Я знал, где находится двор, в котором живет Сухишвили. Это были пятиэтажки, расположенные недалеко от «дальняка».
Узнать подъезд и номер квартиры, не составило особого труда. Я просто спросил у семи-восьмилетних мальчишек, играющих в футбол во дворе.
Я оставил велик в подъезде на первом, этаже. Сам поднялся пешком на нужный и позвонил в квартиру Сухишвили.
Дверь отворилась на пороге стояла темноволосая женщина средних лет, видимо, мама Сушихвили.
Я вежливо поздоровался.
— Тамаз, это к тебе, проходи. — женщина отступила в сторону, пропуская меня в квартиру.
— Нет, спасибо я только на минутку, — ответил я твердо давая понять, что подожду его здесь.
— Хорошо, — мать Сухишвили оставила дверь приоткрытой и удалилась на кухню.
Через несколько секунд появился Тамаз. Он молча обулся, вышел в коридор и, не поздоровавшись, с вызовом спросил:
— Ну. Чего пришел? Что надо?
— Пришел поблагодарить тебя
— За что?
— За поддержку.
— Я тебя не поддерживал.
— Ну хорошо, за то, что не стал меня говном поливать, за то что воздержался во время голосования.
— Это всё?
— Почти
Уходил я от Сухишвили с хорошим настроением. Мы, конечно, расстались не друзьями, но точно уже не врагами. Нет, я не простил, ему нападения со спины и не попросил прощения за поставленный бланш.
Но теперь точно знал, что причиной было то, что меня оговорили. Ему сказали, что я грязно выражался в адрес его семьи и матери.
Он понимал, что нападать толпой не по-мужски, но не мог совладать со своими эмоциями.
Я привел ему настолько железобетонные аргументы опровергающие наговор на меня, что он в бешенстве бросился звонить своим друзьям по телефону и убедившись, что я прав, через некоторое время просил прощения сам.
Единственное, чего я не сумел от его добиться так это рассказа о том, кто бил меня сзади. Но время терпит и эта информация может многое поменять. Не зря на комсомольском собрании все ужом извивались, когда я задал вопрос про четвертого.
Вскочив на дедовский велосипед, я решил изучить окрестности своего будущего поста в парке у гостиницы Интурист. И как оказалось не зря. Я никогда не катался тут раньше на велике, да и гулял я в парке довольно редко. Он был далеко от моего дома и не входил в места особого притяжения местных мальчишек. Для подростков здесь мало интересного.
Уединенные лавочки для сбора друзей, игры на гитаре и прочего молодежного досуга можно было найти в нижней части города, намного ближе к дому.
Я купил карту в киоске у входа и стал методично изучать его квадрат за квадратом, делая пометки прямо на карте.
Парк был разбит в девятнадцатом веке, каким-то знаменитым немецким садоводом. В парке был много клумб, скульптур, прудиков, экзотический растений, требующих постоянного ухода. Повсюду сновали смотрители, садовники, научные работники, проводившие тут исследования.
Зная подростковую тягу к разрушению в определенном возрасте, местной молодежи не давали особо разгуляться. Именно поэтому местные подростки тут практически не собиралась.
Как ни странно, после революции парк не только не был заброшен, но и стал более облагороженным и ухоженным.
Молодое Советское правительство национализировало его в двадцатых годах и постаралось превратить парковую зону в монументальный оазис, прибрежную жемчужину для рабочих и крестьян.
За три часа я объездил парк вдоль и поперек.Теперь я знал парк, как свои пять пальцев. Даже лучше. Я знал все лазы сквозь ограду, здания и сооружения, гроты и пещеры, садовые лабиринты, в которых можно было спрятаться или прятать предметы.
Сомневаюсь, что теперь даже патрульные ПМГшники, ответственные за район парка знали о нем больше чем я. День был прожит не зря и я отправился домой.
До пятницы я занимался поисками подходящего вуза.
По косвенным разговорам и рассказам педагогов можно было узнать проходные баллы для поступления.
Репетицию с Машей мы перенесли на субботнее утро, посчитав, что так даже лучше запомнятся движения и ошибки перед выступлением.
Еще, за это время, трижды сделал ходы в шахматной партии с генералом. Я нашел отличную комбинацию угрожающую его ферзю. И технично подвел его к ней. При чем взял ее из книги про Алехина, подаренной самим генералом. Я только немного видоизменил и улучшил атаку, как мне казалось.
Общались и играли мы через его адъютанта или как там назывался его помощник в звании капитана, я не знал.
Каждое утро выходил на пробежку и тренировку на турниках. Я чувствовал небольшой прогресс. Теперь я делал подходы по десять подтягиваний, мне удавалось делать по пять подъемов-переворотов.
Я так же научил тело выполнять «выход» на две руки. Это такое сложное, на первых порах, гимнастическое упражнение когда человек сначала подтягивается на перекладине, а потом переносит грудь в положение над турником, и отжимается двумя руками, полностью их выпрямляя.
Одну тренировку в секции по боксу мне пришлось пропустить, зато на нее сходил Тема. Он целый час взахлеб рассказывал по телефону, про то как ему замечательно поставили хук левой и как нужно двигать ногами, чтобы обрести идеальную механику движения.
Встретиться мне с ним не удалось, потому что его припахали дома клеить обои. В то время это считалось святым занятием. Вся семья собиралась на это захватывающее мероприятие, будто в последний бой.
Женщины варили клейстер из муки и крахмала. Тайна технологии дозировка, пропорции и время приготовления передавались из уст в уста поколениями.
Мужчины шпателями отскабливали предыдущие обои, часто наклеенные в несколько слоев. многим не хватало терпения и они бросали шпатели и лепили новые поверх старых.
Самые педантичные сдирали старые, наклеивали газеты, которые позволяли не только скрывать дефекты и неровности, но и обеспечивали самую лучшую адгезию — прилипаемость новых обоев к стене.
Потом всей гурьбой наносили клеевую массу на подготовленные заранее и лежащие на полу, полосы обоев. Затем складывали их особым образом и приклеивали к стене.
Человек с лучшим глазомером командовал геометрией, остальные при помощи тряпок и полотенец начинали разглаживать бумагу убирая морщинки, выпуклости и складки. Это называлось «гонять пузыри».
Процесс обновления обоев мог занять от пары дней до недели, все зависело от желания и загруженности участников процесса.
Тёмка выпал из жизни на целую вечность — на три дня. В четверг вечером позвонил Осин напомнил, чтобы я не забыл завтра прийти и первое дежурство.
В пятницу я отправился инструктаж в Осину к пятнадцати ноль-ноль. Нас собрали в одном из помещений. Пришедших в отделение, будущих членов «ДНД» — добровольной народной дружины, было совсем немного. Человек десять или одиннадцать. В основном это были работяги с предприятий, который по разным причинам согласились на участие в охране общественного порядка. Из разговоров я понял, что добровольцев среди них не было. Кто-то шел из-за предоставляемых отгулов, другие брали общественную нагрузку по настоянию руководства.
Усадив на скамейки, нам зачитали постановление Совета Министров о охране общественного порядка и организации добровольных народных дружин.
Инструктор, молодой младший лейтенант рассказывал, что триста тысяч граждан СССР помогают милиции поддерживать порядок на добровольных началах. Дальше он рассказал о принципах работы дружины, взаимодействии с милицией, правах и обязанностях.
А на нас возлагалась не мало. Мы должны были помогать в борьбе с пьянством, хулиганством, хищении социалистической собственности, спекуляцией и самогоноварением.
Кроме прочих пунктов, мы должны были агитировать за развитие физкультуры и спорта, правильного поведения в обществе, обеспечивать общественный порядок на культмассовых мероприятиях.
Правда в участие в ДНД давало еще и некоторые плюшки. Оказывается мы могли проверять документы, в том числе и на тачки, задерживать преступников и нарушителей и доставлять их в отделения.
Беспрепятственно входить на территорию общественных заведений, пользоваться чужими телефонами и транспортом в случае острой необходимости.
А нападение на дружинников расценивалось так же, как и нападение на сотрудника.
Я не думал, что в стране так много дружинников. Видимо, руководство МВД не желало расширять штат, вот и нашли выход.
После инструктажа, часа в четыре дня нас оформили, выдали значки, повязки и удостоверения. Младший лейтенант поздравил, распределил посты между новоявленными ДНДшниками, но мне сказал, чтобы я ждал сержанта Осина.
Я ждал не долго. Сержант Осин явился не запылился, улыбающийся во весь рот.
— Какие люди! И без охраны, — он с размаху протянул ладонь для рукопожатия, как старому доброму приятелю.
Я поздоровался сдержанно, но крепко стиснув протянутую руку. Дед всегда учил меня, что люди могут забыть мое имя, фамилию, место работы или учебы, но они никогда не забудут крепкого мужского рукопожатия.
Поэтому Максим Бодров с самого детства жал руку знакомым что есть сил.
Осин почувствовал, но ничего не сказал.
— Так. Молодой и активный. Инструктаж прошел?
Я молча кивнул головой
— Вопросы остались?
— Вот думаю, товарищ сержант, на хрена я вам сдался? Я не самая подходящая личность для ДНД.
— Это почему еще?
— Ну во-первых, возраст. Во-вторых, турнули меня из комсомола. В-третьих, как вы сами заметили в гостинице, желанием быть дружинником, я не горю
— Ой, а что возраст? Забыл я, что тебе через месяц восемнадцать исполняется? Ай-беда, — сержант улыбался и говорил издевательским тоном, — ну ничего, отвечу по закону. Хотя в виде исключения можно и с шестнадцати брать. Шляпа, если нельзя было бы, то тебе ксиву бы не выписали.
Он явно входил в раж и пёрся от своих артистических талантов.
— Что там второе? Исключили из комсомола? Так это просто первичная ячейка приняла решение об исключении. Его, решение, еще должны в Райкоме комсомола утвердить. Тогда и будем считать, что тебя, как ты говоришь, турнули. А пока, мы, знаешь, что сделали? Всем отделом за тебя ходатайство написали, на поруки взяли.
Я ошеломленно посмотрел на него.
— Что не ожидал? — Осин хитро прищурился, — потом спасибо скажешь. Ну, а третье даже рассматривать не буду. Не помню, что ты там плел
— Как на поруки? — он меня, действительно, огорошил, — что правда всем отделом? За что мне честь такая выпала?
Я понимал, что всё это происходит не просто так. Первым делом я подумал про бабушку. Она имела какие-то связи, как уважаемый педагог, все-таки она давно выпускала классы, и кто-то из ее учеников мог добиться определенных карьерных позиций.
— Бодров, просили за тебя большие люди. Только я это говорю тебе в первый и в последний раз. Больше меня не спрашивай. Я тебе ничего не скажу. И вообще этого разговора не было, понял?
Я пожал плечами. Всё это было очень странным, но на память пришла наша последняя встреча в отделении. Осин уходил в кабинет начальник, с желанием, если смешать меня с грязью, то как следует прокомпостировать мне мозги, а вернулся в совсем другом, миролюбивом настроении.
Мне это показалось парадоксальным еще тогда.
— Понял, сам узнаю.
Сержант установил выдохнул, ему не нравилось, что я ему перечу, но он молча выдержал паузу, а потом спросил:
— Еще есть вопросы?
— Да, где и с кем я сегодня дежурю?
— Вот это совсем другой разговор, Бодров. Одевай повязку, поехали.
Мы вышли на улицу и сели в УАЗик. Машина натужно завелась. В салоне «канарейки» было жарко,ни на водительском, ни на пассажирском месте не было ручек опускающих стекло в двери. Я откинул собачку запирающую форточку.
— Можно? — я вопросительно посмотрел на вспотевшего Осина.
— Валяй.
Он сам повторил мое движение и открыл треугольник. Небольшой поток воздуха поступающий в салон совершенно не спасал от пекла. На ветровом стекле был хитро закрепле и запитан небольшой вентилятор обращенный в сторону водителя.
Я так и не смог понять, почему в УАЗах не предусмотрели хотя бы механические стеклоподъемники. В СССР начали выпускать электромобили на базе уазовской «буханки» — в семидесятых годах, но со стеклоподъемниками все равно была беда.
Осин стал расспрашивать о планах на учебу, о ВУЗе в который я собирался поступать, попробовал по агитировать за поступление на юридический факультет.
Но поняв, что юриспруденция и служба в милиции не вдохновляет, отстал от меня на некоторое время.
— Я так понял, что мы едем в сторону верхнего парка. В чем смысл караулить запертую изнутри калитку в ограде гостиницы?
— Твоя задача внимательно наблюдать, кто пытается перелезть через ограду с обеих сторон. И запоминать. Если хочешь можно незаметно записывать.
— И кого мы ловим? — спросил я разглядывая дорогу.
— Никого не ловим. Занимаемся профилактикой. Дружинник у калитки отпугивает всякую шушеру. Мне самому эта тема вот где, — он прикоснулся дугой между указательным и большим пальцем правой руки к своему горлу.
— Но начальство требует изучать и выявлять новых спекулянтов, жуликов, граждан ведущих аморальный образ жизни.
— Аморальный образ это как?
— Не придуривайся, ты прекрасно знаешь. Куришь?
— Нет.
— На вот, сержант достал из кармана импортную газовую зажигалку, — с возвратом.
— Да не курю я, не нужна она мне.
— Дурень, бери. Будут спрашивать огоньку — значит отвлекают. Смотри в оба запоминай.
— Ладно, — ответил я с недоверием
— Ты там не один будешь. Милицейский патруль будет издалека раз в полчаса выходить на дальний угол и приглядывать за тобой. Рацию я тебе выделить не могу. Нет у их у нас. Самим не хватает.
— И что мне с зажигалкой делать?
— Придумаешь, какой-то знак. В экстренном случае ни во что не вмешивайся беги к патрулю.
Машина начала замедлять ход, скрипнула тормозами и остановилась у входа в парк. Рядом с входом на бордюре сидел неприметный затрапезный мужичонка бомжеватого вида и курил дешевые сигареты без фильтра «Прима». У него не было двух передних зубов и на кисти правой руки он прятал фиолетовые татуировки в виде солнца, сердца и якоря.
Когда машина остановилась мужичок встал, надел повязку дружинника и подойдя до дверцы сержанта шепеляво поздоровался.
— Здавь желаю тащ сержант.
— Здоровей видали, Михалыч, — потом он повернулся ко мне и сказал, — знакомься.
— Кто это? — недоумевал я
— Кто, кто — твой напарник, Михалыч.
Я еще раз недоверчиво покосился на его худосочный вид и татуировку.
— Уголовник, что ли?
— Почему угловник? Моряк.
— Сколько лет ты ходил старшим мехником в торговомфлоте?
— Разве не помните тащ сержант? Тридцатник.
— Тридцать лет в море! Сосед мой.
— Михалыч, знакомься-Максим Бодров. Новичек. У него сегодня первое дежурство
Мы молча кивнули друг другу. Михалыч приподнял брови и потребовал магарыч:
— Ну раз в первые раз, так проставиться нужно будет.
— Проставится, он парень с понятиями, за ним не заржавеет. Ну давайте, Михалыч объяснит тебе всю специфику момента. Вернусь за вами в двадцать один ноль ноль. С поста никуда не уходить. Бывайте
— Товарищ сержант, это. А мой пиджак?
— Точно! Деньги с собой?
Я вытащил из кармана мятую трешку
— Только шоколадку не купил, думал по дороге где-нибудь, чтобы не растаяла.
— Ладно в следующий раз ей завезем. Пиджак заберу в машине будет, не переживай.
Осин сел обратно в машину и уехал.
— Ну пошли, что ли. Там ребята смены ждут. сказал Михалыч и направился в сторону аллеи ведущей тропинками и отелю
— Нас?
— А кого же еще…
Мы дошли до места минут за десять. Нас действительно ждали двое других дружинников.
— Михалыч, время. Опаздываете, сказал один из них еле сдерживая раздражение.
— Начальство не опаздывает, начальство задерживается. Если что, то я не про себя говорю, а про тащ-сержанта, — спокойно ответил старик, давая понять, что нашей вины в опоздании нет.
— Как обстановочка? — поинтересовался мой напарник у второго.
— Сегодня тихо, как никогда, ни одной мухи не подлетело.
— Ну бывайте.
Мы приняли пост и стали наблюдать. Я думал о том, что пятница оказалась днем сюрпризов. Я не ожидал, что кто-то возьмет меня на поруки. Что некто неизвестный сверху опекает меня, что мне в напарники достанется старик механик торгового флота.
Но это были еще не все «презенты» дня.
Минут через десять после того, как мы заступили на пост, я увидел, как знакомая фигура, не замечая нас с Михалычем, тенью проскользнула от стены гостиницы к забору, взобралась на ограду и спрыгнула в густые заросли в парк. В руках она держала импортный полиэтиленовый пакет.