Облик того, кто подставил подножку был до боли знаком. Вот совсем не удивлен. Это было предсказуемо. Я без труда узнал Гончаренко. Я попросил присмотреть за моим участком ничего не понимающего Серегу присмотреть за моим участком в мегафон. А сам бросился к тому месту, где Гончаренко с фингалом на лице, как ни в чем не бывало помогал мужику подняться на ноги.
Я добежал до них секунд за тридцать. К тому времени от вора и след простыл, а Гончаренко собирался уходить, но я грубо схватил его за руку, развернул к себе лицом и спросил:
— Ты что с ними заодно? Ты на ворье работаешь?
Он скорее всего считал, что выиграл этот раунд. Гончаренко отпустили из милиции после задержания на улице, и даже формально извинились перед ним.
Оно и понятно. Что ему предъявлять-то? Ну столкнулся случайно с прохожим, с кем не бывает? Доказать связь с пляжным вором невозможно. Мужик, проворонивший деньги и часы, указал на него с досады. Оговорил. Хотя я был абсолютно уверен в том, что они работали вместе. Гончаренко должен был отвлекать преследователя. Он наблюдал за ходом действа со стороны, прикрывая пути отхода.
Но саму кражу, от начала до конца, видел только я. Больше никто не упомянул о ней.
Схема воровства довольно простая. Тряпичные пляжные сумки продавались Универмаге. Вновь прибывшие отдыхающие отправлялись по магазинам в первые же дни после прибытия, чтобы докупить необходимое. Они опрометчиво светили содержимым своих кошельков, некоторые даже сознательно демонстрировали деньги, чтобы почувствовать превосходство над окружающими.
А зажиточные курортники привозили на отдых немадые деньги. Бывало что и пятьсот, и тысячу рублей на семью.
Преступник выглядывал таких горе-покупателей, затем покупал такую же дешевую сумку для последующей подмены. Сам или с напарником отслеживал жертву до жилища. Дело оставалось за малым. На следующий день, преступники терпеливо дожидались пока их жертвы пойдут на пляж. Сейфов в съемном жилье не было, поэтому многие таскали деньги с собой. Если не всю, то значительную сумму. В то время, когда недалекие, ничего не подозревающие бедолаги купались в море, воры технично подменяли сумки и уходили. Иногда их догоняли. Тогда они просто извинялись за «случайную» ошибку, возвращали сумку без денег и ценностей хозяину и старались свалить, как можно быстрее.
Если их преследовали дальше, то в дело вступали такие, как Гончаренко. Они сбивали потерпевшего с ног, и пока тот пытался сообразить, что произошло вор успевал скрыться или затеряться в толпе.
Но доказать связь прикрывающего и самого вора, без признания было очень сложно.
Подоспевший на шум милиционер, стоявший на посту у цветочного ковра. Опросил потерпевшего прямо на улице и задержал Гончаренко, как соучастника кражи.
Я предложил опросить людей на пляже, но меня не послушал милиционер и вызвал наряд, доставивший Гончаренко в отделение.
— Сами разберемся. Занимайтесь своими делами и обязанностям, — ответил мне страж порядка, мельком глянув на мою повязку.
Он посчитал, что я один из тех зевак, постоянно комментирующих любые происшествия в стиле: «Я свидетель, а что случись?».
Мне ничего не оставалось, как вернуться назад на пляж.
— Что там? — спокойно спросил Серёга Рыбников, — поймали?
— Нет, опять ушел, как у Бойка. В тот день.
У меня родилась догадка.Надо спросить у второго Сереги, не сталкивался ли он с кем-нибудь из этой «шатии-братии» во время преследования
Я снова вгляделся в отдыхающих на пляже. Казалось их стало больше. Еще дежурить целых пять часов, а такое ощущение, что мы почти простояли смену. Я услышал рекламный призыв, повторяемый живым женским голосом.
— Горячая кукуруза, горячая кукуруза.
Вдоль воды шла дородная женщина лет сорока, с белой косынкой на голове. Белом переднике с карманами. В правой руке она несла эмалированное ведро накрытое полотенцем, в сверху ещё крышкой.
— Петровна идёт, — кивнул в сторону женщины Рыбников.
— Знакомая?
— Соседка. Кукурузная царица, — улыбнулся мой инструктор, — знаешь какие деньжищи зашибает в сезон? Северным и не снились.
Она остановилась рядом с семьей с двумя мальчишками школьного возраста. Получив оплату, Петровна открыла крышку, достала из ведра два крупных ярко золотистых початка кукурузы, настолько горячих, что от них ещё исходил пар.
Мальчишки потянулись за кукурузой, но женщина что-то спросила его мать, и получив утвердительный кивок головой, извлекла из
правого кармана пакетик с солью посолила, распределила соль по желтым семенам и передала початки детям.
Кто-то лежащий рядом с семьей, не вставая протянул мелочь кукурузной царице пляжа. Пример был заразительным. Кукуруза бойко расходилась среди отдыхающих.
— Менты ее не гоняют? За спекуляцию? Центр города все-таки, — спросил я Серегу.
— Её все давно знают и не трогают. У нее четверо детей. Муж алкаш три года назад поехал зимой на вахту в Тюмень. Там пропал. Говорят, медведь загрыз. Но ты на нее так не смотри, она баба деловая. Кукурузу выращивает, хозяйство содержит, куры утки, торгует, койки сдает. Вообщем, завидная вдова. Мечта пенсионера.
Петровна подходила к нам.
— Дежуришь сегодня, Серёга?
— Ага.
Она остановилась, достала из ведра по початку, посолила и протянула нам.
— Нате, пошкрябайте, кукурузки.
Я потянулся в карман за мелочью, но она властно остановила мою руку крепко схватив меня за запястье, так что я не успел ее вытащить и кисть наполовину осталась в кармане.
— Твой напарник обидеть меня хочет? — она кивком указала на меня, обращаясь к Сереге.
— Макс, ну ты это…– Серега чуть отклонил грудь назад и развел руками в сторону ладонями вверх.
Это жест должен был означать, что то вроде «не знаешь порядков не лезь, ну что ты как маленький»
Мне было немного неудобно принимать угощение от Петровны. Но я смирился. Я понимал, что здесь, в отношениях между местными царят свои правила.
— Ты пацана спас?
За меня ответил Серега.
— Ещё и девчушку, четыре дня назад на нижнем пляже со дна достал, откачал.
— За девчушку не слыхала, а вот про мальчонку Злотниковых(проверить фамилию) читала в газете. Страсть какой дождина-то шел. Давно так город не наводняло. Ну Слава Богу, что малец выжил, беда была бы, если бы Господь тебя бы непослал — Петровна перекрестилась, чем очень удивила меня.
— Спасибо за кукурузу, Анн Петровна, — скзал Рыбников с набитым ртом. Я тоже поблагодарил женщину.
— Ну бывайте, смотрите, смотрите за порядком.
Она взяла ведро и пошла дальше. Я недоуменно спросил Серегу.
— Она верующая? Не боиться креститься при всех? — я смотрел ей вслед. Казалось, что никому кроме меня не было дела до ее публичного проявления религиозности
— А чего ей бояться? С нею Бог, — ответил улыбаясь Серега, с таким видом, что я так и не понял подшучивает ли он надо мной, или говорит серьезно.
Я мне почему-то помнилось, что люди если и были верующими, то избегали любых публичных проявлений и не особо афишировали свою причастность к христианству, мусульманству или другим религиям.
— Горячая кукуруза, горячая кукуруза, послышался в далеке голос Петровны. Я посмотрел обигаюший на початок в своих руках и перевел взгляд на Серегим. У него в руках остался огрызок.
Я поднес кукурузу к носу и втянул в себя ее запах. Такого притягательного аромата кукурузы я не ощущал с детства, в котором я ее обожал. Но так сложилось, что и мне в прошлой жизни, и в Максу Бодрову в детстве не так уж и часто она доставалась.
Мне по понятным детдомовским причинам, а Максу Бодрову потому что бабушка считала ее негигиеничной пищевой привычкой — пережитком. Вон Петровна как орудовала немытыми руками, когда солила кукурузу.
Мне захотелось вспомнить что-нибудь из еды, которая попадала в список табу в детстве. Как ни странно, таким оказался торт «Полено» с его замечательными грибочками и цветами-розочками из крема.
Конечно, бабушка великолепно пекла торты дома, как и большинство советских женщин. И, наверно, магазинные торты не шли ни в какое сравнение с бабушкиными кулинарными шедеврами, это был именно тот случай, когда «запретный плод был сладок».
Я решил, что во чтобы то ни стало куплю «Полено» на первую зарплату и наконец-то узнаю настоящий вкус советских кондитерских подосиновиков.
Вторая часть смены прошла в спокойной обстановки и без особой нервотрепки.
Мне пришлось всего пару раз ругнуться в мегафон на пловцов заплывших за буйки.
Но несмотря на отсутствие происшествий я очень устал. Я знал, что быстро привыкну. Усталость накопилась от того, что я постоянно слышал шум, разговоры. Считал детей и подростков на пляже и в воде. Ближе часам к восьми большинство купающихся разошлось на ужин. Я поймал себя на желании окунуться в воду, чтобы смыть с себя жаркую пыль, дневную суету и напряжение.
Серега поймал мой взгляд на море.
— Не сейчас, если хочешь можно искупаться возле станции. Мы можем вместе вернуться. Мне все равно тащится туда и заполнять журнал с отчетами, забрать свою лодку.
— Нам запрещено купаться во время дежурства, а после? Что тут такого.
— После тоже. Не стоит искушать судьбу. Кто-нибудь увидит, настучит на нас с тобой. Тогда прощай твой экзамен и профессия спасателя. Не забывай, мы только оттрубили от звонка до звонка наказание от Иваныча.
Что же, правила есть правила, я спокойно отказался от своей затеи искупаться. В конце концов дома есть душ и ванна и газовая колонка
День второго дежурства завершился, мы вернулись с Серегй на станцию. Я дождался пока он заполнит журнал и помог ему с резиновой лодкой. Уже смеркалось.
И я не хотел отпускать его одного. Во-первых, в темное время суток на лодках выходить в море себе дороже — погранцы могли засечь и тогда, проблем не оберешься.На маломерках выходить можно было только днем. Во-вторых ночью легко потеряться.
Мы дошли на ней по морю, до поселка, где у отца Рыбникова был гаражик для лодок. Эллингом в полном смысле слова назвать его было нельзя
Домой я вернулся поздно. Бабушка продиктовала уже привычный ход генерала,который немного приободрил меня.
По-моему он не заметил лучшего хода, который вгонял меня в цугцванг. Это такое положение фигур на доске при котором любой мой ход только ухудшал дальше мое положение.
Возможно, он сделал это намеренно. Но я не собирался с ним миндальничать. Не важно каковы причины его хода. Я посмотрел внимательно на доску, и не найдя ловушек, следующим своим ходом забрал его ладью.
«Доброго времени суток. Вы неправильно коня поставили, товарищ генерал. Конь так не ходит!», мысленно перефразировал я цитату из одного известного советского фильма.
мы немного поболтали с дедом и я спросил по детские фотографии отца и мамы.
Дед не отказал, пошел порылся в отделении с дверцам в книжном шкафу в своей комнате. А потом извлек из его недр старый альбом, который я никогда не видел.
Я предложил ему посмотреть фото вместе, но он наотрез отказался не объясняя причин.
Причины для меня были понятны. Деду было тяжело погружаться в прошлое из настоящего в котором уже нет его сына и невестки. Чувствовалось, что он очень любил моего отца. Я поблагодарил деда за альбом. Поужинал и отправился в свою комнату разглядывать фотографии.
Альбом содержал все домашние фотки связанные с детством и школьными годами отца.
Начинались они с младенчества, с фоток молодой бабушки счастливо улыбающейся с папой на руках. Потом сразу послевоенные дворовые фотки с отцом в возрасте пяти или шести лет. Первые классы, где все мальчишки были одинаково подстрижены под ноль. И в классе совсем не было девочек. Они обучались раздельно до какого-то времени.
И наконец фотки в старших классах. Женские и мужские классы снова объединили и теперь они учились вместе.
Я нашел на красочных фотографиях и маму и отца. Они начали встречаться, когда еще учились в школе. А теперь обоих нет.
Оставалась последняя групповая фотка за десятый класс.
Я разглядывал лица их одноклассников и одноклассниц, когда узнал его! Я ни за что бы не подумал, что Солдатенко учился к классе вместе с отцом и мамой
Кровь прилила к голове. По телу мгновенно ощущалось распространение жара и почувствовал как от гнева запульсировали мои виски.
Мог ли я ошибочно полагать, что Солдатенко возненавидел меня за отказ обслужить его, за отказ побегушничать и сбегать за сигаретами в больнице? Может быть дело совсем в другом? Может быть дело не во мне? Точнее не только во мне
Может быть причина в моем отце и маме?
Мне предстояло это выяснить. Я собирался узнать почему Солдатенко так рьяно пытался исключить меня из комсомола, вставлял палки в колеса.
Дед с бабушкой пока еще не спали. Я отнес фото ним и попросил вспомнить, что-нибудь о Солдатенко. Они ничего о нем не помнили.
— Нет тот ли это Солдатенко, который работает в Горисполкоме? — бабушка вопросительно смотрела на деда.
— Ну-ка дай сюда. Ну может и он.
— А ты помнишь, что-нибудь про него? Они дружили с отцом или наоборот?
Но сколько дед не силился, он так ничего и не сумел вспомнить про того, кто уже попил мне кровушки. А с памятью у деда было все впорядке. Значит — он, действительно, ничего не знал.
Но меня это не остановило. Я собрался разыскать школьных друзей и приятелей отца. Уж кто, как не они должны были знать, как складывались отношения у Солдатенко с моим отцом. И подтвердить или опровергнуть мои подозрения.
Из тех, кто учился с моими родителями в одном классе и жил неподалеку я вспомнил пару человек. К первому из них, которого в городе называли не иначе, как холодильщик Эдик, я собирался зайти завтра.
Он был мастером по обслуживанию холодильников и в летний сезон, такие специалисты были на расхват. Их считали богами в общепите в гостиницах и на пищевых производствах.
Одноклассник родителей Эдик жил как раз в том дворе, куда я бегал заниматься на турник
Остальных нужно было еще поискать.
Мой график оставался прежним. Я планировал с утра пораньше совершить пробежку, зарядку, покачаться на турнике. Я видел пару раз Эдика выходящего утром из подъезда напротив площадки с перекладинами и брусьями.
В эту ночь я совсем не видел снов. Не то чтобы я испытывал жгучее желание опять попасть во сне на дно темень морской бездны. Но меня не оставляла мысль, что тот самый сон получивший продолжение, как-то связан с этой жизнью.
Проснувшись рано по будильнику, я тихонько встал, так чтобы не разбудить никого из домочадцев, оделся взял с собой кожаный планшет,в который разместил фотографию и отправился на солнечные улицы города.
Мне повезло, если я вышел чуть позже, то не застал бы человека, которого собирался расспросить.
Только я добрался до турника и собрался подпргнуть, как увидел его выходящего из подезда.
— Дядя, Эдик. Вы меня помните?
— А Макс. Здорово. Какими судьбами?
— Я тут у вас тренируюсь каждое утро на турнике. Можно спросить?
— Молодец, дело хорошее. Что за вопрос?
Я достал фото, протянул ее Эдику.
— Помните?
Он сначала покосился, затем улыбнулся. Были видно, что фотография вызвала у него теплые чувства.
— Вот я. А вот твой отец и мать, — он перевернул чтобы посмотреть год и дату съемки
— А вот его вы помните? — я тыкнул в Солдатенко.
— Конечно, это Солдатенко! А что?
— А они с отцом дружили? В каких они были отношениях?
У моего собеседника изменилось выражение лица.
Эдик неопределенно повел худощавыми плечами, как-то отстранился, еще раз посмотрел внимательно на фото и сказал изменившимся голосом, в котором уже не было прежнего дружелюбия:
— Не помню я. Столько лет прошло. Память уже дырявая стала. Ну бывай, Макс. Тороплюсь я.