ещё возможно потому, что Летиция начала старательно его вытирать – начав сверху и спускаясь вниз, прикрыв при этом глаза, чтобы, как незамужняя девушка, не увидеть чего-нибудь недостойного или
оскорбительного. А песня Роланда была известна: «Соловей мой, соловей! Голосистый соловей!»
Он сделал передышку:
– Мой отец любил эту песню, прогуливаясь по окрестным полям… – сказал он. Видимо молодой
человек был в той стадии опьянения, когда мужчины начинают плакать, и вот уже слезы начали
оставлять розовые следы на грязных щеках.
Однако Тиффани подумала про себя: «Спасибо! Значит знак всё-таки был знаком». Нужно
выбирать те, что срабатывают. А это то самое большое поле, на котором обычно сжигают ненужную
солому. Зайчиха прыгает в огонь – тоже знак. Ох уж эти знамения. Они всегда так важны.
– Так, слушайте меня оба. Я не собираюсь с вами спорить, потому что ты, Роланд – в стельку
пьян, а ты, Летиция – ведьма… – При этих словах Литиция просто просияла, – которая младше меня, поэтому вы оба должны делать то, что я вам скажу. И если вы послушаетесь, то все вернутся в
замок невредимыми.
Все разом умолкли и стали слушать, хотя Роланд немного покачивался из стороны в сторону.
– Когда я крикну, – продолжала Тиффани, – мне нужно, чтобы вы каждый взял меня за руку и
быстро побежал! Поворачивайте вместе со мной, останавливайтесь вместе со мной, хотя я сильно
сомневаюсь, что мне захочется остановиться. Кроме того, не бойтесь и верьте мне. Я почти уверена в
том, что знаю, что делаю. – Тут Тиффани поняла, что последнее было не самым лучшим аргументом, поэтому добавила: – А когда я скажу «прыгайте», то прыгайте словно за вами гонится сам дьявол, потому что именно так может случиться.
Вонь внезапно стала невыносимой. Содержащаяся в ней резкая ненависть казалось ударила
Тиффани прямо в мозг. «Судя по покалыванию в моих больших пальцах, надвигается что-то
135
Терри Пратчетт. Плоский мир. Я надену чёрное.
недоброе, – подумала она, вглядываясь в ночную мглу. – А судя по запаху, идёт что-то злое», –
добавила она, чтобы перестать дрожать, пока оглядывала дальние ограды в поисках чего-то
движущегося.
И тут она заметила фигуру.
Она была там – плотная, ковыляющая по направлению к ним с другого конца поля. Она
двигалась медленно, но постепенно набирала скорость. В ней было что-то неуклюжее. « Когда
Лукавец захватывает чье-то тело, его бывший владелец становится его частью. И у него нет
возможности вырваться или сбежать». Так сказала ей Эскарина. Ни в ком хорошем, ни в ком
заслуживающем сожаления не могли быть мысли, которые бы воняли столь сильно. Она сжала руки
спорящих молодожёнов и потащила их за собой, переходя на бег. Это… создание оказалось между
ними и замком. И было медлительнее, чем она ожидала. Она рискнула оглянуться и заметила блеск
метала в его руках. Это ножи.
– Давайте!
– На мне не самые удобные для бега туфли, – заметила Летиция.
– Как же болит голова, – добавил Роланд, увлекаемый в дальний конец поля не замечающей их
жалобы Тиффани – сухая солома мешала бежать, запутывалась в волосах, царапалась и колола ноги.
Они едва-едва могли бежать трусцой. Тварь настойчиво следовала за ними. Как только они повернут
в сторону замка и безопасности, она тут же их нагонит…
Но к счастью у создания так же были проблемы, и Тиффани пришло на ум – сколько можно
выжать из чужого тела, не чувствуя его боли, разрывающихся лёгких, колотящегося сердца, треска
костей, ужасной ломоты, которая пронимает тебя до последнего вздоха и далее. Миссис Прост
мимоходом шепнула ей о том, что натворил человек по имени Макинтош. Произнесенные вслух его
деяния испортили бы воздух. И, кроме того, как оценить убийство крохотной птички?
Непостижимым образом это не укладывалось в голове, и казалось преступлением за гранью
милосердия.
Нет милосердия к тому, кто заставил умолкнуть певчую птичку. Нет жалости к тому, кто убивает
последнюю надежду во тьме. Я знаю тебя.
Ты тот, кто нашептывал на ухо Петти перед тем, как он ударил свою дочь. Ты – первый аккорд