Малькольм Джеймсон
ЭКСПРЕСС НА ФЛАШИНГ
"Они не имели права принимать этого человека на работу. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что он безумен. Возможно, для наших дней это чрезмерное требование... В дни моей молодости такого бы не случилось. Сейчас на работу берут даже сумасшедших! Куда катится мир?.. Но смею заверить вас, если нам удастся выбраться из этого взбесившегося вагона, я выверну наизнанку весь Интерборо. Пусть там не думают, что, если я пенсионер, со мной можно выкидывать подобные фокусы. Мой сын Генри работает в адвокатской конторе: он устроит им холодную баню. В этом городе у нас неплохие связи.
И я не единственная жертва этого безумца. Вместе со мной в вагоне находится приятная пожилая дама. Сначала она была сильно напугана, но я успокоил ее, и теперь она старается держаться ко мне поближе. Ее зовут миссис Геррик, очень приятная женщина. Это ее мысль, чтобы я начал записи: они освежат нашу память, когда мы обратимся в суд
***
Сейчас мы с чудовищной скоростью мчимся к центру города вдоль Седьмой авеню; однако наш вагон занимает встречную линию! Жуткое ощущение, когда мы первые несколько раз проносились сквозь встречные поезда: я думал, нас сомнет в гармошку. Ничего страшного не произошло, но мне приходится думать о моем сердце. На прошлой неделе доктор Стейнбек посоветовал мне соблюдать чрезвычайную осторожность. Миссис Геррик мужественно переносит испытания, хотя это весьма тяжело для такой мягкой женщины, как она.
Безумец, который управляет нашим вагоном (если хаотичную смену путей на встречные и попутные можно назвать управлением), сейчас смотрит вперед через стекло кабины управления. Его жуткий, застывший взгляд упирается во мрак, несущийся нам навстречу. Он довольно крепкого сложения, с обветренным лицом и грубыми манерами. Рослый. Мне почти восемьдесят, и я значительно легче его.
Не остается ничего другого, как ожидать своей печальной участи: рано или поздно мы неминуемо разобьемся, если, конечно, кто-нибудь из персонала подземки не догадается выключить ток, чтобы остановить нас. Если наш машинист уцелеет в крушении, полиция легко опознает его по густой рыжей бороде и татуировке на запястьях. Борода огромная, подстрижена лопатой - другой такой не найти во всем Нью-Йорке.
Кажется, я забыл рассказать, как началась эта безумная гонка. Моя внучка, миссис Чейн Л. Тернек, собиралась показать мне всемирную ярмарку и хотела приехать из Грейт-Нека, чтобы встретить меня на станции подземки. Должен признаться, она настаивала, чтобы кто-нибудь сопровождал меня в этой поездке, но я и сам могу позаботиться о себе... Во всяком случае, всегда заботился, хотя зрение и слух далеко не те...
***
Вагон был переполнен, но кто-то уступил мне место в углу. Когда мы тронулись, женщина, сидевшая рядом, - миссис Геррик - спросила, не знаю ли я, как со станции "Флашинг" можно добраться до Вайтстоуна. Пока я припоминал автобусные маршруты, наш поезд остановился и все пассажиры вышли, оставив нас одних. Мне было неприятно пропустить свою остановку, однако я решил ехать дальше, выйти на станции "Флашинг" и вернуться обратно. В этот момент в вагон вошел машинист, который затем повел себя столь странно.
Наш вагон находился в хвосте поезда, и машинист занимал кабину водителя. Открыв внутреннюю дверь, он несколько качающейся походкой (я не хочу сказать, что он был пьян; мне так не кажется) вошел в салон и повел себя с хозяйской уверенностью, почти возмутительно. Остановившись возле средней двери, он напряженно вгляделся на север, в сторону Саунда.
- Это не Шельдт! - выкрикнул он сердито, с сильным иностранным акцентом. Потом громко воскликнул: "Ба!" - с выражением полного разочарования.
Казалось, увиденное привело его в ярость. Поезд подъезжал к конечной станции, к "Флашингу"; тогда он бросился в кабину и каким-то образом отцепил наш вагон. Даже если бы мы были моложе и сильней, у нас не оставалось возможности выйти. Двери не раскрылись, так быстро все произошло.
Машинист вернулся в вагон, что-то бормоча себе под нос. Его взгляд упал на яркую табличку, которую обычно вставляют в окна, чтобы показать место назначения поезда. С проклятиями он сгреб жестянку с надписью: "Флашинг" и разорвал ее на кусочки своими медвежьими руками, словно она была сделана из картона. Потом швырнул на пол остатки и затоптал их ногами.
- Это не Флашинг. Не мой Флашинг - не Флиссинген! Но я найду его. Найду, и ни дьяволы ада, ни ангелы рая не остановят меня!
Он свирепо посмотрел на нас, колотя в могучую грудь сжатыми кулаками, словно сердясь на нас за какой-то обман. Миссис Геррик наклонилась ко мне и взяла под руку Мы подошли ближе к двери, чтобы сойти на моей станции, но вагон даже не притормозил. Безумная гонка продолжалась с безумной скоростью.
- Ругваартш! - выкрикнул машинист на своем малопонятном наречии. - Дорога открыта назад, только назад, но я найду мой Флиссинген!
Затем пришло потрясение, вызванное прохождением сквозь встречные поезда. Заметив приближение первого, миссис Геррик вскрикнула от испуга. Я обнял ее за плечи и крепко уперся в пол тростью. Однако крушения не последовало: лишь ослепляющая вереница огней и красок пронеслась перед глазами и исчезла в мгновение ока. Со скоростью молнии мы промчались прямо сквозь поезд от конца до конца, даже не покачнувшись при этом. Это было выше моего понимания, ведь я ясно видел его приближение. С тех пор мы прошли сквозь множество поездов, и так часто перескакивали с одной линии на другую, что я потерял счет столкновениям.
Постепенно мы вместе с миссис Геррик привыкли не бояться столкновений. Больший страх нам внушает бородатый хулиган, захвативший вагон. Его поступки непредсказуемы, и, разумеется, мы не можем дольше оставаться с ним в этом вагоне прошло уже несколько часов. Не понимаю, почему муниципалитет Интерборо ничего не предпринимает, чтобы остановить нас и передать этого сумасшедшего в руки полиции. Мы с миссис Геррик готовы обратиться к окружному прокурору".
***
Эти записи были сделаны на первых страницах записной книжки, переданной мне служащими Бюро пропавших персон. Ни миссис Геррик, ни мистер Деннисон, чьим почерком сделаны записи в книжке, не были найдены. Не был найден и машинист, о котором упоминает мистер Деннисон. В свою очередь муниципалитет Интерборо утверждает, что у них не пропало ни одного работника, более того, судя по описанию, они не нанимали такого человека.
С другой стороны, они не смогли убедительно объяснить, как мог отделиться от поезда последний вагон на станции "Флашинг".
Я согласен с мнением полиции, что эта записная книжка содержит интересные подробности, которые способны пролить некоторый свет на обстоятельства исчезновения двух злополучных горожан; и здесь, в психиатрической клинике, мы по мере сил пытаемся понять и интерпретировать этот в высшей степени вызывающий и загадочный дневник.
Та часть, которую я только что пересказал, была написана чернильной ручкой -неуверенным, дрожащим почерком, практически полностью схожим с последними образцами писем мистера Деннисона. Несколько следующих страниц вырваны, и дальнейшие записи продолжены карандашом. Почерк значительно уверенней и тверже, но, без сомнения, принадлежит тому же человеку. Далее из книжки вырваны еще несколько страниц, хотя записи вносились достаточно регулярно. Я пересказываю то, что смог разобрать из оставшегося.
***
"Судя по чередованию холодных и теплых времен года, мы потратили больше десяти лет на это жуткое и бесцельное путешествие. Странно, но мы не испытываем физического неудобства, хотя нескончаемая гонка вверх-вниз по этим туннелям утомляет. Обычные потребности организма никак не напоминают о себе или приглушены. Смена жары и холода, например, заметна, однако не вызывает особенного дискомфорта. Еда стала предметом далеких воспоминаний. Иногда мне кажется, что мы стали больше спать.
Машинист почти не разговаривает с нами; большую часть пути он ведет себя так, словно нас не существует Свой досуг он проводит, сидя и размышляя в дальнем конце вагона; глядит в пол и бормочет что-то в свою огромную рыжую бороду. Иногда он встает и напряженно всматривается вперед, словно отыскивая что-то. Потом в явном раздражении меряет шагами свой закуток, изрыгая при этом свои заморские проклятия. "Вердоймд" и "фервеншт" - наиболее часто употребляемые. Мы научились распознавать их; странный великан в ярости рвет на себе волосы, когда выкрикивает их. Его зовут (как он представился) Ван дер Деен, но мы считаем дипломатичным называть его "капитан".
Я уничтожил все написанное за предыдущие годы (все, кроме описания самого первого дня). Сейчас многое кажется противоречивым и преувеличенным. Думаю, в этом виновато мое тогдашнее нездоровье. Сейчас я заметно окреп, притом без всякого медицинского ухода. Мой артрит и неподвижность суставов исчезли без следа; кажется, я даже стал лучше слышать.
Миссис Геррик и я давно свыклись с обществом друг друга, и наша привязанность растет с каждым днем. Сначала мы оба сильно беспокоились о наших близких. Однако преклонный возраст, в котором мы находились в момент похищения (мы почти ровесники с ней), позволяет предположить, что наши дети и внуки переживут утрату, которая все равно была неизбежна. Единственная проблема, которая не поддается разрешению: утомительная в своей монотонности гонка по подземным туннелям Интерборо.
На страницах, которые я уничтожил, много места отведено описанию ужасов, которые мы пережили в первые недели при прохождении сквозь встречные поезда. Вскоре это превратилось в столь обычное явление, что перестало восприниматься вовсе, как собственное дыхание. Однако стоило избавиться от ощущения неминуемой катастрофы, и наше путешествие наполнилось смертельной скукой блуждания по темным туннелям.
Миссис Геррик и я проводим время за дружескими беседами (хотя в более ранних записях я сетовал на ее неразговорчивость) или пробуем угадать, что происходит наверху, в городе, по пассажирам, стоящим на платформе. Это непростое занятие: наш вагон мчится очень быстро, к тому же много встречных поездов. Наше внимание привлекли изменения в рекламных щитах на станциях. Теперь на них изображены портреты старых кинозвезд; рекламу новых зубных паст и медицинских препаратов, кажется, сняли. Что это, не выдержали проверки или в стране идет кампания за возвращение к природе?
Еще одно чудо в нашей однообразной жизни - омоложение нашего вагона. Несмотря на безостановочную гонку на предельной скорости, он становится все ярче и новее. Сегодня у него вид, словно он несколько минут назад сошел с конвейера.
***
Полвека назад я твердо усвоил простую истину: если не знаешь, чем занять себя, - пусть у тебя впереди бесконечность, ты не сделаешь ровным счетом ничего. Заглянув в записную книжку, я обнаружил, что прошло десять лет со времени последней записи! Прямое подтверждение праздности и однообразия той жизни, которую мы вынуждены вести в этом блуждающем вагоне. Сама неизменность нашего существования лишает записи смысла. Однако недавние события принуждают меня взглянуть в лицо пугающей правды. Скрытое подтверждение моих опасений ошеломляет и указывает, что с нами определенно что-то происходит - что-то вполне объяснимое. Но я боюсь подумать об этом... тем более назвать это! Существуют два вероятных объяснения: или все, что я думаю, верно, или...
Необходимо поговорить на эту тему с Нелли Геррик. У нее поразительное самообладание. Очень рассудительная женщина. У нас с ней превосходные отношения.
Больше всего меня беспокоят объявления. Они рекламируют товары, бывшие популярными так давно, что я и забыл о них. И текст рекламы пересыпан выражениями тех лет. Последнее время трудно рассматривать плакаты: платформы все время переполнены пассажирами. В толпе много людей в военной форме, солдат и матросов. Мы догадываемся, что началась война, но без ответа остается самый страшный вопрос: "С кем?"
Некоторые перемены наблюдаются и в нашем маленьком мирке. Мое здоровье и внешний вид беспрерывно изменяются к лучшему. В волосах почти не осталось седины! Они снова каштановые и растут даже на макушке. С прической Нелли та же история. Есть и другие перемены: я стал лучше видеть и слышу совсем хорошо.
Кульминация этой вызывающей тревогу регрессии совпала с появлением новых плакатов. Они объясняют происходящее с нами. Над головами людей в подземке засверкали новые призывы, многочисленные и настойчивые: "Покупайте займы Победы!" По их обилию можно предположить, что мы снова вернулись в счастливые дни 1919-го, когда с фронтов мировой войны возвращались солдаты.
***
Мои беседы с Нелли успокаивают. Маловероятно, чтобы мы оба сошли с ума с одинаковыми симптомами. Неизбежный вывод, к которому мы пришли, заключается в том, что мы оба выпали из жизни! Время пришло в обратное движение! "Ругваартш! - сказал сумасшедший голландец в первый день нашего путешествия во Флашинг. Мы поедем обратно!" Очевидно, в его Флашинг, каким он когда-то знал его. Кто знает о нем, кроме него? Может оказаться, что этот город принадлежит совершенно другой эпохе; иначе почему этот сумасшедший чародей (кто еще так свободно обращается со временем!) выбрал путь в прошлое? Нам остается только ждать и надеяться на лучшее.
Новая теория объясняет далеко не все явления. Не все предметы движутся вспять; иначе как объяснить то, что я пишу эти строки? Нас можно сравнить со стайкой мух в кабине спускающегося лифта. Окружающий мир теряет вес и движется вверх, тогда как на самом деле кабина неуклонно ползет вниз. Отрезвляющая мысль. Мы рады, что она пришла нам в голову. Нелли призналась, что она некоторое время колебалась, не решаясь высказать ее вслух. Еще она обратила внимание на незаметную перемену в нашей одежде: практически незаметная глазу революция стиля.
***
Мы внимательно рассматриваем проносящиеся за окнами перроны, стараясь определить прошлое, в которое попали. Вскоре после написания этих строк мы наблюдали несколько крупных торжеств, определить которые не составило труда. За ноябрьским окончанием мировой войны - Армистисом - последовала кампания займов Свободы. Более сорока лет назад, считая время в оба конца - туда и обратно, я продавал эти займы на улицах прохожим. Впечатления прошедших лет заставляют нас острее переживать заточение в этом несущемся вагоне. Происходящее вокруг рождает мучительную ностальгию. Мало кто предполагает, сколь совершенна наша память, пока не столкнется с подобным напоминанием. Но мы не в состоянии присоединиться к ликующим толпам на перронах, и остается только гадать, что происходит наверху, над нашими головами.
Догадавшись о причинах происходящего, мы стали более терпимы по отношению к нашему машинисту. Его тяжелые размышления заставляют нас задуматься, не жертва ли он сам? Обычно он не замечает нашего присутствия. Иногда нам кажется, что он падший ангел, и мы удивляемся странному стечению обстоятельств, связавшему наши судьбы с судьбой несчастного Ван дер Деена, ибо по всему видно, что он несчастлив. Его надменность давно не раздражает нас: ее подавляет какая-то тайная тоска, что постоянно гнетет сердце нашего капитана.
- На мне лежит ийн флойк, - мрачно сказал он однажды, внезапно остановившись перед нами во время одной из своих стремительных прогулок по вагону Казалось, он пытается объясниться, извиниться, если хотите, за наше вынужденное заточение. - Я проклят, проклят - Он глубоко вздохнул, умоляюще глядя на нас.
Тут на него снова нашло его обычное черное настроение, и он зашагал прочь, ворча странные голландские ругательства:
- Я превзойду их... сам Господь не остановит меня... даже в бесконечности!
***