Она выглянула с балкона и помахала мне ручкой на прощание и послала воздушный поцелуй.
Развернувшись на каблуках, я стал спускаться вниз по просыпающейся улице. Уже вовсю рассвело.
Я шел и был счастлив, каким-то особым легким пацанским счастьем. Думая о новой жизни, я заметил впереди большой платан. До него было шагов семьдесят-восемьдесят. Интуиция подсказывала, что за стволом кто-то стоит.
Предчувствие не обмануло. Стоило мне подойти к стволу многовекового дерева, как из-за платана выступила фигура юноши.
Я уже было сжал кулаки, готовый принять бой, как разглядел улыбающуюся физиономию Тёмы
— Э друг мой, ты, что тут забыл? Ты что? Следил и подглядывал? — удивился я
— Не подглядывал, а приглядывал. Можно сказать, что охранял.
— О кого?
— Да Сыч под конец вечера исчез куда-то со своими уродами. Я и подумал, нехорошо будет, если они тебя одного где-нибудь встретят. Еще и при Вике начнут докапываться.
Мой верный друг, шел за нами незаметно. Он деликатно оберегал наш с Викой первый поцелуй.
— Спасибо Тём, ты настоящий друг!
Какое же это приятное чувство, когда ты знаешь, что друг и поддержит, и прикроет, и подставит плечо, если надо.
Если и существует отдельное мальчишеское счастье, то часть его заключается в наличии таких настоящих друзей, прикрывающих тебя от злопыхателей.
Лучшая на свете девушка, настоящий друг, великолепный вид на море, открывающийся из просыпающегося верхнего города, мирное прохладное утро после выпускного вечера, крики чаек слились в одну незабываемую картину жизни советского парня.
Ради таких мгновений стоит жить. И даже умирать, если учитывать мой опыт попадания в новое тело.
Если бы меня в тот момент спросили, чего ты больше желаешь — вернуться в вечер, когда последний раз видел себя тонущего или остаться здесь, то я бы не задумываясь выбрал бы второе.
Несмотря на то, что та прошлая жизнь была казалось устроенной и налаженной, счастье было в этой.
В понедельник вопросы, связанные с дежурством в ДНД и переходом в ОСВОД, решились по звонку Николая Ивановича начальнику отделения милиции. Они нашли компромисс в том, что я остаюсь в ДНД, но меня вычеркивают из графика постоянных дежурств. И теперь я мог привлекаться в особых случаях на охрану общественного порядка. Например, во время массовых мероприятий.
Николай Иванович торопился, поэтому сразу отправил меня в канцелярию, где я заполнил анкету и заявление.
Он извинился, сообщил, что у него внеплановое совещание, и пообещал пообщаться более подробно в следующих раз.
К моему удивлению формальная часть не заняла много времени. Видимо председатель городской ячейки Общества Новиков Николай Иванович не любил бюрократию и всячески старался избавляться от ее проявлений.
Пока меня оформили стажером, на добровольной основе, выдали членский билет и марки для оплаты взносов. Все члены Общества Спасания на водах платили членские взносы, вне зависимости от того, состояли ли они в штате или нет. Единственная присутствующая в канцелярии сотрудница, пятидесятилетняя Раечка, снабдила меня дальнейшими инструкциями.
У меня был свободный час послеобеденного времени, поэтому я решил заглянуть к Осину. Не по-человечески было переходить в ОСВОД не попрощавшись.
К тому же мне предстояло зайти к сержанту и предложить кандидатуру Тёмы на мое место.
После звонка Николая Ивановича и получения членского билета я отправился в ментуру.
Я думал, что Осин будет переживать по этому поводу и заготовил длинную речь, объясняющую моей стремление стать спасателем, но ничего такого не понадобилось
Осин получил долгожданного младшего лейтенанта, и я застал его в отличном расположении духа, они с коллегами обсуждали присвоение звания и строили планы на вечер. Я так понял, что они собирались обмывать звездочки.
— А проходи, проходи супермен-спасатель! — он заулыбался и гостеприимно помахал рукой, когда увидел меня в дверном проеме, — покидаешь нас, перебежчик? А мы вот тебя всем отделом в Горкоме комсомола отстояли. Так как в первичной ячейке невозможно еще раз вынести вопрос на голосование, городской комитет комсомола принял решение аннулировать результаты последнего собрания.
— Что это значит?
— Это значит, что ты такой же комсомолец, как и другие. Ничем не хуже, ничем не лучше. И просто так на этот раз не отделаешься.
Я пообещал принести торт, и кое-что еще, рассказал, про желание Тёмы стать активным членом ДНД.
Осин пообещал посмотреть, что за «фрукт» мой Тёма, ещё предложил любую поддержку, если понадобится и пожелал мне успехов на новом месте.
Затем я отправился на станцию ОСВОД на улице Дзержинского искать своих новых инструкторов. Раечка сказала, что мне нужны два Сереги.
Так звали тех дружелюбных парней, приходивших ко мне и пригласивших на награждение. У них были разные фамилии: Рыбников и Бойков, но так как они обычно дежурили вместе, все их так и называли — два Сереги.
Добравшись до станции, представляющую из себя двухэтажное строение, я заглянул в приоткрытую дверь на первом этаже.
За дверью находился в длинный коридор, ведущий в закрытый эллинг. На стенах были развешаны плакаты и доски с инструкциями и картинками по спасению на воде. Еще в коридоре располагались двери в служебные помещения, склад, учебный класс и раздевалку.
Пол был застелен линолеумом, имитирующим метлахскую плитку, симметрично напечатанную на поверхности в шахматном порядке.
Я прошел мимо помещений до конца и попал в эллинг.
— Здорово, — заметив мое появление, обратился ко мне один из Сергеев, повернув голову.
Они оба ковырялись масляными руками в разобранном лодочном моторе. Второй встал с корточек и вытер руки о лежащую рядом тряпку.
— Привет, Макс. В канцелярии уже был?
Он подошел и протянул для рукопожатия предплечье, чтобы я не испачкался о его ладонь.
— Здорово, мужики. Только оттуда. Мне вот членский билет вручили.
— Ну что, стажер, добро пожаловать!
Я поблагодарил и деликатно уточнил, как к кому обращаться. Они были непохожими друг на друга. Один, тот, что повыше ростом, и покрепче телосложением, сказал, что его фамилия Рыбников. Другой, среднего роста, щуплый и жилистый — Бойков.
— Можешь, нас между собой, когда мы втроем, называть Рыбой и Бойком. Но только, когда нет посторонних. А так мы всегда поймем, к кому ты обращаешься. Мы давно привыкли. Прости, руки не подаю. Марать тебя не хочу.
— Сейчас соберем его обратно, запустим и начнем твой инструктаж, — сообщил второй, затягивая гайку.
Я присел на корточки рядом и стал наблюдать за работой. Два Сереги четко и слаженно собрали двигатель минут за пятнадцать. На корпусе красовалось название «Ветерок 8». Я помог им донести мотор и установить на лодку «Южанку», стоявшую тут же.
Они вымыли руки, и Рыба кинул мне спасательный жилет.
— Одевай, судя по медали — плавать ты умеешь. Будем в море выходить, движок испытывать.
Я надел жилет на завязках. И стал ожидать дальнейших подсказок.
Предварительно залив топливную смесь, два Сереги спустили моторную лодку на воду по рельсам.
На белом корпусе красовалась красная надпись: «Спасательный».
— Залезай через нос, и садись на банку. Ту, которая поближе.
Я ловко запрыгнул на носовую часть, даже не замочив ноги, пока два Сереги держали покачивающуюся на волнах моторку.
Мои инструкторы не оставили это факт без внимания и пошутили.
— Ты смотри, еще без году неделя стажер, а кажется, что выйдет сухим из воды.
Боёк сел на корму к двигателю за руль и заговорщицки мне подмигнул, а Рыба взял в руки мегафон, прозванный в народе «матюгальником».
Эллинг был отгорожен от пляжа металлическим причалом и огромными бетонными ограждениями.
Место было выбрано таким образом, чтобы отдыхающие не мешали скоростному спуску на воду малых плав средств в случае тревоги или иной необходимости.
Рыба развернул лодку носом в море, положил мегафон на дно, взобрался с левого борта в лодку на мелководье и сел посередине.
Боёк трижды дернул за вытяжной шнур и движок плавно заурчал. Он придал небольшого газа поворачивая ручку на руле движка. Южанка послушно стала набирать ход.
По обоим бортам у нее располагались бочкообразные були, такие полые емкости, придававшие лодке большую отстойчивость. Я с интересом наблюдал за действиями рулевого и предугадывал поведение лодки.
Выйдя довольно далеко в море, Боёк повел лодку зигзагами. Он испытывал мотор в разных режимах. Судя по поведению «Ветерка» ремонт прошел отлично.
Минут через пятнадцать он сбавил обороты. А потом и совсем заглушил двигатель.
— Говоришь, хочешь быть спасателем? — обратился ко мне Рыба. Боёк молча наблюдал за нами.
Я кивнул.
— Хочу.
— Тогда запомни первое правило стажера: стажер должен беспрекословно выполнять приказы своего инструктора и вышестоящего руководства. Запомнил?
— Запомнил.
— Тогда снимай кеды и верхнюю одежду.
— В каком смысле? — спросил я удивленно
— В прямом. Это приказ. Раздевайся до плавок.
Ну что же, приказ — так приказ.
В СССР часто новичков тестировали, предлагая им справиться с заведомо невыполнимыми заданиями. Так новобранцев проверяли на сообразителностб.
Я решил, что готов сыграть с ними в эту игру и невозмутимо скинул одежду, оставшись в плавках.
— Прыгай в воду. Только аккуратно, не переверни лодку.
Я молча стартанул в воду головой вперед, набрав полные легкие воздуха.
Я уже понял к чему идет дело. Скорее всего они оставили бы меня в воде, предложили бы научиться спасать себя в первую очередь, а сами, потешаясь над новичком, то уходили бы, то возвращались на моторке. Я слышал о таком боевом крещении у спасателей.
Я спокойно относился к такому типу испытаний, плыть до берега — метров четыреста. В хорошую погоду на море без волнения — одно удовольствие. Но сначала, я заставлю их понервничать.
Нырнув я ушел на глубину, а затем подплыл снизу к носу лодки, так чтобы не терять винт из виду. Я зацепился за нос пальцами и осторожно вынырнул. Из лодки меня заметить было практически невозможно.
С момента моего прыжка прошло секунд сорок-пятьдесят, когда я услышал голос Рыбы.
— Ты его видишь? — он явно начинал нервничать. Лодка закачалась. Видимо, второй Серега переместился к противоположному борту, чтобы попробовать разглядеть меня в воде.
— Блин, да нет, не вижу. Нет его!
— Черт, достажировались! — я не видел, что происходило в лодке, но у меня складывалось впечатление, что Рыба судорожно скидывал с себя одежду.
Затем лодка качнулась, и я услышал всплеск ныряющего человеческого тела. Я переместился к корме. Конечно, через пару мгновений Рыба увидит меня, держащегося за борт. Но я успевал подшутить над Бойком.
Я приподнялся над кормой, за спиной у Сереги Бойкова, напряженно вглядывающегося в место, где я исчез минутой ранее.
— Буу, — я негромко, но внятно обозначил свое присутствие за спиной у инструктора. Тот вздрогнул и резко обернулся, чуть не вывалившись за борт.
— Я тебе сча веслом звездану! Разве можно так, бляха-муха!
Я понимал, что это пустая угроза, вызванная волнением за мою судьбу.
— Серег, я не хотел. Не серчай на меня.
— Как не серчай? Я чуть не поседел.
Вынырнувший тут же у другого борта Рыба прокомментировал:
— Да ладно тебе, чего уж там, махать веслами после драки. Видишь, мы хотели его поучить, а выходит это он нас с тобой проучил. — он облокотился на противоположный борт и спросил у меня, — признавайся, ты догадался или знал заранее, про «посвящение в спасатели»?
— Я где-то слышал про такое, но уже не помню где. Ты, когда про первое правило заговорил, само в памяти всплыло.
Мы по очереди забрались в лодку. Даже с учетом того, что Серега Бойков скинул нам обоим веревочную лестницу. Мне понадобилось приложить довольно много усилий, чтобы перевалить через борт.
— Ничего научишься, по началу трудно, но потом привыкаешь, — приободрил меня Рыбников, он явно проникся ко мне симпатией за то, что я «сломал систему».
— Что знаешь, про ОСВОД?
— Ну что это общество спасения на водах, там работают водолазы-спасатели.
— Во-первых, не спасения, а спасания. Так служба еще при царе называлась, с тех пор название и не меняли. Во-вторых, ОСВОД — это не только спасатели, но и производство инвентаря для спасательных работ, обучение плаванию, разработка новых образцов спасательной техники.
Серега Рыбников рассказывал мне про то как устроена спасательная служба, что ОСВОД снимает фильмы, организовывает экскурсии, и что это большая семья из десяти миллионов человек по всей стране.
— Серег, заводись, давай, покажем у берега, какие проблемы возникают.
Бойков снова завел двигатель, и мы тронусь в обратный путь.
Десять миллионов — это огромная армия. Я ещё раз восхитился людьми нашей страны, которые объединились на добровольных началах для столь масштабной и благородной цели.
Стало интересно, а сколько членов насчитывало Общество в прошлой жизни, в постсоветской России.
Когда мы подплыли к буйкам, и стали двигаться параллельно берегу, Серега Бойков спросил:
— Как думаешь, какие две категории граждан чаще всего тонут?
— Не знаю, подозреваю, что пьяные мужики?
— Угум, верно. А вторая?
— Честно, не знаю. Какая?
— Дети. Вторая и самая незащищенная категория — это дети.
— Не знал, неприятное открытие, — ответил я инструктору. Мне было немного стыдно за свою выходку с лодкой. Он действительно, очень переживал за меня. Я хотел попросить прощения, но он продолжил:
— Что лучше всего должен уметь делать спасатель? — продолжил Боёк.
— Плавать?
— Это, само собой. Что ещё?
— Оказывать первую медицинскую помощь?
— Помощь тоже, но речь не об этом.
— Подскажи, Серёг. Ты же видишь, я пока еще ничего не знаю.
— Считать и запоминать. Спасатель должен уметь хорошо считать.
Я помолчал в ожидании продолжения.
— Спасатель — дружинник, заступая на пост, должен постоянно считать сколько детей вошло в воду и сколько детей вышло. Тоже самое с пьяными компаниями. Спасатель считает, сколько нетрезвых вошло в воду и сколько вышло.
Я посмотрел на берег и отнесся к его словам с сомнением.
— Разве это возможно при таком количестве народа на пляже?
— Возможно, Макс — ответил Рыбников тихо, — не дай Бог, вытащишь первого утопленника, которому уже невозможно помочь, будешь считать лучше любого калькулятора. Не захочешь больше такое видеть.
— У тебя было такое? —, спросил я его
Он утвердительно кивнул, опустив глаза.
— Было и не один раз.
— Да ладно, что вы в первый день об утопленниках заговорили? — попытался отвлечь от тяжелых мыслей Сергей Бойков, — давайте о хорошем. Макс послезавтра у нас погружение с аквалангом. Ты же никогда не погружался?
В памяти ярко вспыхнуло воспоминание-сон.
Я снова падал вниз на дно камнем.
Я касался толстой перчаткой и ощущал спусковой пеньковый конец. Водолазные галоши пробивали стылую толщу воды, опуская меня все ниже и ниже. Воздух по шлангу едва поспевал за мной. Снова адреналин холодил сердце — там, внизу, была бездна.
Черная, с серебристым оттенком вода все плотнее и плотнее сжимала мою водолазную рубаху, словно море заковывало меня в стальной саркофаг. Тяжеленный шлем давил на плечи и равномерно тащил моё тело на дно. Я чувствовал на груди свинцовый груз.
Опять дышать все тяжелее. Там наверху Артур держал воздух в скафандре на самом низком уровне подачи. Я понял, что меня тревожит кислородное голодание. Однажды такое со мной было. Лишь бы оно не наступило. Лишь бы не закружилась голова.
В ушах давило, барабанные перепонки заложило, словно какая-то сила пыталась высосать их из ушной раковины. Нужно срочно «продуться». Я приложил нос к холодному стеклу иллюминатора и с силой выдохнул. Боль сразу исчезла, звук воздуха, поступающего в скафандр, приобрел чистоту и четкость.
Я ударился ногами о грунт неожиданно, даже слегка испугался. В шлеме зашипел воздух, и я услышал голос Рыбникова.
— Макс ты в порядке? Ты погружался, когда-нибудь?
Конечно, в этом был определенный риск