Север Феликсович ГАНСОВСКИЙ
ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ВДОХНОВЕНИЕ
- Суть моего открытия, - сказал Изобретатель, осторожно следуя за главным режиссером через груды закулисного хлама и волоча за собой тяжеленный металлический ящик, - состоит в том, что я исключаю из театрального дела такие устаревшие понятия, как вдохновение, талант и прочее. И вообще исключаю человека... Но прежде всего несколько слов об искусстве. Как вы знаете, искусство - это общение. В данном случае, то есть в театре, дистантное общение актера со зрителем.
- Знаю, знаю, - ответил главреж. Он мрачно уставился на задник от <Далей>, брошенный на зеленую лужайку из <Сержанта>. Вот ведь народ, а? Сколько раз говорил, не собирать тут это барахло. Пожар будет, с кого спросят? - Он оглянулся на Изобретателя. - Про искусство я все знаю. Слава богу, в институте только на этом и сидели. А вот как тридцать метров тюля достать для <Двух>, этому нас никто не учил. - Прервав себя, он покопался в груде декораций, вытащил оттуда кусок холста, выкрашенный ядовито-зеленым анилином, и подозрительно пригляделся к нему. - Что это?.. Нет, что это такое? - Он возвысил голос. - Эй, есть тут кто-нибудь?! - Он повернулся к Изобретателю. - Вы понимаете, что сделали: арку от <Марии> разрезали.
Изобретатель деликатно промолчал. Ящик со множеством каких-то грубо сделанных переключателей он поставил на пол.
Из темных глубин помещения вышел гражданин в детском обтрепанном пиджачке, с руками, перемазанными краской. Запечатленная на его чертах повесть о более чем скромной зарплате, работе <на>энтузиазме> и отсутствии всех решительно необходимых материалов сразу выдавала в нем художника провинциального театра.
Гражданин дрожащим голосом объяснил:
- Я разрезал, Салтан Алексеевич. На драпри пришлось пустить. В <Бешеные>, в квартиру Чебоксаровых.
- Что-о! - Главреж побледнел, потом багрово покраснел. - У нас же <Мария> завтра в параллель идет. Вместе с <Бешеными>. - Он повернулся к Изобретателю. - Ну как вам кажется, можно так работать или нет?
Физиономия Изобретателя была иссечена глубокими, как трещины в земной коре, морщинами. Его челюсть выдавалась вперед, а иссиня-черные, густые, проволочные волосы росли прямо от бровей. Однако, несмотря на свою неандертальскую внешность, он был мужчиной, вполне искушенным жизнью, и, сделав неопределенный жест, опять ускользнул от ответа.
Художник, переминаясь с ноги на ногу, сказал:
- Пришлось, Салтан Алексеевич. Зрители обижались. Я сам слышал, в антракте один говорит: <У>в ремарке сказано <богато>гостиная>. А тут не квартира Чебоксаровых, а курительная в кинотеатре...> Знаете, сейчас народ какой. В <Марию> тогда серые ширмы из <Верю>тебя> поставим. Они свет хорошо принимают.
- Нет! - взвизгнул главреж. - Это, конечно, не жизнь. - Вторая фраза прозвучала у него в басовом ключе. - Сегодня же подаю заявление. Вы что, забыли, у нас <Верю>тебя> в триллель идет? - Трясущимися руками он похлопал по карманам, нашел скляночку с нитроглицерином, вынул таблетку, сунул в рот и, подойдя к низенькому подвальному окошку с мутными стеклами, оперся рукой о подоконник.
Художник - уж все к одному - откашлялся.
- И еще я вам хотел сказать, Салтан Алексеевич, что запасная линза у второго прожектора тоже лопнула. Перегрелась. И Смирнов, электрик, сегодня не вышел на работу. Он в первой ложе проводку начал и бросил. Как-то придется выкручиваться.
Главреж, не отвечая и не поворачиваясь, вяло махнул рукой.
За окном, на улице, текла не связанная с искусством периферийная жизнь. Девицы в нейлонах пробегали мимо древней - не то VI, не то XVI века - церкви. Возле дома-новостройки девочки прыгали со скакалками. По доисторическим булыжникам неторопливо шествовал на службу из столовой сотрудник райисполкома, и чудовищная, тихоокеанская ширина его запыленных по обшлагам брюк была вызовом всем новомодным веяниям. Шофер МАЗа, высунувшись из высокой кабины, гудком вызывал из какой-то квартиры свою милую.
И остро позавидовал главный режиссер всем им. Он понял, что вся его жизнь была сплошной ошибкой. И в ГИТИС он зря поступил, и женился неудачно на женщине, которая до сих пор держится за столицу, и в этот заштатный городишко напрасно согласился приехать, и здешней публикой не понят и до сих пор не признан. Вообще, все было нехорошо и противно.
После этого главреж дважды глубоко вздохнул и без всякого перерыва подумал о том, что лично его работы зрители не так уж плохо принимают, что жена все равно приедет, что районные центры бывают и хуже и ведь не в пожарный же техникум ему было поступать, если он так хорошо понимает и чувствует сцену.
Все это свершилось за две и две десятые секунды.
- Ладно, - сказал он, - действительно надо выкручиваться. Кстати, где у нас рыжий куст поролоновый? Помните, из <Гипротеатра> получили. Хочу его в первое действие пустить в <Бешеных>.
- Не пойдет, - покачал головой художник, хорошо знакомый со способностью главных режиссеров к быстрой духовной регенерации. - Он позеленел. Знаете, как они быстро цвет меняют, эти пластики. Был осенний куст, а стал весенний.
- А второй куст?.. Тот, второй, зеленый. Может быть, он порыжел за это время? Подите-ка посмотрите. - Затем главреж резко повернулся к Изобретателю. - Ну так что дальше? Объясняйте, я же вас слушаю.
Изобретатель шагнул вперед.
- Вы читали мою статью <Перцепция>аперцепция при ролевых играх детей дошкольного возраста>?
- Читал. В <Театральной>. Продолжайте.
- Нет, не в <Театральной>, а в журнале <Вопросы>воспитания>.
- Ну правильно. Я же и говорю, что читал. В этом самом <Воспитании>. Еще в прошлом году. Давайте дальше.
- В прошлом году этого журнала не было. Впрочем, не важно...
Так вот, дело в том, что я рассматриваю театральное искусство с точки зрения электроволновой теории. С одной стороны, актер, то есть индуктор, с другой - зритель, то есть перцепиент. Между ними осуществляется дистантная биорадиационная связь. Актер переживает и, следовательно, индуцирует энергию. Она попадает в головной мозг зрителя и вызывает там перегруппировку атомов, эмоцию. Улавливаете мою мысль?.. Таким образом, талантливый артист отличается от посредственного лишь особо активной индуцирующей деятельностью своих передающих электромагнитных мозговых устройств. Как по-вашему, что делала, например, со зрителями Элеонора Дузе?.. Ничего сверхъестественного - всего только вызывала перегруппировку атомов в ядре ганглиозных нервных клеток. Согласны вы со мной или нет?
Главреж, взор которого уже успел затуманиться за время длинной речи Изобретателя, подавив зевок, сказал:
- Вообще-то да... Значит, от пьесы ничего не зависит?
- От какой пьесы?
- От той, которую в этот момент ставят.
- Ах, от этой! - Изобретатель осекся на миг. - Конечно, зависит. Но в целом-то очень мало... Строго говоря, даже вообще ничего не зависит. Ведь в театре все дело в том, чтобы вызвать эмоцию у зрителя. Правильно? А раз так, значит, наша главная задача - увеличить мощность индуктора, усилить подачу энергии из головного мозга актера. Вот вам пример. - Он шагнул к режиссеру и взял его за руку. - Посмотрите мне в глаза. Ощущаете вы что-нибудь? Сейчас я буду индуцировать.
Главреж заглянул в маленькие пещерные глазки Изобретателя. Как-то ничего в них и не было.
- Нет. Н-не ощущаю.
- Прекрасно! - воскликнул Изобретатель. - Стойте так. - Он поспешно отбежал в другой угол комнаты, вынул из кармана блокнотик, записал там что-то. Разыскал на стене штепсельную розетку. Кинулся к своему ящику, чем-то щелкнул, после чего аппарат тихонько загудел. - Так, внимание! - Он направил глазок аппарата чуть вверх на самого себя и выпрямился, воззрившись на собеседника.
Секунды текли. Главреж поднял руку и почесал кончик носа.
- Чудесно! - обрадовался Изобретатель. Он выключил машину, подбежал к режиссеру и показал ему блокнотик. Там значилось: <Почесать>носа>.
- Ну вот.
- Что вот?
- Ну вы поняли?
- А что я должен был понять?
- Вот этот момент индукции. Понимаете, я представил себе, будто у меня чешется нос. Аппарат увеличил мощность переживания, и оно передалось вам. Но ведь задача актера и состоит в том, чтобы передать зрителю эмоции. Понимаете, биорадиационная связь. Принцип действия прибора состоит в том, что он интенсифицирует деятельность спиралей нуклеиновой кислоты в мозгу исполнителя. Эта спираль начинает играть роль передающей антенны и возбуждает соответствующие клетки и у зрителя. Ясно вам?.. Вот постойте так еще минуту.
Изобретатель вновь очутился в углу. Он действовал с быстротой обезьяны. В аппарате зажегся красный глазок, потом еще желтый. Загудело сильнее. Изобретатель опять уставился на главрежа.
Что-то вдруг стало образовываться в комнате. Нависать. Запахло катастрофочкой. Все сделалось пустым и зыбким. Бесцельно вращалась Земля вокруг Солнца, безнадежно и ненужно бежали по своим кругам планеты. Шофер МАЗа за стеной все еще нажимал клаксон, но было очевидно, что никто к нему не выйдет. Безжалостные физические законы с каждым мигом скорее влекли Землю, Солнце и всю Галактику в самую глубину черных космических бездн, а оттуда, из дьявольских недр, уже неслась навстречу Антигалактика, чтоб в колоссальном взрыве прекратить все и вся. Не было даже смысла смотреть второй поролоновый куст. Мир шел к концу.
Главреж почувствовал, что у него на тыльной поверхности рук встают отдельно волосок от волоска. В горле остановилось что-то пухлое, дыхание стеснилось. Он ощущал себя на земле, как на разваливающемся плоту, несущемся к водопаду. Хотелось закричать, убежать, но он не мог шевельнуться.
- Страх, - сказал Изобретатель. - Теперь я индуцировал страх. - Он нагнулся и выключил аппарат.