119883.fb2 Это Вам, потомки ! (Бессмертная трилогия - 3) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12

Это Вам, потомки ! (Бессмертная трилогия - 3) - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 12

* * *

Древние Афины были очень маленькой страной. Меньше какого-нибудь нашего района. А какие сверстники были у Платона: Софокл, Еврипид, Аристофан, Фукидид, Ксенофонт, Пракситель, Фидий!..

Это значит, что на гениев бывают эпохи урожайные и неурожайные. Почему? Отчего?.. Не забыть бы, в свое время, спросить об этом у Бога. Только он один и может ответить.

* * *

Секст Эмпирик цитировал великого Зенона:

"Если бы женщина была больна и он помог ей, растирая ее тело, - кто счел бы это постыдным? А если мужчина радует ее другим трением и успокаивает этим ее желания и она от этого рожает прекрасных детей, - неужели это постыдно?"

* * *

Писатель больше, чем неписатель, думает о жизни. Это, в сущности, и есть его основное дело - думать "вообще", думать о жизни. Занимаются этим или с пером в руке, или за пишущей машинкой, или лежа на тахте, заложив руки под голову. Суть не в том - где и как... Это второстепенная деталь! Главное же и необходимейшее, как сказано, думать о жизни. Этим писатель и отличается от инженеров, врачей, рабочих, крестьян, футболистов, артистов, художников и всех прочих. Их главное дело в другом. О жизни они могут думать только в свободное время, которого у людей пока не слишком много. А если думать "вообще" не хочется, и не надо. Беды большой нет. От этого, скажем, футболист не будет хуже бить по воротам.

Один довольно известный газетчик, выйдя из больницы, рассказывал:

- Рядом со мной на койке лежал Лев Григорьевич из обувной артели. Он от радикулита маялся. Как-то просыпаюсь я от его стона. Ну, само собой, спрашиваю:

- Что, Лев Григорьевич, больно?

Он отвечает со стоном:

- Не-е-т.

Недоумеваю:

- А что же вы стонете?

- Было больно. Третьего дня очень больно было.

Надо зарубить себе на носу: уж если стонать, то от сегодняшней боли.

* * *

Про режиссера Хохлова, с сонными глазами посапывающего на репетициях, актеры Большого драматического театра говорили:

- Хохлов умер, но тело его живет.

А другого режиссера, тоже довольно известного и того же "почтенного" возраста, актеры прозвали:

- Бодрый маразм!

Вот бы под конец жизни угодить в золотую середину.

* * *

Мишке Софронову дали трешницу. Он сказал:

- На эти деньги я куплю барбарисок и раздам всем хулиганам в классе. Тогда они меня не будут бить.

И еще: как-то вхожу во двор и вижу такую картину - стоит, подбоченившись, глухонемой Петька, а перед ним на коленях Мишка. И бьет земные поклоны. Они сверстники.

- Миша! Миша! - подзываю я коленопреклоненного.

Он поднимается, неторопливо отряхивает штаны и, пригладив хохолок, подходит ко мне.

- Чего это ты перед Петькой распластался?

- Да так, на всякий случай. Он ведь гроза нашего двора.

Поразительный парень этот Мишка. Очень современен. Далеко пойдет.

* * *

В последней сценической редакции Городничий у Гоголя, как известно, говорит:

"Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор".

Пятнадцать слов.

А в первой редакции было:

"Я пригласил вас, господа... Вот и Антона Антоновича, и Григория Петровича, и Христиана Ивановича, и всех вас для того, чтобы сообщить одно чрезвычайно важное известие, которое, признаюсь вам, чрезвычайно меня потревожило. И вдруг сего дня неожиданное известие, что отправился из Петербурга чиновник с секретным предписанием обревизовать все относящееся по части управления и именно в нашу губернию, что уже выехал десять дней назад тому и с часу на час должен быть, если не действительно уже находится в нашем городе".

То есть 78 слов.

Во второй редакции было - 45.

В третьей - 32.

А в четвертой, как сказано, в беловой - 15.

Ну, а у нас? Где они - эти четвертые редакции? Не приучены. Некогда. Заседания в Союзе писателей, совещания, собрания, партсобрания, бюро, партбюро, секретариат, президиум, правление, выборы, перевыборы... Трудятся товарищи писатели. Запыхались.

Вот и результаты!

* * *

Это хорошо сказано про язык: "за белыми березками мокрый теленочек".

* * *

В девятнадцатом году выходил на трибуну Вадим Шершеневич и говорил:

"Видите ли, товарищи, я поэт гениальный".

Примерно то же самое говорили и Есенин, и я, и даже Рюрик Ивнев своим тоненьким девическим голоском.