– Вряд ли, – равнодушно отозвался ученик колдуна, хорошо зная манеру соседки срывать консультацию на халяву. – Отката не было?
– Чего‑чего не было?
– Отката, – повторил Глеб. – Ну, когда порчу снимают, она обычно возвращается на того, кто её навёл…
– Н‑нет… Не было…
– Значит, просто не подействовало. Они у вас не атеисты оба?
– Что вы!..
– Тогда не знаю…
Калерия Леонтьевна пригорюнилась. В сочетании с внутренней улыбкой выглядело это жутковато.
***
– Чует моё сердце, Калерия сегодня припрётся, – хмуро известил Глеб, бросая корреспонденцию на стол.
– А я тут при чём? – лукаво молвил старый колдун Ефрем Нехорошев. – Кто у нас по женскому полу спец?
– Да я так, к слову… – Портнягин взглянул в окно. Зима. Утоптанную дорогу пересекал чёрный котяра с заснеженной спиной, давний соперник серо‑белого Калиостро. Он явно собирался перейти двор, но не знал, как. Кругом сугробы. Остановился в растерянности. Делать нечего – побежал где положено, по прокопанной тропинке, подергивая от омерзения кончиком хвоста. – Ну, допустим, отсушу я Ленку от Кешки! – с недоумением прикинул Глеб. – А вдруг у них любовь? Оно мне надо – карму отягощать!
– Кару, а не карму, – брюзгливо поправил Ефрем. – Что ж вы все так родной язык‑то не любите? Это по‑ихнему возмездие – карма. А по‑нашему – кара.
– Да мне что в лоб, что по лбу!
Колдун с любопытством взглянул на широкую, слегка ссутулившуюся спину ученика.
– А знаешь что? – сказал он. – Мы ей того… подслушку, а?
Спина распрямилась.
– Точно! – оборачиваясь, выговорил Глеб. Глаза его ожили, повеселели.
Как выяснилось, сердце чуяло недаром. Буквально через пару минут тихонько застонала, завыла приоткрываемая с опаской входная дверь, и голосок Калерии Леонтьевны осведомился деликатно:
– Ой, можно к вам?
– Отчего ж нельзя? – ворчливо отозвался колдун. – К нам завсегда можно…
Вошла, осветив комнатёнку внутренней улыбкой. Спящий на мониторе Калиостро встрепенулся, уставился – и нервно выстриг зубами воображаемую блоху. Затем нахмурил мурло и, подчёркнуто громко спрыгнув на пол, покинул помещение. Предпочёл пойти потолковать с чёрным супостатом во дворе.
– А мы тут про тебя, Леонтьевна, балакали… – Опередив на мгновение Глеба, наставник неожиданно взял беседу на себя. Оба, и колдун, и ученик, хорошо знали, что, если Калерия откроет рот первой, то остановить её потом будет сложно. Всю жизнь перескажет. – Значит, соль на маяту ты наговаривала?
– Наговаривала…
– А землю на рассору?
– И землю…
– Иголку в косяк втыкала?
– Втыкала…
– И не берёт?
– Не берёт…
Старый колдун удручённо покачал редеющими патлами, затем вздёрнул бровь и вопросительно посмотрел на Глеба.
– Подешевле старался, чтоб в расход не вводить… – помявшись, объяснил тот. – Не подслушку же соседке предлагать! Штука дорогая. Полгода настаивалась…
– Под… чего?.. – Калерия мигом навострила уши.
– Да это, видишь, такое зелье, – вынужден был растолковать кудесник. – В чай плеснёшь или ещё куда… Во‑от… И кто выпьет – тот услышит, что о нём думают. Только, ты учти, лить надо чуть‑чуть, капель двадцать, а то оглушит. Действует, правда, недолго – до десяти досчитать не успеешь… И следующую порцию – только через сутки, не раньше! Средство сильное…
– Ой, а зачем это мне?..
– Да не тебе… – Колдун поморщился. – Дочери плеснёшь. Как услышит мужнины мысли, сразу на развод подаст…
– Ой, так откуда ж я знаю, какие у него мысли? А вдруг…
– Леонтьевна! – изумлённо отшатнувшись, вскричал Ефрем. – Побойся Бога! Ты нам что о своём зяте рассказывала?..
– Ой… – Калерия вконец растерялась.
– Врала, что ли?..
Внутренняя улыбка увяла.
– Ну, так прямо и скажи: врала!..
– А‑а… – Внезапно Калерию накрыло озарение. – А самой сначала попробовать можно?
– Глеб! – позвал колдун. – Отмерь ей в пузырёк двадцать капель… Или даже двадцать пять. Вернее будет… – Он снова повернулся к соседке. – Выпьешь с чаем, послушаешь, что он там о твой дочке думает… Ну, а тогда уж сама решай: приходить тебе за добавкой, не приходить…
– А за пробу платят?
– Нет, – терпеливо сказал Ефрем. – За пробу не платят. Бери пузырёк и беги, пока я добрый…
– Ловко ты, – уважительно заметил Глеб, когда Калерия Леонтьевна, припрятывая на ходу бесплатную скляницу, торопливо исчезла за дверью.
Колдун самодовольно огладил реденькую бородёнку.
«Ма‑ау‑у…» – презрительно‑зловеще взвыло под окном. Серо‑белый Калиостро во всеуслышание обвинял черного недруга в умственной неполноценности.