— Масла парню, дай, — услышал я недовольный мужской голос со спины. Я оглянулся и увидел взрослого усатого мужчину лет пятидесяти.
— Уф, что я должна за всех помнить? — недовольно повела плечами бабища в чепчике, — и перейдя на интонацию имитирующую вежливость, спросила меня, — вам в кашу или на хлеб?
Она говорила, как бы в нос, и, немного растягивая слова. Получалось, что она говорит с издевкой. Я сделал вид, что не понимал, что она от меня хочет, но тут мужик, стоявший за спиной, снова пришел на выручку.
— Не видишь, у него руки заняты? — указывая ей взглядом на мою тарелку, которую я держал в руках, — да и ножей у вас в столовой как не было, так и нет. Давай в кашу.
Баба, а по-другому ее не назовешь, скорчила недовольное лицо и плюхнула мне полагающийся брусок сливочного масла в тарелку с манкой.
На самом деле, я давно заприметил, что она не всем кладет масло и решил проверить свою гипотезу.
Те больные, которые завтракали тут не в первый раз, получали масло без разговоров.
Новичкам же, их можно было определить по озирающимся по сторонам лицам, повариха не накладывала и не предлагала.
Они все, как один, стеснялись просить ее. Я собирался сделать это первым, но мужик сзади опередил меня.
Зато у нее вполне образовался излишек, который можно было утащить домой или как-то по-иному распорядиться.
Я поблагодарил мужика, подошел к стойке с хлебом взял булочку. Чай разливали из такого же алюминиевого чайника. Он был уже с заваркой и сахаром.
Я давно не ел манки, но попробовав ее, нашел кашу вполне съедобной и даже вкусной.
Может быть это потому что я не ел со вчерашнего дня, и почувствовал голод.
А может быть потому, что я пользовался обонятельной, осязательной, вкусовой системой Макса Бодрова и он привык к вкусу определенных блюд.
В любом случае, молодой развивающийся организм требовал энергии и не стал особо капризничать и предъявлять особые вкусовые требования.
— Свободно?
Я поднял глаза и увидел того самого мужика, который заставил повариху наложить мне масла.
— Да, конечно, — я указал на свободный стул перед собой, — присаживайтесь, пожалуйста.
— Где, лежишь? — мужчина протянул мне руку и представился, — Василий Андреевич Быков.
— Максим Бодров. Лежу в хирургии.
— С чем пожаловал сюда? Молод ты еще для болезней.
— Говорят, что сотрясение, — мне уже начинало надоедать объяснять всем свою историю, но я никак не показал этого внешне.
— Подрался? — спросил мой собеседник, делая глоток чая из стакана и разглядывая меня.
— Ну как подрался, так слегка помахались.
— Милиция приезжала?
Я кивнул головой.
— Хочешь похлопочу за тебя?
— Не, спасибо. Не надо. Сам разберусь
— Ну сам так сам. Ты случайно, не с генералом в одной палате лежишь?
— Да неее, — протянул я, — мы вдвоем с каким-то неразговорчивым стариком. Не похож он на генерала.
— Дубина, если вы вдвоем в палате, то значит с генералом Нечаевым лежишь.
— Да ну какой же он генерал? Разве они лечатся в простых больницах? У них свои есть… — я махнул рукой.
— КГБ. Генерал КГБ. Тебе повезло.
Я опешил, у меня ком застрял в горле.
— Как КГБ?
— Да вот так. Главврач больницы его родной брат. Нечаев Владимир Викторович, лечится только у брата, Валентина Викторовича. Другим врачам не доверяет.
— Разве так можно?
— Генералам все можно, братец. Особенно если они из того, — он поднял палец вверх, намекая на близость к высшему руководству страной — ведомства. Ты ешь, давай. Что застыл.
Я вспоминал, мог ли ночью наплести какого-нибудь бреда про будущее. Но поразмыслив решил, что мой диагноз, отличный повод отмазаться.
Даже если генерал утром сверлил меня взглядом потому что я во сне наговорил лишнего.
— Добавки хочешь? Вон у Маруси еще осталось, — он кивнул в сторону поварихи.
— Нет спасибо. А у вас, Василий Андреевич, какая болезнь?
— Почки шалили, да вот в понедельник уже выписывают.
— Здорово. А как тут с «увольнительными», на выходные не отпускают домой?
— Нееееет, хлопчик. Ты что? С этим строго. Режим — это режим. Ты, небось, к девчонке своей свалить хочешь?
— Ну что-то типа того.
— Типа того… — он передразнил мою интонацию, — хреновый из тебя враль.
Я заулыбался, чтобы его не разочаровывать. По его мимике я понял, что он собирался мне сказать нечто важное по его мнению.
— По глазам вижу, что к девчонке рвешься. Дело, конечно, молодое, если уж невтерпеж, то вон там, — он напряг свои голосовые связки, наклонился ко мне, заговорил почти шепотом, указывая пальцем на палисадник за окном, — дыра в заборе есть между прутьями.
— Ого, спасибо!
— Там лаз прямо на улицу Батурина выходит. Мужики только так за сигаретами и ходят. Тут-то, в больнице, ларьков нет. Только ты дежурную медсестру свою предупреди. А то если хватиться, а тебя нет. Ты потом отхватишь по пятое число.
— Не знаю, как благодарить, вас Василий Андреевич.
— А что меня благодарить? меня благодарить не нужно, — он полез в карман и достал оттуда два мятых рубля, — на вот, купишь три пачки «Космоса». Нам с ребятами. Вот и вся благодарность. Пачка шестьдесят копеек. Сдачу оставь себе.
«Ах, ты хитрый жук, ты спецом ко мне пристроился, и про девчонок стал заливать, потом что самому лазить через дырку в заборе было не охота. Ну ладно мы это еще посмотрим кто из нас на кого будет работать», подумал я.
— Да нет уж, спасибо, конечно за предложение, но не смогу я вам сигареты принести. Курить вредно, Василий Андреевич.
— Как так не сможешь? Это что же получается ты меня совсем не уважаешь?
— Уважаю, но я вряд ли буду выходить. Поищите кого-нибудь еще.
С одной стороны, Василий Андреевич, вроде и позаботился обо мне в вопросе с маслом, а с другой делал он это небескорыстно.
Я никогда не любил людей, пытающихся использовать меня втемную. Поэтому не испытал никаких угрызений совести, когда отказал ему.
— Ну ладно, свидимся еще. Земля-то круглая, — разочарованно попытался угрожать мне Василий Андреевич.
— Конечно свидимся. В одном городе живем, — весело ответил я делая вид, что не понимаю.
— Ты же знаешь, кто я?
Я отрицательно помотал головой.
— Не ужели не знаешь заместителя председателя исполкома? Фамилию Солдатенко слыхал?
Он поднял брови домиком. Я еще раз замотал головой. Василий Андреевич опустил глаза в тарелку и больше на меня не смотрел.
Я закончил завтрак, вежливо попрощался с соседом по столу и отправился к себе в палату.
Интересные типы' мне попались за эти два дня. Кого только не встретил: тут и генерала КГБ, и заместителя руководителя города.
Добравшись до своего отделения, я увидел Анечку на посту. Она рылась в своих бумагах и не обратила внимание на мое приветствие.
— Анечка, добре утро. У вас все окей? — мне показалось, что она не расслышала, как я поздоровался с ней.
— Ты свои словечки американские для своей крали побереги.
— Какой крали? — удивился я
— Той, что приходила к тебе, с бабкой твоей.
— А где они?
— Ушли, не пустила я их. Не положено без разрешения главврача.
Я посмотрел на ее красное лицо. Она явно злилась.
— Ань, ну ты что? Ты что, ревнуешь? Бабушка-то при чем?
— При том. И ещё — я не обязана, вещи ходячим больным таскать! — она не смотрела в мою сторону.
— В палате у тебя лежат.
— Понятно. Когда они приходили?
— Ушли уже, ты их не догонишь.
Так. Ко мне приходили родные, а эта ревнивая кошелка специально не пустила их в отделение, хотя я видел других посетителей — родственников пациентов.
Я не понимал этой вредности в медицинских учреждениях ни в своем времени, ни в тысяча девятьсот восьмидесятом.
— А где моя одежда?
— В гардеробе, зачем она тебе?
— Надо. Можно забрать кое-что из кармана.
— Гардеробщица понедельник будет, сходишь заберешь.
Я понял, что с ней сейчас разговаривать бесполезно. Вернувшись в свою палату, я увидел сверток на своей кровати. Генерала в комнате не было.
Развернув его, я увидел внутри чистое белье, носки, и синие спортивные треники — штаны с двумя белыми полосками по бокам и голубую клетчатую рубашку.
Молодец бабуля! Кроме одежды она еще положила небольшой спиральный кипятильник, чашку, чай, сахар, и две пачки печенья.
Я смогу на некоторое время покинуть территорию больницы.
Проблему составляла только обувь, в больнице мне выдали тряпочные тапки, в которых по городу не походишь, но я уже знал, как ее решу. Я раздобыл сланцы — вьетнамки. Конечно, с возвратом.
Я захватил необходимую одежду и выглянул в коридор. Пост медсестры пустовал, Аня куда-то отлучилась. Я рванул к лестнице и незаметно прошмыгнул мимо палат и сестринской комнаты.
Тропинка, ведущая к дыре в заборе, была незаметна только на первый взгляд. На самом деле, тут постоянно курсировали пациенты и их родственники, называя ее «дорогой жизни».
В часы, закрытые для посетителей она становилась особо загруженной.
Ближе к дыре я нашел дерево со старым дуплом, куда положил больничную форму. Ходить в пижаме по городу было как-то страшновато.
Могли и упечь, чего доброго. Или, просто, остановить и поинтересоваться откуда я, такой красавец, свалил.
Больница, хоть и считалась первой и центральной, находилась на окраине города.
Прикинув, что с момента, когда бабушка и неизвестная «краля» ушли из больницы прошло не более пятнадцати минут, я решил попробовать догнать их на автобусной остановке.
Вряд ли бабушка пошла бы домой пешком. Холмистый ландшафт с крутыми подъемами и спусками не располагал пожилых людей к длительным пешим переходам.
Я не знал, как часто ходят автобусы, но надеялся, что они не успеют уехать, тем более в выходной день. По моим расчетам выходило, что я успею увидеть их до того, как они отъедут.
Пробравшись сквозь дыру наружу и спросив у первых встречных прохожих, где находится остановка, я рванул туда.
До остановки оставалось уже метров двести пятьдесят-триста, когда я увидел, как белый ЛАЗ(*марка автобуса, производимого на Львовском автобусном заводе) с красными полосками стоял на остановке, и небольшая толпа пассажиров заспешила выстроиться в очередь в салон. Они поднимались по резиновым ступеням, оббитым алюминиевым уголком.
Я не успел разглядеть сели ли мои в автобус — был слишком далеко. К тому же я не знал, как выглядит «краля».
Поэтому я решил не бежать на остановку. Все равно я не успевал.
Воспоминания Максима Бодрова подсказывали, что есть путь, позволяющий срезать маршрут через ближнюю усадьбу-музей. Автобус будет долго петлять по улицам, взбираясь и опускаясь по городским холмам с остановками.
Внутреннее чутье подсказало, как двигаться по улочкам и тропинкам, чтобы не свернуть с маршрута. Видимо, все эти места в детстве я облазил вдоль и поперёк.
Я быстро шагал, иногда переходя на бег и делая короткие перебежки.
Время близилось к десяти утра и солнце начинало припекать.
Зацветали сады и воздухе носились цветовые и медовые ароматы. Весело щебетали птицы.
Горожане занимались своими делами в домах, огородах и квартирах.
Заметив, что резинка между пальцев на правой вьетнамке вот-вот выскочит, я остановился поправить обувь на баскетбольной площадке с одиноким кольцом с потрепанной сеткой корзины.
Мимо площадки, на которой стоял столб с щитом, к морю спускались отдыхающие.
Они несли зонтики, сумки с покрывалами и фруктами, надувными кругами и матрасами.
Ярко светило солнце, пахло солью и морской пеной.
Из распахнутого окна напротив звучал голос Лещенко, певшего про родительский дом, начало-начал. Я сто лет не слышал эту песню.
Прибрежная городская вновь жизнь просыпалась.
К пандусу продуктового магазина на первом этаже дома напротив задом припарковался Газон с надписью «Молоко».
Водитель с бумагами в руках постучал в обитую оцинкованным листом дверь.
Из заднего входа вылез заспанный грузчик с длинным металлическим крюком с изогнутой ручкой, похожей на полутораметровую кочергу.
В машине рядами и колоннами стояли проволочные ящики с продукцией молочного комбината.
Он ловко подхватил крюком самый нижний ящик, на котором стояли пять таких же и потащил их по полу на склад.
Чистейшие стеклянные бутылки со свежим молоком звенели и ярко сверкали своими фольгированными крышками. Молоко сверкало серебряными, кефир зелеными.
У дверей висела табличка с надписью: «Распивать спиртные напитки запрещено».
Тут же напротив на стене была выложена великолепная мозаика с надписью: «Миру Мир» и изображением голубя мира.
Я получал огромное удовольствие от увиденного моря, неба, городских улиц и их шума.
Людей, атмосферы, настроения. Это были теплые и радостные чувства.
Заодно я оценивал своё физическое состояние. Ноги и дыхалка были пока слабоваты. Всё это нужно было подтянуть.
Мне очень захотелось сходить на море и поплавать. Ощутить обволакивающую мое тело прохладную гладкость морской воды. Мощно загребать двумя руками баттерфляем, потом перевернуться на спину и полежать на волне.
Понырять с пирса, достать рапанов, а потом отогреваться на раскаленной мелкой гальке, разглядывая окружающих.
В прошлой жизни на море я не был целую вечность. Одному ездить в отпуск стало не интересно. Я всё собирался, но так и не удалось.
В той я давно уже жил в столице. Хотя долгое время мечтал о маленьком домике на берегу моря. Мечты сбываются, подбодрил себя я и прибавил ходу.
Минут за пятнадцать я добрался до места куда направлялся, обогнав неторопливый, как и всё вокруг, автобус.
В этом мире было много жизни, света, звуков и запахов, но, практически, отсутствовала спешка и суета.
Проскочив мимо центрального рынка, я вышел в переулок, который должен был вывести меня к остановке у нашего дома.
Вдруг, троица парней перегородила мне путь.
— Ну что Бодров? На ловца и зверь бежит? Я тебя вчера после вашей с Машкой репетиции звал на улицу, чё не вышел?
Я посмотрел на них. Лидер крепкий и спортивный, белобрысый атлет, высокомерно смотря на меня, сложив руки на груди.
— Иди сюда, — сквозь зубы сказал второй, — давно тебе щелбанов не давали. Руки аж чешутся.
Я вгляделся в их физиономии, но никого из них не вспомнил. Видно, Макс Бодров имел с ними какой-то конфликт.
— Что надо?
— Иди сюда, я сказал! — второй не унимался. Но я не собирался давать ему преимущество и не сдвинулся с места. «Это мы уже проходили, родной.» Я знал, что таких персонажей бесит.
— Смешной ты, если я тебе нужен, то сам подходи, — я улыбался во весь рот.
— Да я тебе пасть…
Он не успел договорить лидер троицы толкнул его в бок. И обратился ко мне:
— Слышишь, Бодров, я тебе говорил, чтобы ты Машку не лапал во время танца? Ты же знаешь, что она моя?
Я ждал, когда он закончит и рассматривал его кулаки, пытаясь увидеть мозоли.
— Ты че ее за бедра облапал вчера? А? — он был агрессивен и немного сдвинулся вперед.
В голове промелькнули элементы моего танца с девушкой, которую я еще пока ни разу не видел, с момента попадания в тело юноши Макса.
— А где ты увидел, чтобы я ее лапал?
Мой соперник вскипал.
— Как это где, урод⁈ Она, когда свою ногу на твою закидывала — ты ее за ляжку хватал.
— Слушай, это танго. Я не хватал и не лапал, как ты изволил выразиться. Я ее придерживал. Элементы танца выбирает хореограф. Ты знаешь, что нас поставили в пару. Что же ты сам с ней не танцуешь, вместо того, чтобы нести мне несусветный бред? Не умеешь танцевать — отвали.
— Ты что, Бодров страх потерял?
— Ага, потерял. Вы случайно не находили? — я продолжал улыбаться и держать его на дальней дистанции. Мой противник быстро оглянулся через плечо, и увидев безлюдный переулок хищно ухмыльнулся.
— Ну ты сам напросился… сча я тебе его найду — в следующее мгновение мой соперник широко, по колхозному замахнулся и был встречен двумя левыми хуками подряд.
Я целился в подбородок. Первый прошел, но на втором белобрысый инстинктивно опустил голову вниз и получил в нос. Брызнула кровь.
Мой противник, почувствовав теплое, начал трогать струю крови руками. Он наклонился вперед, чтобы не запачкать свою одежду.
Второй видя эту ситуацию, дернулся ко мне, но я поднырнул ему под мышку, и оказавшись у него слева сбоку всадил ему четкую скоростную тройку.
Бум-бум-бум. Раз-два-три.
Вырубить мне силенок не хватило, но оглушить и ошарашить гада я смог. Он покачивался и пытался понять, что произошло. Они явно не ожидали, что я готов дать отпор. Видимо, раньше Макс Бодров избегал конфликтов с ними.
Третьего я шуганул подскоком. Тот развернулся и отбежал на десяток метров.
— Сука, Бодров ты мне нос разбил!
Я посмотрел на костяшки своих кулаков. Все целы. Отлично получилось, ни первому, ни второму я не попал по зубам.
— Ты еще пожалеешь.
Я не собирался тратить силы на разговоры. И снова повернулся к их лидеру, предъявившему мне претензии.
Белобрысый, ревя как бык, снова пошел в атаку. Второй, уже придя в себя, начал обходить меня справа сбоку пытаясь зайти мне за спину.
Я остановил белобрысого коротким апперкотом снизу, прикрывая голову плечом. Но дальше мое положение осложнилось.
Слева я уперся в стену дома. Они зажимали меня.
Махаться с двумя, более тяжелыми по весу, противниками одновременно, не имея пространства для маневра — не очень хорошая идея.
Я заметил продолговатый булыжник, лежащий у моих ног. Быстро наклонившись, я поднял его.