Вернувшись домой, до вечера писал рецензии на книги, выдвинутые на премию "Национальный бестселлер".
11 - 14 февраля. Даже не знаю, что выделить в качестве главного из этих нескольких дней. Самым насыщенным из них была, пожалуй, среда - в этот день вышли из печати "Литературная газета" с информацией о вручении мне премии имени Платонова и "День литературы" с составленной мною информполосой. Кроме того, днем из Петербурга приехал Володя Шемшученко, а вечером в МСПС состоялось заседание Совета по украинской литературе, на которой калужский поэт Арсентий Струк представлял свою книгу украинских стихов "Лэлэка" (то бишь "Аист"). Я тоже был на этой встрече и говорил слово.
В эти же дни вышел первый в этом году номер редактируемого В.И. Гусевым журнала"Московский Вестник", на первых и последних страницах которого, в рубрике "Аналитический отдел", помещены анонимные стихотворные материалы с хамскими выпадами в мой адрес. В страшно низкопробных стихах узнается почерк если не самого Гусева (на что намекают нападки на Христа, Библию и Православную Церковь), то такого представителя его свиты как Николай Сербовеликов.
(Чтобы не быть голословным, приведу некоторые образчики этой, с позволения сказать, поэзии. Например: "...Несколько древних евреев, / не лишенных литературного дара, / шутя придумали для легковерных / Библию - в виде кошмара...", "...Христу ни хорошо, ни плохо. / Бог - плох, но так и надо Богу...", "...И не случайно слово лох / рифмуется со словом Бог...", "...А Библия - литература, / которая - большая дура..." и так далее, включая рифмы "мужики - мудаки" и им подобные.)
Практически одновременно с этим журналом вышел также и номер гусевской же газеты "Московский литератор" с разгромной статьей Юрия Баранова опять-таки! - обо мне. Так что ребята, сами того, может быть, не осознавая, вовсю делают мне рекламу, наполняя моим именем все свои печатные издания...
* * *
...В один из этих дней я позвонил домой Татьяне Набатниковой и спросил, почему мне до сих пор не передали ВСЕ выдвинутые на "Национальный бестселлер" произведения. Те, что она мне привезла в первый раз, я уже давно прочитал и написал на них рецензии, так что вполне готов к дальнейшей работе. Судя по всему, члены Большого жюри этой премии не имели привычки читать все выдвинутые произведения - они сговариваются, кого из своих авторов поддерживать и просто выставляют тому повышенные баллы да и всё. Но я хочу прочитать произведения ВСЕХ претендентов на премию и составить для себя объективное мнение о качестве национального бестселлера. Так что я настоял на передаче книг, и в один из дней Татьяна Алексеевна привезла мне в дополнение к переданным ранее романы Ю. Козлова, Д. Липскерова, О. Павлова, Ю. Мамлеева, Ю. Дружникова, М. Климовой, В. Орлова, С. Магомета и некоторых других. К моему сожалению, прочитав большую часть этого списка, я был сильно разочарован. Какие уж тут бестселлеры, если некоторые из романов с превеликим трудом дочитываешь хотя бы до половины?
15 февраля, пятница; СРЕТЕНИЕ Господа нашего Иисуса Христа. Радуйся, Благодатная Богородице Дево, из Тебе бо возсия Солнце правды, Христос Бог наш, просвещаяй сущия во тьме. Веселися и ты, старче праведный, приемый во объятия Свободителя душ наших, дарующаго нам Воскресение.
Шемшученко уехал сегодня в Калугу на бардовский фестиваль, а я распечатывал рецензии для Большого жюри и читал переданные Набатниковой книги. Написал несколько рецензий на прочитанные. Вот, например, некоторые из них:
1. На роман Евгения Шишкина "Распятая душа".
СОЧИНЕНИЕ НА ЗАДАННУЮ ТЕМУ
УЖЕ ТОТ ФАКТ, что данное произведение Евгения Шишкина было опубликовано года полтора тому назад в журнале "Нижний Новгород" под названием "Бесова душа", говорит о том, что на самом-то деле эта самая душа в нем скорее всего вообще - НИКАКАЯ. Ведь понятно же, что определения БЕСОВА и РАСПЯТАЯ характеризуют собой не просто различные категории анализируемого объекта, но принадлежат таким диаметрально, даже антагонистически противоположным субстанциям как БЕС и БОГ. Если же их можно без всякого ущерба для сути романа поменять одно на другое, значит, душа, к которой их пытались прилепить, не несет в себе ни того, ни другого значения.
И действительно - при всей добротности романа Евгения Шишкина, его ни в малейшей степени нельзя назвать произведением, высказывающим позицию шишкинского поколения. Это, повторяю, весьма добротное сочинение на тему о российской истории, эдакий литературный тренаж на тему: "А смогу ли я написать роман в духе Михаила Алексеева или, скажем, Анатолия Иванова?.."
Ну - смог, ну и... что? "Выписал характеры", "изобразил конфликт", "выдержал сюжетную линию..." Неясно только одно: зачем это было нужно делать? Разве только в том, спрашивается, состоит задача литературы, чтобы к ста уже написанным романам на одну тему добавить точно такой же - сто первый?.. Пускай и неплохо сделанный, пускай и свидетельствующий о литературном мастерстве его автора, но являющийся по своей сути не более как сочинением на заданную тему...
Настоящая литература - это всегда ОТКРЫТИЕ, а не простое КОПИРОВАНИЕ своих предшественников. Чтобы написать национальный бестселлер, Евгению Шишкину нужно не переписывать эпопеи о коллективизации или войне в России, а говорить от своего имени о том, что сегодня волнует представителей его поколения. И тогда он увидит, что тут интересных, актуальных и художественно значимых тем и сюжетов ничуть не меньше, чем в наших ушедших в прошлое и так никого ничему и не научивших 20-х или 40-х годах минувшего века.
2. На роман Сергея Алиханова "Оленька, Живчик и туз".
В ЖАНРЕ "ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКОГО
РЕАЛИЗМА"
КАК ЭТО НИ ПЕЧАЛЬНО, но вся наша классическая и социалистическая литература, стала сегодня вдруг абсолютно бесполезным опытом, ибо оказалось, что она концентрирует в своем арсенале такие богоугодные, душеспасительные и замечательные сами по себе, но откровенно непригодные в нашей реальной сегодняшней жизни (и даже мешающие ей) качества как, например, бескорыстие, сочувствие к обездоленным, презрение к материальным благам, уважение к чужой жизни, священное отношение к своей чести, гордость за свою Родину и готовность умереть за её будущее, и тому подобные нравственные категории, вынесенные из коллективистского опыта бытия. Но жизнь в условиях становления капиталистических отношений просто не может не изменить мировоззрения тех, кому привелось жить в эту эпоху, и за последние десять лет большая часть граждан России пускай и незаметно, но, похоже, что уже необратимо сменила свои коллективистские принципы жизни на индивидуалистские. Какая уж там смерть за Родину, если каждый сегодня норовить ободрать её, точно дойную корову! К одним из наиярчайших примеров такой обдираловки можно, пожалуй, отнести описанную Сергеем Алихановым в романе-феерии "Оленька, Живчик и туз" систему превращения добываемого из национальных недр России природного "туза" (читай - газа) в собственные доходы лиц, причастных к его добыче, а пуще всего - к его распределению. Не удивительно, что сильнее всего ощутил себя собственником этого богатства не кто иной, как Президент и Основной Диспетчер компании "Тузпром" Рор Петрович Фортепьянов (думаю, камуфляж здесь настолько прозрачен, что нет даже необходимости расшифровывать, кто это). Само собой, все вокруг прекраснейше понимают, что "туз, этот горючий продукт мезозойского разложения тиранозавров", принадлежать никакому частному лицу, будь оно хоть трижды Председатель Правления и четырежды Основной Диспетчер, НЕ МОЖЕТ, но "поскольку при недавней спортлотерейной раздаче недр и уренгойское, и бузулуцкое, и ковыктинское, как и все остальные освоенные когда-то героическими первопроходцами триллиарднокуботысячедецикилометровые месторождения туза вместе с титановыми вентилями, стальными тузопроводами, насосными станциями, тузоконденсаторными заводами, подземными тузохранилищами, турботузонагнетателями и прочая, и прочая достались задарма господину Фортепьянову со товарищи по Тузпромовской Коллегии, то теперь все остальные их сограждане как только осмеливаются поджечь принадлежащий не им, а Рору Петровичу туз, тут же становятся должны, уже в этой постсоветской эре, его и новым владельцам - дружным господам тузпромовцам."
Суть обдирания Родины и всей той части проживающего в ней народа, которая не принадлежит к привелегированной касте тузпромовцев, заключается в том, что эти, накапливающиеся за потребителями туза, долги в один прекрасный момент все-таки "якобы гасятся, но при этом деньги ни в коем случае напрямую не идут через счета "Тузпрома" (чтобы не дразнить вконец обнищавших, т. е. абсолютно свободных граждан демократической совкодепии), а проходят косвенным образом, при котором и волки (тузы "Тузпрома") сыты, и овцы (остальные людишки) обстрижены - или, если угодно, общипаны".
Мало того, что в результате подчинения деятельности "Тузпрома" исключительно законам индивидуализма, Рор Петрович Вяхире... то есть, простите, Фортепьянов получил возможность без малейших душевных сомнений использовать общенациональное достояние по своему личному усмотрению! И ладно бы деньги расходовались только на помощь академикам-атомщикам или другие, представляющие хотя бы внешне общегосударственные цели. Но роман Сергея Алиханова красноречиво живописует картину ещё и того, как в системе этих индивидуалистских координат представляющий собой всенародное достояние поток "горючего туза" преспокойно пускается на ублажение пленившей главу компании залётной аферистки Оленьки...
Тут надо сказать, что роман Сергея Алиханова и сам выглядит написанным в жанре, так сказать, индивидуалистического реализма, а потому он хоть и иронизирует над брошенным в конце концов Оленькой старым толстосумом, но в то же время как-то не очень его и осуждает за отношение к национальным недрам как к своей собственной дачной кладовке, не говоря уже про какой-либо намек на критику той самой воцарившейся у нас в стране государственно-политической системы, которая как раз и дает возможность многочисленным сегодняшним Фортепьяновым для злоупотреблений такого рода. Наверное, именно по этой причине в романе Сергея Алиханова нет никого, кто хотя бы отдаленно напоминал собой положительного героя, ведь настоящий положительный герой - это тот, чья деятельность посвящена в первую очередь защите интересов оскорбленных и униженных, тот, кто кладет свою жизнь на алтарь борьбы не за частные, а именно за общественные, то есть всенародные ценности. А откуда в наше время взяться таким ценностям (и соответственно борющимся за их сохранение героям), если с переориентацией российского общества на индивидуалистские основы жизни у нас практически тут же исчезла общенациональная идея? Она-то была как раз супер-коллективистского характера - проповедовала грядущим поколениям устроение жизни по принципу всенародной коммуны, где тебе каждый друг, товарищ и брат.
Так что, по сути дела, в сегодняшней России (и соответственно - в отражающей её жизнь литературе) не стало не столько героев-защитников, сколько самого объекта защиты, ибо с исчезновением общенациональной идеи и весь, некогда единый народ России распался на множество частных лиц. А подлинному герою как-то не пристало бегать от одного частного лица к другому, защищая их каждого по отдельности от напастей эпохи. Герой - это не агент охранной конторы, нанятый для защиты того или иного Фортепьянова; герой уж ежели жертвует собой, то сразу за весь народ, а вот НАРОДА-то как такового в России сейчас и не стало. Так только - одно НАСЕЛЕНИЕ...
3. На роман Юрия Мамлеева "Блуждающее время".
БЕСТСЕЛЛЕР ДЛЯ ПОСВЯЩЕННЫХ
РОМАН ЮРИЯ МАМЛЕЕВА "Блуждающее время" можно отнести к той категории мистических историй, которые, надо полагать, неоднократно в своей жизни слышал каждый. Например, о том, как некий парень познакомился на улице с девушкой, пригласил её в ресторан и там по неосторожности облил ей красным вином платье. После этого он проводил её домой, целовал возле двери и договорился о завтрашнем свидании. А когда на следующий день позвонил в эту самую дверь, то вместо девушки ему открыла её мать и сказала, что её дочь похоронили ещё три дня назад. "Как?! - вскричал парень. - Я же с ней только вчера был в ресторане, ещё вино ей на платье опрокинул!.." Поехали на кладбище, выкопали гроб, открыли крышку и он увидел, что в нем и правда лежит та самая девушка, с которой он накануне целовался, а на белом платье - ещё не высохшее пятно от вина...
Вот - примерно та "фактура", на которой строится роман Юрия Мамлеева. Конечно же, это не просто пересказ подобных анекдотов, роман намного шире и даже не лишен потуг на определенную "философию", пытающуюся сказать читателю, что понятия "жизнь", "смерть" и "время" вовсе не такие однозначные, как мы о них привыкли думать. Однако читается вещь довольно тяжело, в ней много искусственной надуманности и нереалистичности, так что если роман и может стать бестселлером, то не более как для одних только почитателей мамлеевского таланта. А это, надо признать, весьма-таки узкий круг...
4. На роман Маруси Климовой "Белокурые бестии".
ПОДРАЖАНИЕ ЭДИЧКЕ?..
НЕ ЗНАЮ, НАДО ЛИ говорить что-нибудь о содержании этого романа или же достаточно только процитировать какой-либо из участков его текста. Ну хотя бы вот этот: "...Нет, эти мальчики в кожаном, которые ходят с хлыстами и привязывают себя к унитазам, чтобы на них все мочились, его не интересуют, сам он так никогда не делал, есть, конечно, в этом что-то приятное, испытать подобное унижение, когда тебе в лицо бьет струйка мочи, но он это не пробовал... И сосать хуи или жопу подставлять Алеша не любил и не стал бы этого делать никогда. Он вообще с удовольствием имел бы дело с бабами, но с ними всегда возникают какие-то проблемы, им что-то надо, от них не отвязаться, а мальчика он мог всегда послать на хуй. Например, просыпается он утром и видит на подушке рядом с собой чью-то физиономию, какого-то юношу, которого он накануне подклеил в баре, тот, конечно, уже осмотрел квартиру, ему, понятное дело, понравилось, и он не прочь здесь у него задержаться, но Алеша с ним мог особенно не церемониться: дал ему двести крон - и гуд бай!
Алеша любил молодых блондинов, а у них на работе, в основном, были стареющие брюнеты, причем все, как один, страдающие слабоумием и импотенцией, у них уже давно не стоит, и они и представить себе не могут, чтобы у кого-нибудь вообще стоял, а тем более на такие вещи, на какие у них не стоял никогда..."
Думаю, что после книг Эдуарда Лимонова или Натальи Медведевой вряд ли кого-нибудь можно особенно удивить употреблением матерных слов в своем сочинении. И хотя народ и использует эти слова в своей устной речи, для великой русской литературы их демонстративное употребление в печатном тексте все-таки остается и по сей день оскорбительным. А потому, наткнувшись в очередной раз на подобный абзац в романе Климовой, так и хочется взять нехороший пример с этого самого Алеши и, выкрикнув в сердцах: "Да пошло оно на х...!" - отправить этих "Бестий" прямиком в мусоропровод, где для них будет самое лучшее место.
* * *
...Сегодня же Виктор Хотулёв прислал из Старицы письмо с рукописью статьи о том, как этот древнерусский город и весь Старицкий район переходит в руки чеченцев. Они чуть ли не массово заселяют эти места, занимая все руководящие должности, плодят своих детей - и, того и гляди, скоро над Старицей взовьется зеленое знамя ислама.
Но где это можно сегодня опубликовать, в каком издании? Да и будет ли от этого польза или появление статьи в печати только навлечет беду на самого Виктора? Ведь чеченцы - народ мстительный и жестокий...
16 февраля, суббота. Вот уже несколько дней в Международном трибунале в Гааге идет суд над бывшим президентом Югославии Слободаном Милошевичем. Однако вместо того, чтобы оправдываться в выдвигаемых против него обвинениях в геноциде и военных преступлениях, Милошевич сам обвиняет США и НАТО в развязывании на Балканах войны, которая привела к неоправданным жертвам среди населения и разрушению жизненно важных народнохозяйственных объектов. И надо сказать, что его показания, подкрепляемые документами и фотоматериалами, выглядят гораздо весомее тех явно тенденциозных обвинений, которыми оперирует его главный оппонент - прокурор Карла дель Понте...
17 февраля, воскресенье. Погода по-прежнему отвратительная - все те же плюс четыре градуса да при этом ещё и довольно сильный сырой ветер, так что мы никуда не пошли гулять, а весь день просидели дома. Женщины мои занимались какими-то своими делами, Алинка ходила в библиотеку и в магазин, а я читал выдвинутые на премию "Национальный бестселлер" произведения и писал на них рецензии.
1. На роман Дмитрия Липскерова "Родичи":
КИМ and РУШДИ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ
ГЕОГРАФИЯ МЕСТ ДЕЙСТВИЯ липскеровского романа довольно пестра и широкомасштабна - здесь тебе и заснеженная зимняя Чукотка, и проданная когда-то американцам Аляска, и жаркая Африканская пустыня с её песками, и российский городок Бологое, и матушка Москва с её знаменитым Большим театром. Время действия - в основном сегодняшнее, хотя есть один эпизод с неизвестно как перенесшимся во времена Иакова и Марии белым медведем, которого несколькими десятками страниц ранее малышом подобрал во льдах уже в наши дни главный герой романа чукча Ягердышка. Хотя действительно ли он главный?.. Да и вообще - нужна ли была в романе сюжетная линия, повествующая о его женитьбе на эскимоске Укле, хождению на Аляску и возвращению домой через Москву?.. Как впрочем и целый ряд других линий - о рождении Марией ребенка от белого медведя, о крушении странного вагона с палладиевыми колесами и следствии по этому делу, о воскресающем альбиносе-олигофрене Михайлове и так далее?..
Любопытные сами по себе, все эти линии как-то очень слабо пересекаются друг с другом и не образуют того художественного целого, которое должно было бы работать на раскрытие романной идеи. Практически каждое из русел сюжета живет своей собственной жизнью, и если они каким-то образом и пристыкованы друг к другу, то в основе таких пристыковок лежит вовсе не логика развития романного действия, а единственно - одна только авторская воля.
На первый взгляд, роман замахивается на постижение неразрывной связи сразу между несколькими мирами - между земным и горним, из которого в жизнь Ягердышки то и дело вторгаются духи погибших братьев Кола и Бала; между реальным и мифологическим, откуда к железнодорожному полотну под Бологое прибегает злобный потомок рожденного Марией от медведя существа по имени Арококо, а также миром живых и миром мертвых, который несколько раз пытается покинуть загадочный студент-олигофрен-балерон Михайлов, являющийся одновременно ещё и кем-то из того же мифологического мира, откуда появился в лесах под Бологое Арококо.
В романе много непонятных моментов, которые так и остались до конца необъясненными. Да, честно говоря, необъясненным в романе осталось практически ВСЁ, и это ВСЁ к последним страницам ещё и замкнулось в некое сюжетное кольцо, как бы намекая на необходимость своего повторного прочтения.
Нечто подобное когда-то уже было продемонстрировано в романе Анатолия Кима "Белка", где так же, как в "Родичах", мертвые возвращались после своей смерти в мир живых, животные соединялись с людьми, времена заезжали одно в другое, а религии перепутывались в некий сложный клубок верований. К сожалению, вопрос с художественным переосмыслением различных вер - это одна из самых непростых и "взрывоопасных" тем в литературе, и обращаться с ней нужно очень и очень осторожно. У Дмитрия же Липскерова такого осторожного подхода хватает, похоже, не всегда, и в некоторых случаях создаваемые им переклички с текстами Священного Писания (да и вообще его вторжения в область народных верований) балансируют на той тонкой границе, за переход которой Салману Рушди был в свое время вынесен смертный приговор исламистами. Потому что и Коран, и Библия - это вовсе не те книги, на которых стоит упражняться в искусстве сотворения пародий. Даже, казалось бы, самых безобидных...
2. На повесть Олега Павлова "Карагандинские девятины":
"БАЛАНДА" О СОЛДАТЕ
КАК БЫ НИ СТАРАЛСЯ критик Павел Басинский выдать сочинения Олега Павлова за достижения так называемого "нового реализма", а более точного определения, чем "пасквили", для того, что делает в своей "армейской" прозе этот писатель, трудно и придумать. На наших русских мальчишек, призванных на воинскую службу, нападают сегодня албанцы в Косово, им отрезают головы арабские наемники в Чечне, расстреливают боевики Басаева из засад, а Олег Павлов всё никак не перестанет уверять читателей, что в нашей Российской Армии ничем другим не занимаются, кроме как избивают молодых, пидорасят слабых, а то и просто так, ни за что ни про что, стреляют в не понравившихся офицеру солдатиков-новобранцев.
Что это, как не затянувшееся авторское отмщение некогда обидевшей его армии? Проходит год за годом, а, оставаясь ослепленным чувством своей обиды, Павлов все мстит той карагандинской караульной роте, где ему когда-то довелось служить и где его, похоже, чем-то унизили тогда "деды", и, будучи движим этой местью, до сих пор создает не реалистические картины армейской жизни и не живые образы российских солдат, а какие-то, порожденные личной озлобленностью, уродливые тени, в которых нет ничего общего с подлинными воинами Российской Армии рубежа ХХ-ХХI веков.
Уже персонажи его "Записок из-под сапога" напоминали собой по интеллектуальному уровню скорее неких дремучих платоновских чевенгурцев, нежели наших с вами сегодняшних современников. Вот, к примеру, как выглядят откровения главного героя его новеллы "Облака": "...Из тварей по земле ползают змеи, ящерицы, степные черепашки. Случалось, что конвойные мучили их, но это без злобы. Разгадать хотелось: для чего они живут на земле заодно с нами. Но как поймёшь, что творится у черепашки под панцирем, если не раскурочишь прикладом? При мне одну раскурочили - она из костей оказалась. (А что он там, хотелось бы знать, ожидал обнаружить шестерёнки? - Н.П.) Не поверилось даже: должно же в ней что-то чудное быть. Буров из второго взвода больше иных расковырял и говорит, что ни на грош не понял, - у всех одно и то же под панцирем. Тоска. А ящериц папиросками жгли. Может быть, и не стали бы жечь, если бы кто по-ученому растолковал, почему они от боли жгучей, как люди, не кричат. Конвойный овчарку пнёт, она заскулит, а тут - папироской, самым угольком. А ящерица - будто немая..."