Музыка льется в зал сверху, из-под потолка, вместе со светом. Мы танцуем модный плавный танец "кондо". Мы танцуем его с Бирутой, прижавшись друг к другу. Мои руки лежат на ее плечах, а ее руки на моих. Плечи у нее мягкие и какие-то очень робкие. А руки - нежные, с длинными тонкими пальцами. Я даже не знаю, как можно такими пальцами валить деревья. А ведь Бируте, как и всем в "Малахите", приходится учиться этому.
Мы с Бирутой смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, и мне хорошо и отчего-то тревожно, и кажется, будто никого больше рядом нет, будто мы вдвоем в этом зале, и хочется, чтобы плавный "кондо" никогда не кончался.
Мы купались
С тобою
В Оке.
Я держал
Твое сердце
В руке. А теперь
От тебя
Вдалеке
Я лечу,
Задыхаясь
В тоске.
Я лечу
Только ночь в глаза.
Я лечу
И вернуться нельзя.
Улетаю
И тает след.
И лететь еще
Сотни лет.
Мы впервые танцуем с Бирутой. До сих пор мы только вместе работали, вместе учились управлять лесодорожной и горнодорожной машинами. Да еще на лыжах вместе бегали, и я учил Бируту съезжать с гор. Она пока что неважно ходит на лыжах. У них, в Прибалтике, дождливые зимы и трудно научиться. Не то что у нас, на Урале, где зима как зима.
А сегодня, на вечере, Бирута сама пригласила меня на первый танец.
И мне радостно, оттого что она сделала это сама. И тревожно, потому что боюсь какой-нибудь нечаянной неловкостью оттолкнуть ее. У меня, к сожалению, есть такая нелепая способность...
Бирута - высокая и тонкая. Почти такая же высокая, как я. Чуть-чуть ниже. И волосы у нее такие же светлые, как у меня. И даже веснушки на носу. Только у меня веснушки крупные, а у нее - меленькие, крошечные. Очень симпатичные веснушки.
В общем, мы с Бирутой похожи, хотя глаза у нее и не серые, как у меня, а голубые - большие, удивленные. Почти все время удивленные глаза, В "Малахите" кое-кто даже считал нас вначале братом и сестрой. Мы только переглядывались, когда нас спрашивали об этом. Почему-то мне тогда уже было приятно, что мы так похожи.
А сейчас мы танцуем и слушаем песню, которая пришла на Землю из космоса, которую написали в полете астронавты корабля "Неман", вернувшиеся этой зимой на Родину.
Мне мигают
Огни
Городов.
Машет ветками
Лес.
Молодой.
Плещет море
Зеленой
Водой.
Светит
Солнце мне
Теплой
Звездой.
Эту песню поют сейчас по всей Земле. И по всей Земле говорят о вернувшемся "Немане" и о тех планетах, которые открыли астронавты.
Их деды ушли с Земли намного позже "Урала" и улетели в другую сторону Галактического кольца. Эта экспедиция открыла немало планет, и на трех из них есть жизнь, но разумной жизни нет ни на одной. Когда-то, наверно, она возникнет на небольшой планете Чара, возле остывающей красноватой звезды 145-БЗ. Но до этого еще далеко. До этого миллионы лет. И еще не решено, стоит ли землянам осваивать эту планету, потому что ее небольшое солнце намного, неизмеримо старше нашего. Вот уже третья дальняя звездная экспедиция возвращается на Землю. А другие высокие цивилизации так и не найдены. И вообще человек или другие разумные существа не найдены пока нигде, кроме Риты. И потому сейчас, после возвращения "Немана", снова вспоминают, снова говорят о подвиге астронавтов "Урала", которые принесли родной планете самое значительное космическое открытие за всю ее историю. И снова на экранах телевизоров, на страницах журналов вместе с незнакомыми еще лицами астронавтов "Немана" появляются давно знакомые лица "уральцев".
И нет среди них лишь Михаила Тушина, главного героя моего детства, человека, который больше всех других рассказал землянам о далекой Рите. Замороженный, бесчувственный, он летит сейчас где-то в безднах пространства к зеленой, красивой планете, которую открыли его родители, к планете, тайну которой предстоит разгадать ему самому.
Все родное
В безбрежной
Дали.
К Андромеде
Идут
Корабли.