— Я тут случайно узнал от Вики, что Солдатенко, который меня прессует, ему дядькой по материнской линии приходится. Он же требовал, чтобы Вику к бабушке отправили.
— Точно! Видимо, не хотел, чтобы ее менты допрашивали. Тогда бы они узнали, что тебя бил его племянничек.
— Да. Мама ее со мной сквозь зубы говорила. Видимо, считает меня причиной всех неприятностей дочери.
— Не может быть, чтобы ее матушка так себя с тобой повела. Ты же ее дочь от Гончаренко защитил.
На следующий день после совещания Рыба сходил на тот самый пляж с маской и ластами и достал со дна мой потерянный кед. Мне была приятна его поддержка и забота. Я чувствовал, что мы превращаемся в большую семью.
Целых долгих три дня мы с двумя Серёгами красили полы, белили стены, латали кровлю здания спасательной станции.
Вечерами, каждый день мы с Тёмой ходили на тренировки в секцию бокса. Нам оставили один из ключей, на случай если мы придем в то время, когда в зале никого не будет.
Летом основная команда уехала на сборы и стабильный вечерний график тренировок пока отсутствовал.
Тренер пока больше ни разу не поставил меня в пару. Он показывал нам азы.
Ставил ноги, туловище, стойки. В советской школе бокса прежде всего обучали защищаться, двигаться.
А главной идеей на тренировках была не победа на соревнованиях, а всестороннее развитие техники бокса и самого спортсмена. Бокс в СССР, как и любой другой вид, назывался любительским спортом.
В этом была заложена очень серьезная философия. Читая в газетах, выписываемых дедом, о масштабной подготовке к Олимпиаде-80 я с удивлением вспомнил, что само олимпийское движение не признавало профессионального спорта.
В олимпиадах могли участвовать только любители. Конечно, в хоккее и в футболе были перегибы, но большинство наших спортсменов занималось спортом и ещё где-то работали.
И в нем пока не было ни намека на бизнес или шоу, в отличии от американского. Словосочетание «профессиональный бокс» было одинаково презираемо и тренерами и спортсменами.
Я отвык от такой методики преподавания и мне хотелось, как можно быстрее прийти в форму с поставленными ударами и комбинациями.
Мне казалось, что тренер прочитав это мое желание, делал всё специально наоборот. И пока не давал при нем работать даже по мешку.
Тем не менее, я не пытался противопоставить ему свое видение и с удовольствием работал над своими ногами и перемещениями. Кроме дружбы, семьи, девушек, спорта и ОСВОДа меня заботили и другие стороны жизни Макса Бодрова.
Примерно к этому времени пришла пора подавать документы в ВУЗ.
Поэтому в один из дней, прямо с утра перед работой, я собрал все свои бумаги и отправился в соседний город подавать заявление в приемную комиссию. Мне встретили дежурные студенты старших курсов, проводили к месту приема документов, помогли найти стол нужного факультета.
За столом сидела девушка в больших очках. Она меня сразу узнала.
— Вы тот самый парень? Про которого было в газете написано? — она поправила очки чтобы получше разглядеть меня.
— Тот самый, — я улыбнулся ей в ответ
— Ой, я и не ожидала вас здесь увидеть
— Ну вот, если мне повезет, то будем учиться вместе с вами в одном ВУЗе.
— О чем вы говорите? Вам конечно повезет! Смотрите какую характеристику и целевое направление от ОСВОД вам дали.
— Максим Бодров, со мной можно на ты.
— Хорошо. Меня зовут Марина Смирнова. Вам, то есть тебе, главное не получить двоек. Тебя без конкурса с этими бумагами возьмут. У нас факультете не такие высокие проходные баллы. Пока недобор.
Я поблагодарил девушку Марину и остался доволен своим выбором.
Вернувшись на станцию в обед, я застал своих инструкторов за игрой в шахматы во время обеденного перерыва. Вспомнил, что вчера после разговора с Тёмой забыл сообщить свой ход генералу. Бабушка, как всегда, передала мне его записку. Наша игр становилась привычным делом для семьи.
Неудобно что не позвонил вчера, до этого каждый день по ходу делали, созванивались, ни разу не пропустили.
— Можно мне кое-кому позвонить? — спросил я у игроков.
— Только, если не долго.
— Не долго.На минуту.
— Валяй, просто нельзя линию надолго занимать, в любой момент с постов могут позвонить,- ответил Рыба.
Я мысленно освежил положение фигур на доске. Я помнил телефон помощника генерала наизусть.
Набрав нужный номер с рабочего телефон и поздоровавшись, я продиктовал свой ход адъютанту.
— Максим, генерал Нечаев интересовался всё ли у вас в порядке?
— Да. У меня все отлично. А что?
— Я передам генералу ваше сообщение. Всего доброго.
Мы попрощались
С одной стороны меня жутко бесила эта таинственность, высокомерная недосказанность, общение в стиле «здесь вопросы задаю я». Адъютант еще ни разу не ответил по-человечески на мои вопросы.
А другой стороны, я чувствовал какую-то особую благородную связь между мной и моим соперником, выходящим за рамки шахматной партии.
Пока мое положение на шахматной доске не улучшилось. Я знал, с большой долей вероятности, какой следующий ход сделает генерал. Может быть потеряв слона, я сумею в эндшпиле вырулить партию к ничье.
Во второй половине дня мои инструкторы обучали меня пользованию плавсредствами и спасательным инвентарем. Мы все очень ждали когда закончаться эти три долгих дня нашего отстранения от работы.
Наконец в конце рабочего дня, два Серёги весело перглянулись и спросили меня:
— Ну что? Ты готов?
— К чему?
— Если будет хорошая погода, то будем погружаться с аквалангом.
— А как же дежурство?
— Дежурство по графику опять во второй половине. На этот раз на пост на пляже пойдешь со мной, — Рыба пихнул в плечо Бойка, — не боись, я тебя одного не оставлю.
— Ну да, ну да. Слушай его, — огрызнулся второй Серега, — он тебе никогда не расскажет, как проспал мою первую смену. И я один пахал за нас двоих.
— Расскажу как-нибудь, у меня от Макса секретов нет, — парировал улыбающийся Рыба.
— Приезжай пораньше, часам к половине восьмого. Нам надо снарягу проверить и подготовить, а погружаться будем до обеда. Постарайся не завтракать плотно. Чайку попей, одно яйцо можно. Наделай бутеров с собой. Потом поешь, после того как вернемся из моря или в столовой похаваем.
Новость о погружении с аквалангом меня взволновала. В тот вечер я много думал об погружении, об отце и моем выборе. Кое-что изменилось в моем сознании.
Если в прошлой жизни я видел один и тот же сон бесконечно повторяющийся, то на этот раз рано уснув, я увидел его продолжение.
Это было очень необычно для меня. Во сне я понимал, что вижу сон. Я был словно участником, актером фильма.
Сон продолжился с того места, где оборвалось прошлое видения. Там, где я коснулся ногами грунта. Точнее повторилась его последняя сцена.
Я ударился ногами о грунт неожиданно, даже слегка испугался. В шлеме зашипел воздух. Сверху с площадки мне нагоняли!
Чтобы меня не выбросило наверх на поверхность воды, я взялся рукавицей за спусковой канат и изо всех сил, до боли, надавил головой на клапан в шлеме. Мою водолазную рубаху раздувало. С воздухом надо быть очень внимательным.
Если совсем немного с ним переборщить, то можно тут же вылететь на поверхность. Пульнёт тебя в «потолок», как пробку из под шампанского на празднике. Прощай барабанные перепонки. Но это еще полбеды.
Скоростной подъем с такой глубины означал, что кессонка обеспечена на сто процентов. А без декомпрессионной камеры это очень мучительная смерть. Не дай Бог! Никому, даже врагам такого не пожелаешь.
Риск щекотал нервы, а организм требовал насытить его кислородом, каждая клетка испытывала недостачу и ожидала живительной воздушной смеси. Я дважды дернул за спусковой канат.
— Меньше воздуху! — приказал я в гарнитуру НВТСМ-ки
— Меньше воздуху! — моментально продублировал наверху мою команду мичман.
Громкое шипение в шлеме мгновенно оборвалось, звук перешел в ровное ровное тихое жужжание.
— Какая глубина? — я должен был понять это в первую очередь.
— Водолаз лаптями на грунте, что за грунт? — спросил мичман.
— Лаптями на грунте, вроде песок, пока не вижу — ответил я. При этом у меня я попробовал тихонько сдвинуть вперед ногу с галошей со свинцовой подошвой.
— Двадцать девять метров, — сообщил мне глубину погружения трещащий динамик. У него наверху был старый советский манометр показывающий давление на баллонах, откуда ко мне поступала газовая смесь.
— Приказано оглядеться!
— Есть.
Вокруг темень и ничего не видно. Никакого света. Надо зажмурить глаза. Я знал по опыту, что если подержу глаза с сильно сжатыми веками, то проще привыкну окружающей темноте на дне.
Двадцать девять метров — только на слух кажется малой глубиной для тех, кто в эту темень не спускался. Надо мной десятиэтажный дом. И свет сюда почти не проникал.
Уже пора открыть глаза. Должно быть лучше видно.
Так оно и есть — теперь я видел, что не такая уж и темень на двадцати девяти метрах. Вода тут темно-синяя, со слабым серебристым оттенком.
Теперь надо понять какой грунт. Я немного наклонился вперед. Ровный песок без камней. Бежево-коричневый, хотя сейчас он мне казался серым. То что он светлее воды уже хорошо. Я знал, что под водой на такой глубине цвета и размеры предметов обманчивы. Ориентироваться на темном песке или водорослях было намного сложнее.
Посмотрев вправо и влево я увидел, как чернильная синева воды становится гуще и гуще. Чем дальше от меня тем темнее и чернее.
— Видимость два с половиной метра. Грунт — чистое песчаное дно.
— Видимость Видимость два с половиной метра. Грунт песок, — повторил мичман, — как самочувствие и условия работы?
— Нормуль, жить можно.
Условия можно сказать идеальные. Раньше мне приходилось работать и в более едрёных условиях. Иногда — буквально на ощупь в абсолютной темноте. Видимость — ноль. Как говорят — хоть глаз выколи. И ничего. Тут просто курорт по сравнению с позапрошлым погружением.
Трос сигнального буя должен был быть где-то недалеко. Буй скинули приблизительно. В месте где, мне предстояло искать объект.
— В какой стороне от меня буй?
Я медленно поворачивался и изо всех сил вглядывался в окружающую меня толщу воды.
— Двигайся к берегу, на северо-запад.
Я согнул руку и попробовал разглядеть что-нибудь на магнитном компасе. Эффект нулевой. Ни черта не видно.
— Отлив начался. Попробуй поймать течение. Если поймешь, где берег то смогу направить тебя к бую.
Мне предстояло найти буй и начать выписывать круги по грунту, постоянно увеличивая радиус поиска. И так до тех пор, пока рано или поздно не найду искомый объект ×61340.
Я продолжал изучать и вглядываться в окружающий меня подводный мир, где я был всего лишь незваным гостем. Ни буя, ни троса, ни тем более искомого объекта рядом не было
Это ощущение никогда не покидало меня. «Где ты, тварина? Где ты, железяка хренова? Дай подсказку!». Объект молчал.
В шлеме снова затрещала гарнитура. Мичман снова обратился ко мне.
— Бодров, Ты слышал меня? Иди к берегу, на северо-запад. Она, говорят, туда взяла направление.
Знать бы, где этот берег. Я находился будто бы внутри аквариума в комнате с выключенным светом. Вокруг только плотная чернильная тьма.
Я решил двигаться по наитию и сразу почувствовал сопротивление. Идти стало трудно. Вот он отлив. Совсем недавно начался. И уже такой мощный. Меня немного отволокло назад. Вся огромная масса воды из бухты медленно двигалась от берега в море. И тащила мой скафандр назад.
— Поймал отлив. Иду к берегу.
Я еще раз попробовал рассмотреть компас. Как только мне показалось, что я увидел две фосфоресцирующие стрелки на НКМке, то тут же услышал оглушительный, сводящий с ума, звон в в водолазном шлеме.
Это звонил будильник поставленный на половину седьмого утра.
Я вскочил и сел на кровати. Новые ощущения после сна. Мысленно я все еще был там, под водой в скафандре.
Сон был настолько отчетливым и детальным, что мне пришлось совершить некоторое усилие над собой и заставить себя поверить в то, что настоящая реальность здесь. В квартире деда и бабушки. В одна тысяча девятьсот восьмидесятом году.
Я выглянул в окно и увидел родной и любимый Союз. Солнечный день, наш двор, висящее на веревках белье, вывешенное на ночь.
Горы и море. Высоко небе летали соколы. За этими птицами можно было наблюдать часами.
Я потянулся. Быстро оделся, натянув свои плавки, умылся. Выхватив ласты и маску я выскочил на улицу просыпающегося города.
Меня ждало новое приключение. Одно дело нырять в море в маске, другое с аквалангом. Если можно было привести какую нибудь метафору сравнивающую эти два занятия, то я сравнил бы езду на электрических машинках в парке аттракционов с реальной ездой за рулем.
Мне очень хотелось почувствовать эмоции и ощущения от первого погружения.
Кто погружался, тот знает, что первое к чему приходится привыкать человек в первый раз, так это к тому, что ты можешь дышать под водой полной грудью и совершенно не задыхаться.
Второе — это чувство свободы. Новая ее степень, потому что надев акваланг, ты теперь можешь преодолевать огромные расстояния под водой в любых направлениях.
Когда ты ныряешь с трубкой, ты можешь проплыть под водой метров тридцать — пятьдесят при условии, что ты хороший пловец. Если профессионал максимум сто.
С аквалангом человек может преодолевать намного большие расстояния и брать большие глубины, чем обычно с маской трубкой и ластами. Осознание этих фактов и ощущений пьянит и вдохновляет.
По дороге я заскочил на свой турник. Утренние тренировки стали уже доброй привычкой привычкой. Позанимавшись, я подхватил свои плавательные принадлежности и добрался к спасательной станции к обусловленному времени.
Два Серёги были уже на месте и занимались подготовкой баллонов.
— Здорово! — Рыба закручивал вентиль.
— Ты пришел вовремя! Молодец! Давай, включайся в процесс, похвалил меня Боёк протягивая руку
— Точность — вежливость королей! — я ответил на приветствие обоих, — что нужно делать?
— Берешь вот эти баллоны, — он указал и аккуратно несешь на берег к морю. Так, чтобы нигде не стучать, и ничего не открутить.
— Ого, начальство нам выделило яхту и топливо?
— Нет, Рыбников, — Рыба заговорил о себе в третьем лице, — выделил нам резиновую лодку, свой мотор и выделил деньги на топливо из своего кармана.
— Так давай скинемся, — я поднял тяжеленный баллон.
— Угощаю. Ты сначала заработай, а потом уже будешь скидываться
Через полчаса мы накачали резиновую лодку Рыбы, спустили ее на воду, уложили в нее все необходимое и вышли в открытое море.