лучше, чем вчера. В качестве финального штриха, она вытащила из кармана два пенни и аккуратно
положила их на его веки.
Это был очень древний обычай, которому ее научила Нянюшка Ягг, но был и новый обычай, известный только ей. Она взялась одной рукой за край мраморной плиты, а вторую сунула в ведро с
водой. Она подождала неподвижно, пока вода в ведре не закипела, а плита не начала покрываться
34
35
корочкой льда. Потом она вышла с ведром наружу, и вылила остатки в сток.
Когда она закончила, замок кипел работой, поэтому она оставила людей заниматься привычными
вещами. Выйдя из замка она замешкалась, и остановилась подумать. Люди не часто останавливаются
подумать. Обычно они думают на ходу. Но иногда это хорошая мысль – просто остановиться и
подумать, в том ли направлении идешь.
Роланд был единственным сыном Барона и, насколько было известно Тиффани, его
единственным родственником, точнее единственным, кому разрешалось приближаться к замку.
После ужасного и разорительного судебного процесса Роланд прогнал своих кошмарных тетушек –
сестер Барона, которых даже старик называл не иначе, как парой ужасных старых хорьков, забравшихся в штаны его жизни. Но была еще одна личность, которая не была его родственником, но
которой, тем не менее, следовало узнать подобную важную новость, как его смерть. И как можно
скорее. Тиффани направилась к меловому кургану, навестить кельду.
Прибыв, она обнаружила Эмбер, вышивающей сидящей у входа при солнечном свете.
– Здрасте, мисс, – радостно сказала она. – Мне нужно спуститься вниз и передать госпоже
Кельде, что вы пришли. – С этими словами она исчезла в норе с ловкостью змеи, на что когда–то
была способна сама Тиффани.
«Чего это Эмбер вздумала вернуться? – удивилась Тиффани. – Она же отвела ее на ферму
Болитов для ее же безопасности. Так почему девчонка забралась на Мел, к кургану? И как она смогла
вспомнить дорогу?»
– Очень интересное дитя, – произнес голос, и из–под куста показалась голова Жаба14. – Должен
отметить, мисс, вы выглядите очень взволнованной.
– Старый Барон умер, – ответила Тиффани.
– Ну что ж, этого нужно было ожидать. Да здравствует Барон, – произнес Жаб.
– Не будет он здравствовать, – возразила Тиффани. – Он же умер.
– Да нет же, – квакнул Жаб. – Так обычно говорится. Когда, например, умирает король, нужно
немедленно провозгласить нового короля. Это важно. Интересно, каким будет новый Барон. Роб
Всякограб утверждает, что он слизняк, который недостоин целовать твои ноги. И что он сильно тебя
оскорбил.
Несмотря на доброе прошлое, Тиффани не собиралась оставлять подобные выпады
безнаказанными:
– Благодарю покорно, но я не нуждаюсь ни в ком, чтобы целовать мои ноги. В любом случае, –
добавила она, – он же не их барон, не так ли? Фиглы гордятся тем, что ими никто не правит.
– Вы правы в своем высказывании, – тяжело сказал Жаб, – но вы должны учесть, что они так же
гордятся тем, что при любой маломальской оказии могут выпить сколько угодно, что приводит нас к
непостоянному характеру личности, и еще то, что де–факто Барон считает себя владельцем всех
окрестных мест. Утверждение, которое он может отстоять в суде. И, как ни печально мне это
говорить, чего я сделать более не могу. Но вернемся к девочке. Она со странностями. Вы не
замечали?
«А что я замечала? – быстро обдумала вопрос Тиффани. – Что я должна была заметить? Эмбер
еще совсем ребёнок15. Она видела ее раз или два – не то, чтобы тихая, чтобы беспокоиться о ее уме, но и не очень шумная, чтобы быть назойливой. Вот и все. – А потом она подумала: – Цыплята. Это
было странно».
– Она может разговаривать с Фиглами! – квакнул Жаб. – И я не имею в виду все эти словечки
вроде «кривенс» и весь говор. Я имею в виду настоящий древний язык, на котором разговаривают
кельды. Тот язык, на котором они говорили задолго до того, как пришли к нам. Простите за