. Прямо, прямо взгляни! Не можешь? Значит, совесть не чиста.
— Я ничего такого не сделал, — пробормотал Новиков, а на душе было муторно и оттого очень трудно выдержать взгляд Ускова. Новиков опустил глаза.
— Ничего, говоришь? Ты матери радиограмму послал?
— Какую радиограмму? При чём тут радиограмма? — Новиков удивлённо посмотрел на капитана. — Ах, матери? Посылал неделю назад.
— Ответ получил?
— Получил. Просит приехать. Плохо ей, заболела.
— Почему молчал? Я бы отпустил.
— Считал неудобным беспокоить вас.