поддерживать порядок в доме. Разве я не прав?
Тиффани легко могла себе представить горячий спор в кабаке под нарастающий вой музыки. В
деревнях, в окрестностях Мела, редко встретишь оружие, зато было полно разных крюков, кос, серпов и огромных, преогромных молотков. Они не были настоящим оружием, по крайней мере, до
тех пор, пока кого-нибудь не ударить. Все в округе знали о характере старины Петти, и его жена не
раз объясняла соседям, что фонарь под глазом появился в результате неосторожного удара об косяк.
Да, она легко могла себе представить обсуждение в кабаке: пиво сближает, и все начинают
припоминать, где именно, в каких сараях, находятся все эти «не являющиеся оружием» штуки.
Каждый мужчина считал себя хозяином собственного маленького замка. Всем это было известно, ну, или известно каждому мужчине. И обычно никто не сует нос в чужой огород, пока из соседнего
замка не начинает вонять. Тогда срочно нужно что-то предпринять, иначе падут все окрестные замки.
Господин Петти был одним из скелетов в шкафу всех соседей, но теперь он перестал быть тайной.
– Я ваша единственная надежда, господин Петти, – сказала она. – Бегите. Хватайте, что можете и
убирайтесь прямо сейчас. Бегите туда, где про вас никто не знает, и, на всякий случай, еще дальше, потому что я не смогу их долго сдерживать. Вам понятно? Лично мне плевать, что станет с вашим
никчемным телом, но мне не хочется стать свидетелем того, как хорошие люди, совершив убийство, станут плохими. Так что просто уносите, куда глаза глядят, ноги, а я не стану смотреть, куда именно
вы делись.
9
Терри Пратчетт. Плоский мир. Я надену чёрное.
– Ты не можешь выгнать меня из собственного дома, – с пьяным вызовом пробормотал он.
– Вы потеряли и дом, и жену, и дочь… и внука, господин Петти. Сегодня ночью вы потеряли и
друзей. Поэтому я предлагаю спасти последнее, что у вас осталось. Жизнь.
– Это все выпивка виновата! – вспылил Петти. – Это все она, мисс!
– Но пили-то вы, а потом еще и еще, – возразила она. – Всю ярмарку вы пили и вернулись только
потому, что выпивке захотелось лечь баиньки. – Единственным сохранившимся чувством у Тиффани
был холод в сердце.
– Мне жаль.
– Этого не достаточно, господин Петти, совсем недостаточно. Уходите и станьте лучше, и, когда
вы вернетесь новым человеком, может быть люди смогут найти в себе силы сказать вам «привет» или
хотя бы кивнуть.
Она не отводила взгляда и хорошо его изучила. Внутри него что-то клокотало и бурлило. Он
испытывал одновременно стыд, недоумение и обиду, а в подобных обстоятельствах такие люди как
Петти обычно начинают драться.
– Прошу вас, господин Петти, не начинайте, – сказала она. – Вы хотя бы представляете себе, что
может случиться, если вы ударите ведьму?
Про себя она подумала: «Таким кулаком, вы легко можете убить меня с одного удара, и лучше
мне напугать вас посильнее».
– Это вы завели по мне эту кошмарную музыку, да?
Она вздохнула.
– Ее никто не может контролировать, господин Петти. Она заводится сама, когда у людей
лопается терпение. Никто не знает, как она возникает. Люди просто оглядываются вокруг, встречаются взглядами, кивают друг другу, а прочие это замечают. Они тоже переглядываются и так
далее. И потихоньку зарождается музыка. Кто-то берет ложку и начинает звякать по тарелке, потом
другой берет пивную кружку и отбивает ею ритм по столу, другие люди начинают громче и громче
топать ногами по полу. Это музыка гнева, она поет в людях, у которых лопнуло терпение. Вам
хочется ее получше расслышать?
– Думаешь, ты такая умная, да? – буркнул Петти. – Помыкаешь тут обычными людьми своим
помелом и черной магией.
Она едва не восхитилась этим человеком. Вот он сидит тут один, без единого друга во всем мире, с ног до головы облитый блевотиной и, она принюхалась, да – в описанной ночной рубашке, и у него
еще хватает тупости огрызаться подобным образом.
– Нет, я не умная, господин Петти, однако умнее вас. И это совсем не трудно.
– Да? Но ум до добра не доведет. Такие вот скользкие девицы вроде тебя, что суют нос в чужие
дела… что ты станешь делать, когда музыка сыграет по твою душу, а?