В динамике щелкнуло. Марат выключил свой микрофон. Тогда я тоже выключил свой. Чтобы можно было разговаривать с Бирутой.
Она долго сидела молча, и я видел, как пылают ее щеки. Потом она тихо сказала:
- Мы так не будем, Сашка! Ладно? Мы ничего не будем просить! Я понимаю их. Но мы не будем?
- Конечно, нет!
Я еще подумал, что, если бы мы вдруг и решились, - нам пришлось бы просить у Женьки Верхова. Меня передернуло от этой мысли.
Бирута вздохнула.
- Все-таки ужасно, когда сдают нервы...
А Бруно Монтелло, принимая от нас дежурство, отнесся к этому совершенно иначе.
Едва взглянув на приборы, он сразу все сообразил.
- Амировы не спят? - спросил он.
- Нет.
- Это, конечно, их просьба?
- Да.
- Я ждал чего-нибудь в этом роде.
- Почему?
- Потому что они искреннее нас! И счастливее! Они молодцы!
- Объясни, пожалуйста! - попросила Бирута, и мне послышалась в ее голосе плохо скрытая растерянность.
- Как тебе сказать, Рута... - Бруно наморщил лоб, а потом улыбнулся своей обычной лучезарной южной улыбкой. Однако большие карие глаза его при этом остались грустными. У него всегда были грустные глаза - даже когда он хохотал. - Мне кажется, - пояснил Бруно, - мы все слишком правильные. Чересчур. Мы все делаем как надо. Это понятно - отбирали прежде всего таких. А Марат иногда позволяет себе делать как хочется. Поэтому он и попал в дублеры. Но ведь одно из непременных условий счастья - быть самим собой. Вот ему захотелось - и он попросил. А нам захочется - и мы не попросим. Или вчера, когда мы спорили об этом радиомаяке... Никому ведь из нас не хотелось ломать курс, обследовать эту звезду. Мы на самом деле не пилоты и можем погубить корабль. Мы даже морально не готовы к таким исследованиям. Но все мы говорили правильные вещи, а не то, что чувствовали. Марат же был честнее нас.
- А ты помнишь, что говорил ты?
- Конечно! Так сказать, чувство долга. Но не желание сердца. Мы все еще слишком земные. На Рите с нас это послетает. А Марату там будет легче, чем нам. Он естественнее. И понадобится - он скорее сможет найти общий язык с туземцами.
- А ты, видно, твердо уверен, что мы на Рите станем другими, - заметил я. - Ты и в "Малахите" это говорил...
- Это неизбежно, Сандро! Ведь там наверняка многого будет не хватать. Согласен?
- Разумеется! Особенно на первых порах.
- А нехватка чего-то жизненно важного всегда разжигает страсти. Если В древнем племени не хватало женщин - их крали из другого племени. Или отбивали силой. Если не хватало хлеба - человек далеко не всегда пахал землю, чтобы его добыть. Иногда он просто убивал другого человека и забирал его хлеб.
- Бруно, дорогой! Так ведь именно в этом случае он не был человеком! Человек - пахал! А убивал - зверь!
- Согласен! Кто спорит? Но зверь просыпался в человеке!
- Неужели ты думаешь, в ком-то из нас?..
Я не договорил. Вдруг подумал о Женьке Верхове. Если в школьные годы он мог делать подлости... Каким же он станет, когда обстоятельства сложатся жестокие, неумолимые? Разве могу я поручиться, что в нем не проснется тот безжалостный зверь, о котором говорит Бруно?
- А ты можешь поручиться? - спросил он, как бы прочитав мои мысли. - Ты можешь поручиться за любого на этом корабле?
Я молчал. Может, за любого и поручился бы. Но за Женьку?..
- А я не могу поручиться даже за себя, - признался Бруно. - Уверен только, что в человеческих обстоятельствах всегда буду человеком. Но если обстоятельства потребуют жестокости, может, стану жестоким.
- Человек должен всегда оставаться человеком, - тихо сказала Бирута. Даже в нечеловеческих обстоятельствах.
А я все молчал. Думал уже о себе. Никогда я не был жестоким. И считал, что не могу.
Но сейчас Бруно в чем-то поколебал меня. Может, все-таки могу?..
Он все еще смотрел на меня. Потом понимающе улыбнулся.
- Копаешься в себе? Истинно человеческое занятие! Бруно провел ладонью по своим коротким, торчащим "ежиком" волосам и повернул голову к Бируте.
- Ты, конечно, права, Рута! - Он вздохнул. - Но только если говорить об идеале. А идеалы - они всегда в меньшинстве. Общество, конечно, стремится к идеалу. Но оно грубо ошибется, если примет человеческий идеал за среднее арифметическое.
- Однажды оно приняло - и не ошиблось, - тихо возразила Бирута.
- Что ты имеешь в виду?
- Войну с фашизмом в двадцатом веке. Россию в этой войне. Тогда как раз средним арифметическим был идеал. Ни одна буря на Земле, ни до, ни после, не дала столько истинных героев. Ошибка общества даже заключалась тогда в обратном. Людей считали менее идеальными, чем они были на самом деле.
Бруно посерьезнел, задумался.
- Я не силен в русской истории, - наконец сказал он. - Но она всегда вызывала у меня глубочайшее уважение. Наверно, вы правы, ребята. В том, что касается России. Но я не уверен, что на Рите будут действовать законы русской истории.
7. "Нам никогда не узнать..."
- Знаешь, вот уже сколько дней думаю об этом радиомаяке.
И страшно обидно!
Бирута говорит по-обычному тихо, даже будто сонно. Она лежит на койке в нашей каюте и, закинув руки под голову, смотрит в потолок. Мы недавно проснулись. До начала дежурства еще три часа. Успеем и позавтракать, и позаниматься в спортзале, и посидеть над проекторами в библиотеке.
- Отчего же тебе обидно, Рут?
- Оттого, что нам никогда не узнать, какая там цивилизация, какие существа. Люди это или не люди... Как они живут... Что умеют... Как любят... Обидно из-за нашего бессилия! Мы даже не можем сообщить на Землю об этом маяке. Всего одна финишная ракета! И нужно ждать двадцать лет, чтоб ее отправить!.. А представляешь, какой переполох поднялся бы в Солнечной системе от такого сообщения? Но целые поколения там умрут, так и не узнав об этой цивилизации, о братьях по разуму.
- А может, не было бы никакого переполоха? Ведь люди давно догадались, что в шаровых скоплениях - древние цивилизации. Но нам они пока недоступны. А им, видимо, не до нас.