Минут через десять после того, как мы заступили на пост, я увидел, как знакомая фигура, не замечая нас с Михалычем, тенью проскользнула от стены гостиницы к забору, взобралась на ограду и спрыгнула в густые заросли.
Сначала я не поверил своим глазам. Мне даже захотелось ущипнуть себя за предплечье.
— Михалыч, ты это видел? — спросил я моего нового напарника.
— Вроде как да. Там кто-то сиганул с забора с сумкой спортивной в руках.
— Я пойду посмотрю, — я вытащил руку с зажигалкой из кармана.
Кустарник, в который приземлилась фигура, представлял из себя заросли мха и мягкой поросли пихты, напоминающий по виду небольшой шатер. Возвышаясь над землей метра на полтора, он прекрасно скрывал человеческую фигуру.
Я подошел и обратился к присевшему на корточки комсоргу Королькову.
— Здорово, Михаил. Ты что тут делаешь?
Комсорг резко встал и посмотрел на меня. Он явно нервничал и не ожидал меня тут увидеть. Еще и в роли дружинника. Но быстро собравшись, пошел в атаку.
— А ты, что тут делаешь? Почему повязку дружинника натянул? Знаешь, на что это тянет, самозванец.
Я усмехнулся и достал удостоверение, раскрыл и сунул ему под нос.
— Как такое может быть? Тебя исключили из комсомола. Тебя не должны были брать в дружинники.
— Представляешь, Корольков, вопрос с исключением пока не решен. За меня все отделение милиции поручилось.
Он был явно растерян. Я решил поднажать.
— Со мной разобрались, а вот что тут делаешь ты?
— Я? — он не привык оправдываться и полез на рожон, — я что тебе отчитываться должен? Отвали.
— Что за сверточек, вон там? — я указал на бумажный сверток, выглядывающий из-под мха. Я видел как он спешно вытащил его из своей спортивной сумки, но не успел его как следует припрятать.
— Я не знаю, это не мое.
— Как не твое, ты же с ним в сумке с ограды прыгал?
— Ниоткуда я не прыгал.
— А здесь, — я указал на кустарник, — что делаешь? Мы же видели с Михалычем, как ты перелез с территории и спрыгнул. Да, Михалыч?
Я повернулся к напарнику
— Видели, чего уж отпираться, — прокряхтел Михалыч.
— Слушайте, я не знаю кого вы тут видели, и что вам померещилось. Я тут ключи обронил и искал, вот, — он достал связку ключей на брелоке и зажав ее указательным и большим пальцем поводил у меня перед глазами. А потом сделал шаг, чтобы обойти меня. Я так понял, что комсорг пытается, как можно быстрее свалить.
— Стой, где стоишь.
— А то, что? — он был уверен в своей безнаказанности. К нам подошел Михалыч и обратился к Королькову.
— Парень, ты не ерепенься. Мы дружинники, имеем право проверить документы и задержать тебя. Если будешь сопротивляться, то доставим в отделение.
— Да пошли вы, — он выставил грудь колесом, — я комсорг школы, мое слово против вашего. Какой-то бомж и Бодров, исключенный из комсомола. Кто вам поверит?
Я отвлекся от Королькова и посмотрел в сторону торца гостиницы. Как раз в это время из-за угла появился милицейский патруль из двух человек и посмотрел в нашу сторону.
Я зажег зажигалку и попробовал очертить в воздухе круг. Дурацкая идея, конечно, пламя все время гасло, но тем не менее, я сумел привлечь внимание патруля.
Один из милиционеров посмотрел в нашу сторону, что-то сказал второму и поспешил в нашу сторону.
Миша Корольков, видя, что к нам идут, попробовал отпихнуть старика, чтобы прорваться между нами, но Михалыч оказался на высоте.
Он, хоть и неуклюже, но схватил комсорга за толкающую руку и провел ему прием. Отступив назад и повернув корпус, он умудрился вывернуть ее, и зажав кисть Королькова, взял на болевой.
— Пусти старый, ты мне руку сломаешь! — захрипел комсорг, опустившийся на одно колено, — пустите, сказал! Вы еще пожалеете! вы даже не представляете с кем вы связались!
Со спины раздался голос милиционера, подоспевшего на выручку.
— Что здесь происходит?
— Здравия желаю, — Михалыч изо всех сил удерживал Королькова, — вот прыгуна поймали — сигал, как сайгак, через забор оттуда.
Михалыч кивнул в сторону гостиницы.
— Не сопротивляйтесь, гражданин, — обратился страж порядка к комсоргу моей школы.
— Я и не сопротивляюсь, пусть руку отпустит. Мне больно.
— Он с пакетом был, вон там скинул, — я показал на сверток.
— Это твой пакет? — милиционер, посмотрел на кусты и перевел взгляд на стоящего на колене.
— Не знаю я, чей это пакет. Точно не мой.
Милиционер подошел к кустарнику, достал ручку из нагрудного кармана, присел на корточки и отогнул краешек свертка.
Мне показалось, что там виднелись зеленые купюры.
— Доллары? — вырвался у меня удивленный возглас.
Мы сидели с Михалычем в коридоре отделения и ждали пока Осин закончит свои дела. Он забрал мой пиджак в прачке, как и обещал и вернул его мне.
Пиджак в химчистке прачечного комбината гостиницы Интурист почистили идеально. Я пытался найти следы мороженного и на солнце, и на свету в отделении, но к счастью он выглядел, как новенький.
Михалыч сидел немного подавленный, потому что с задержанием комсорга вышла полная лажа. Его привезли в отделение, но не прошло и пяти минут — Михаила Королькова выпустили по звонку.
На него даже не успели составить протокол об административном задержании. Кто-то влиятельный просто решил вопрос в течении минуты. Мы даже не видели, как его вывели на улицу.
Я размышлял о том, что вокруг Интуриста творились странные дела. Переплетение интересов силовиков, партийного руководства, мафии увязывалось в какой-то неразматываемый клубок.
С одной стороны, я не собирался лезть в этот кисель, с другой всё же это было наше первое дежурство и вот на тебе — первое задержание.
Еще и не простое, а явно связанное с валютными спекуляциями. В душе разгорелся какой-то охотничий азарт. Наверно такое испытывают все милиционеры, которые выходили на след преступников.
Я погасил в душе эту волну и постоянно себе напоминал, что соскочу с дежурств дружинником при первой же возможности.
А возможность сама по себе не придет. Такую нужно было создавать.
Осин освободился почти к концу нашего дежурства.
— Ну что, товарищи дружинники. Не удалось нам с вами сегодня поймать за хвост птицу-счастья? Бывает.
Он пытался приободрить нас, и видя разочарованное лицо Михалыча, обратился к старику.
— Королёк-то ваш, Михалыч, оказался нам не по зубам. Бывает такое, что поделать.
— Да мне всё равно, — ответил старик шепелявым голосом с плохо скрываемой горечью.
Осин похлопал его по плечу и обратился ко мне:
— Ну, а ты Бодров, что думаешь?
— Что я думаю? Думаю, что спасибо и на том, что извиняться не пришлось перед этим…
— Ну, это тебе не пришлось, ему были принесены извинения за ошибки допущенные в ходе задержания от лица сотрудников, — чуть поразмыслив, но продолжил, — мне самому эта тема противна до чертиков.
Михалыч криво усмехнулся. Осин продолжил.
— Зато нашли и изъяли иностранную валюту в размере тысячи четырехсот долларов США, за что объявляю вам благодарность. Доказать мы ничего не докажем, хотя и отправили на экспертизу. Придет оттуда с нужными для них результатами. Но зато вы проделали кармане преступника большую брешь.
— Думаешь он один? — спросил я сержанта, — одному такие дела сложно проворачивать. Ему же еще валюту продать нужно.
— Что тут думать? Наше дело маленькое. Дело заберут следаки.
— Да морякам слил бы, он, эти зелененькие. И всё, —продолжал рассуждать Михалыч.
— Вот прям, вылитые Шерлок Холмс и Доктор Ватсон, честное слово, — подколол нас сержант и посмотрел н меня с хитрецой, — а твои предположения? Куда бы он валюту сдал.
Я пожал плечами, показывая, что мне все равно.
— Ладно детективы, я только одно скажу: это ваш Корольков, если и замешан, то он «бегунок». «Шестерка». Он больше туда не сунется. Крупная рыба выше больше ему доверять не станет. Засветили вы его. Будем считать, что это профилактика преступлений.
— Этот «бегунок» меня из комсомола исключал. Обидно, что он должен служить примером для других. А он валютой спекулирует. Но мне по-барабану. Поймали-отпустили-снова поймали. Я не судья.
— Понимаю, — уважительно сказал Осин, — просто знай — сколько веревочке не виться, а конец всегда найдется. Рано или поздно попадется твой Корольков. У нас таких дел вагон и маленькая тележка. Конец у всех один.
— Ну да или попадется, или станет первым секретарем ЦК ВЛКСМ. — парировал я.
— Ладно, товарищи дружинники, смена окончена. Отбой по домам. Встречаемся в понедельник на том же месте в шестнадцать ноль-ноль, — он пожал руку вставшему Михалычу и обратился ко мне:
— Сам доберешься в понедельник? Пойдемте, я вас до остановки подкину.
— Да. Буду у входа в парк в четыре часа дня. Мне в канарейке*(милицейский УАЗ) что-то не очень понравилось ездить. Я и сейчас пешком дойду д дома, пройтись хочется.
Осин кивнул мне в знак согласия и распрощался с обоими.
Суббота была насыщена так, что у меня не оставалось практически ни одной свободной минуты. Мне нужно было успеть на репетицию, потом в ОСВОД, потом переодеться и уже следом отправляться на свой выпускной вечер в школе.
Утром за завтраком дед с гордостью хлопнул тыльной стороной ладони по выпуску «Курортной газеты», показал заметку обо мне и зачитал вслух.
— Вот, про моего внука, заметка. Садись и слушай.
Дед указал мне на табурет стоящий у стола.
— Название заметки: «На моем месте, любой поступил бы точно так же». Максим Бодров, во время, небывалого по своим разрушительным последствиям, наводнения, в понедельник, спас дошкольника Сашу Злотникова шести лет из салона тонущего автомобиля, рискую собственной жизнью. Свидетели происшествия сообщают что выпускник десятого «Б» класса, средней школы номер десять, проявил исключительное мужество и героизм. Сам Максим оказался скромным и симпатичным парнем, который не видит в своем поступке ничего особенного. Он считает, что любой на его месте поступил бы точно так же. Руководство и коллектив газеты выражают Максиму Бодрову искреннее уважение и признательность. Считаем, что у нас растет очень достойная смена.
Всё то время, когда дед читал вслух я морщился на фразах про героизм и признательность.
— А? Что скажешь? — сиял дед, глядя на меня, опустив очки на нос.
— Скажу, что журналюги обещали дать мне почитать текст перед публикацией, а слова не сдержали.
— Максимушка, прости меня — это моя вина. Запамятовала я, — вмешалась бабушка, — Галина-то эта, звонила. Спрашивала, когда ты придешь в редакцию.
— Ладно, Ба. Все нормально. Просто неловко мне как-то.
— А что тут неловкого-то, спас жизнь ребенку, принимай уважение с благодарностью. Нам с дедом нравится, что ты нос не задираешь.
Мне даже показалось, что у бабушки заблестели глаза на мокром месте.
Этим утром я даже представить себе не мог, какое огромное влияние на мою будущую жизнь окажет спасение мальчика, публикация в газете и встреча со спасателями ОСВОД.
Позавтракав, я выскочил на завершающую репетицию с Машей. У подъезда уже сидели две соседские бабки. Я поздоровался с ними и собирался рвануть в сторону школы, но не тут-то было.
— Максимка, стой. Какой-ты молодец! Мальчика спас! Вот помню я наводнение в пятьдесят втором…
Мне пришлось выслушивать истории обеих о чудесных спасениях в разные годы. Бабки путали имена, даты, спорили и апеллировали ко мне как к арбитру.
— Милые дамы, у меня репетиция, я уже опаздываю. Партнерша уже на месте, нехорошо девушку заставлять ждать, поставьте себя на ее место.
Они тут же разохались, обвиняя друг друга в невнимательности и плохой памяти, затем отпустили меня.
Маша ждала меня на центральном входе у дверей и с наскока бросилась мне на шею обниматься. Я даже не успел опомниться, как она чмокнула меня в щеку, потом стерла ладонью помаду и восхищением в голосе обратилась ко мне:
— Ну ты даешь, Бодров!
— Что?
— Кто у нас лучший на свете спасатель?
— О боже, — я театрально схватился за лоб, — и ты туда же?
— Конечно!
Мы станцевали наш танец раз шесть. Видимо, мой новый статус придавал Маше новых сил, и она добавила эмоций и выразительности в танце. Смотрелось здорово. Меня поначалу забавляла сама ситуация и новое отношение ко мне.
Но очень скоро я понял, что «быть героем» это скорее тяжелая обязанность нежели легкое удовольствие.
Мне нужно было каким-то образом унять медные трубы играющие в душе фанфары. Тормознуть, пока они не привели к высокомерию и чопорности. Я на полном серьезе попросил Машу относиться ко мне по-прежнему и объяснил причины.
Мне показалось, что она поняла меня и приняла мою просьбу без обычного шуточного шантажа и торговли. Мы расстались с ней на дружеской ноте, хотя я видел, что она ожидает хотя бы легкий намек на желание поцеловать ее. Молодец Маша. Кремень. Она действительно была хорошим другом и искренне старалась не усложнять наши отношения.
Следующим пунктом в субботний день значился ОСВОД. Его торжественное собрание проводилось в Дома Профсоюзов я прибыл вовремя.
Двое осводовцев, приходивших ко мне в квартиру на следующее утро после наводнения, встретили меня у входа, как своего давнишнего коллегу. Они очень радушно поздоровались и проводили меня внутрь.
Зал был почти заполнен людьми. Я, в принципе, представлял себе это количество и настраивался на короткую речь по совету деда.
Но, оказалось, что совершенно не был готов психологически к встрече с родителями спасенного Саши.
Я увидел его вдалеке в матросском костюмчике, сидящем на кресле на первом ряду, в актовом зале. Мальчик с интересом наблюдал за происходящим, вертел головой и казалось, кого-то искал.
Завидев меня, он радостно начал тыкать в мою сторону указательным пальчиком и что-то говорить молодой женщине, сидящей рядом с ним. Она тоже повернулась, и стала угадывать глазами человека, спасшего ее сына.
Наконец, мы встретились глазами, и я решил подойти к ним. Я улыбался, идя им навстречу, и только я хотел поздороваться и спросить про самочувствие мальчика, как она с громкими рыданиями бросилась ко мне на грудь. Ее всхлипы были настолько громкими, что люди в зале затихли, пытаясь понять причину ее плача.
Я продолжая улыбаться, приобнял ее за плечи, легонько похлопывал по ним и пытался ее успокоить. Ко мне подошел молодой мужчина протянул руку для рукопожатия, а вторую положил на плечо жены.
Люди захлопали, отчего мне стало еще больше неловко. Через несколько секунд женщина успокоилась, и утирая слезы, сказала.
— Спасибо вам огромное Максим. Вы спасли моего сына. Мы этого никогда не забудем.
Они обнялись с мужем и ребенком. А затем обнялись мы все вчетвером.
Я видел, как у мужчины тоже льются слезы. Присев на корточки лицом к мальчику, я обнялся и с ним. Сердце приятно щемило от понимания, что он рядом, целым и невредимым. А его могло бы и не быть среди людей на этом свете.
В этот момент для меня не было ничего светлее в мире, чем пара его живых и озорных глаз.
Мне было тяжело. Внимание, прикованное к нам, давило на мое сознание.
Меня спас кто-то из организаторов, заговоривший в микрофон и начавший встречу.
Люди расселись. Я ожидал долгой вступительной части, длинных речей, но к моему удивлению. Осводовцы всё сделали быстро.
После короткой приветственной речи нас, троих волею случая спасших три жизни пригласили подняться на сцену. Руководитель ОСВОД вручил каждому медаль за спасение утопающих и памятную грамоту.
Он дал выступить первым двум обладателям медалей с трибуны, а потом сообщил, что я являюсь особым случаем в его практике.
— Максим Бодров, выпускник. Он заканчивает школу. Мы хотим пожелать ему большого будущего. Он достойный член нашего советского общества. Но мало кто знает, что он из потомственной семьи спасателей. Его отец погиб много лет назад, спасая людей на тонущем катере в море. Мы очень надеемся, что Максим, сохраняя память об отце, придет к нам в ОСВОД и продолжит династию.
Я был оглушен и шокирован сказанным. Дед с бабушкой не хотели со мной об этом говорить. Теперь я знал, как погиб отец Максима.
В зале раздались аплодисменты, люди хлопали стоя. Но среди десятков людей я увидел одного, который стоял, сложив руки на груди, и с ненавистью смотрел мне в глаза.