- Вот оно как, - хмыкнул Василий. - Лимоновцы, Петрович, Лавинска, митинг, интервью, авария... Нет, неспроста все это. - И детектив решительно набрал домашний номер инспектора Берга.
***
Вечерние новости смотрел в своей скромной квартирке и Манфред Петрович Нахтигаль. Разумеется, он не мог знать о разговоре частного детектива Дубова и журналистки Чаликовой на другом конце города, но душу мятежного экс-путчиста грызли смутные опасения.
"Только бы никто не пронюхал, что она была у меня перед этим идиотским интервью, - думал он, тупо глядя на брошку Лавинской. - Я-то знаю, что я не при чем, но на фига мне лишняя шумиха? Сейчас ведь чуть что - все шишки на меня. Или и вправду куда-нибудь смыться, да хоть бы за товаром, черт бы его подрал, пока шухер не пройдет? Мне в этом деле засвечиваться ни к чему".
Взор Петровича упал на ворох неоплаченных коммунальных счетов, и его настроение испортилось вконец.
- Мошенники, - переключился неугомонный пенсионер на своих более преуспевших единомышленников, - пока я им нужен был, то так и подкатывали на своих сраных "мерседесах" - мол, ты у нас, Петрович, славный герой, узник совести, поагитируй за нас. А теперь, как в этот долбанный парламент пролезли, будто вши, так и знать больше не хотят. Гнушаются, видите ли! Хоть бы пачку чая кто прислал. Небось как следующие выборы подойдут, так опять припрутся. А вот жопу им!..
Петрович бросил раздраженный взор в телевизор - там шел обзор зарубежных новостей: Лужков торжественно сдергивал простыню с очередного изваяния Церетели. Но даже и эти невинные кадры не улучшили Петровичу настроения:
- Лужков тоже скотина, уж так меня расхваливал, а хоть бы копейкой ссудил. Вы, говорит, дорогой Манфред Петрович, главный борец с национализмом, пламенный защитник русскоязычного населения во всем ближнем, дальнем и внутреннем зарубежье. Свинья в кепке! А сам чего вытворяет с этими, как их, "лицами кавказской национальности". А по-моему, так на свете существуют лица только двух национальностей: недорезанных буржуев и трудящихся!
Тем временем с экрана уже вещал телеобозреватель, который обычно в завершение выпуска подводил итоги дня:
- Можно сказать, что с уходом Лавинской левый фланг нашего политического спектра лишился последнего истинного социалиста - ясно, что назвать банкиров и домовладельцев из фракции "За ОС" левыми можно лишь с очень большой натяжкой.
- Что верно, то верно, - немного успокоившись, согласился Петрович. Хоть покойница и впадала порой в ересь опортунизма и ревизионизма, но за интересы трудящихся стояла твердо.
- Я сейчас не говорю о товарище Нахтигале, - продолжал обозреватель, - в настоящее время его скорее можно сравнить с использованным презервативом...
- Что-о?!! - взревел Петрович и швырнул в телевизор стоптанным шлепанцем. - Ах ты подонок! Выродок!! Ублюдок!!!
Однако телевизор продолжал издевательски извергать из себя слова неприятные для Манфреда Петровича, но увы - совершенно справедливые.
***
Утром Василий Дубов на своем верном "Москвиче" отправился к дому, в котором жила покойная Луиза Лавинска. Адресом его снабдил, для виду немного поворчав, инспектор полиции Берг. Разумеется, частный детектив не ждал от этой поездки чего-то нового и даже был готов к тому, что она окажется совершенно бесполезной.
Оставив "Москвич" на небольшой площадке перед трехэтажным домом довоенной постройки, Василий оглянулся. Перед входом на лавочке мирно вязала чулочек пожилая женщина - Василий без труда распознал в ней одну из тех старожилок, которые всегда все про всех знают. Теперь детективу предстояло войти к ней в доверие и расспросить о Лавинской.
Однако старушка сама окликнула Дубова:
- Молодой человек, что вы ищете?
Василий подошел к лавочке и изобразил на лице самую лучезарную улыбку, на какую был способен:
- Доброе утро, сударыня! Я расследую обстоятельства гибели вашей соседки Луизы Лавинской.
- А, так вы из полиции?
Расслышав в голосе старушки явственные нотки недоверия и даже враждебности, Дубов поспешно возразил:
- Нет-нет, сударыня. Я всего лишь частный сыщик. Василий Дубов, к вашим услугам.
- А, так вы наш человек! - обрадовалась старушка. Льда недоверия как не бывало.
- В каком смысле - наш? - не понял детектив.
- А то не знаете! - уже почти заговорщически подмигнула бабушка. Полиции я бы ничего не сказала, а вам помогу с удовольствием.
- Простите, сударыня, как вас звать-величать?
- Марья Васильевна.
- Скажите, Марья Васильевна, вы не замечали ничего странного за последние дни?
- Да нет вроде бы, - не очень уверенно ответила Марья Васильевна. Вообще-то ведь покойница, царствие ей небесное, - старушка истово перекрестилась, - правильную жизнь вела. И за народ всегда стояла...
- А машина? - спросил Дубов. - Где она обычно ее ставила?
- Да там же, где ваша. Разве чуть левее. Ах да, совсем забыла! Как раз позавчера возле нее двое каких-то молодых парней крутились.
- Вот как? - насторожился детектив. - Марья Васильевна, вы их смогли бы описать?
- Трудновато, - вздохнула старушка, - но если бы снова увидала, то узнала бы непременно.
- А как они были одеты? Какая прическа?
- Как одеты? Да обычно, без этих новомодных штучек. А прическа... Погодите, дайте вспомнить. У одного волосы коротко стриженые, а у другого наоборот, длинные. Ну, я-то, конечно, крикнула - чего это вы тут, ребята, делаете? А они мне очень так вежливо ответили, что они покупатели и что хозяйка им разрешила осмотреть машину.
- И вы им поверили?
- Да не очень. Хотела спросить у самой, да не встретила, а на следующий день... - Марья Васильевна совсем пригорюнилась.
- Ну хорошо, Марья Васильевна, - Дубов протянул ей свою визитную карточку, - спасибо вам за ценную информацию. Если что-то еще узнаете, то дайте знать, будьте уж так любезны.
- Да-да, конечно, - закивала старушка.
"Значит, Лавинска действительно пыталась продать "Жигули", - размышлял Василий, неспеша ведя "Москвич" по колдобистой улице, - и ничего нового я не узнал. Хотя надо еще подождать, что мне сообщит насчет автомобиля инспектор Берг..."
На светофоре зажегся красный свет, и Дубов затормозил.
- А может, прав Аскольд Мартынович - нет в этом деле никаких тайн, сказал детектив своему отражению в зеркальце.
Красный свет сменился желтым, затем зеленым, и "Москвич" тронулся с места. Но тут через улицу побежал какой-то человек. Василий ударил по тормозам, и очень вовремя - машина остановилась прямо перед носом незадачливого пешехода.
***
Петрович открыл газету и на первой же странице увидел некролог под фотографией Луизы Лавинской. "А я вот подохну - ни одна сволочь не вспомнит, - подумал он. - Хотя нет - вспомнят, еще как вспомнят. И на похороны слетятся, как стервятники на мертвечинку. Не дождетесь, голубчики..."
И вдруг ему явственно вспомнилась последняя встреча с Лавинской - та самая, обнародования факта которой он так опасался. В тот день Манфред Петрович находился в самом мерзопакостном настроении - "Местное время" вылило на него очередной ушат помоев. Обесчещенный пасквилянтами Петрович в бессильной злобе выл, царапал обои, рвал в куски мерзкую газетенку, но когда раздался звонок в дверь, тут же смирил чувства и даже успел убрать следы своего праведного гнева.
- А, добрый денек, товарищ Лавинска, - приветливо разулыбался Петрович, впуская гостью. - Наконец-то побаловали старичка своим визитом. А вы все молодеете...