Где жар страстей? Он мне не дорог.
Других восторгов будь знаток.
С улыбкою приму, под сорок
Я октября легчайший холодок.
* * *
Жена донжуанствующего приятеля сказала:
- И все-таки я предпочитаю быть женщиной, которой изменяют, а не женщиной, с которой изменяют.
И я понял ее. Ведь в театр, на концерты и к друзьям Дон-Жуан ходил с женой, а не с женщинами, с которыми изменял ей.
* * *
Женщины часто говорят:
- Я его люблю сама не знаю за что...
Вот суки!
* * *
"Это" часто проделывают без всякой лирики. Для здоровья. От головной боли. От скуки. И мужчина по-честному не называет это высокими словами. А женщина обязательно - любовью!
И еще: женщина легко, запросто говорит "он влюблен в меня" о мужчине, который ни разу не сказал подобной фразы ни себе самому, ни ей, ни своему приятелю.
* * *
Наполеон принимал министра. Беседа затянулась. Неожиданно министр упал в обморок. Впоследствии императору объяснили:
- Ваше величество, он боялся сказать, что ему необходимо в уборную.
- Человек, которого я сделал министром, должен отвыкнуть мочиться, изрек Наполеон.
Деспотов, разумеется, надо вешать на фонарях. Даже гениальных.
* * *
Когда весть о смерти Александра Македонского долетела до Афин, один свободолюбивый грек воскликнул:
- Не верю! Иначе смрад от его трупа провонял бы уже всю вселенную.
* * *
Шестилетний Мишка, поссорившись из-за гамака с ребятами, орал на свою мать и тетку:
- Зачем вы привезли меня на эту проклятую дачу? Чтобы я трепал свои последние нервы? Зачем?
И дрыгал, как истеричка, ногами. А интеллигентная тетка, бледная, как полупокойница, целовала его в глазки дрожащими губами:
- Успокойся, маленький... Успокойся, моя крошка.
* * *
К старости почти перестаешь чувствовать весну, лето, осень, зиму. Только: тепло, холодно, мокро, ветрено.
Какая скука!
* * *
Растирая мне молодыми сильными руками поясницу, массажистка вдруг сказала:
- Вчера развелась с мужем.
- А кто он был, этот ваш муж?
- Знаете пословицу: не стал инженером, будь офицером, - ответила она.
Хорошая пословица. Я не знал ее.
* * *
В приемной сановника маститый NN кладет на язык таблетку.
Хорошенькая секретарша лукаво спрашивает:
- Министра культуры боитесь?
- Нет, - отвечает NN, - я боюсь культуры министра.
* * *
- Я молю Бога, Боренька, чтобы у тебя всегда был один лишний рубль, говорила мудрая еврейская мама своему сыну, у которого всегда не хватало по крайней мере одной тысячи.
Боренька - Борис Евсеевич Гусман. Лицом этакий курносый еврейский император Павел. Только добрый, симпатичный и совсем не сумасшедший.
Он написал интересные книги - "Сто поэтов", "Чайковский" (монография; света не увидела). Он много лет подряд работал с Марьей Ильиничной Ульяновой в "Правде". Сталин турнул его оттуда, но почему-то не посадил, а отправил в Большой театр.
Мой друг руководил им "со свежинкой". Сталин и оттуда турнул его за эту самую "свежинку". Но опять не посадил, а "кинул", как тогда говорили, в Радиокомитет. После чего, не слишком канителясь, конечно, посадил за... "аристократизм в музыке", то есть за передачу по радио симфоний Бетховена, Скрябина, Равеля, Дебюсси и Шостаковича.
В обвинительном заключении было сказано: "Гусман завербован во "враги народа" Керженцевым".
Керженцев, его патрон по Радиокомитету, умер, никем никогда не потревоженный, с пышным некрологом в "Правде".