Единственным условием для сохранения искусственно созданной литературной значимости стало для многих сегодняшних авторов насаждение мифа о литературе как об этаком видимом глазу пятачке, за пределами которого, как за очерченным пелевинским "глиняным пулеметом" кругом, нет ничего, кроме зияющей вселенской пустоты. Главное для всех этих производителей "Голубого сала" - это чтобы их было НЕ С КЕМ сравнивать. Отсюда и стратегия поведения, диктующая им тотальное спихивание с корабля современности всех литературных предшественников и беспринципнейшее замалчивание современников. Нету, мол, никого больше в литературе, только я да вон друг мой Вася...
Ан, нет - не только! Земля наша по-прежнему велика и обильна, и талантов в ней, окромя лауреатов Букеровских да Антибукеровских премий, немерено. Ткнись в Самарскую область - там творит свою благоухающую сенокосами прозу Иван Никульшин, сочиняет удивительные стихи Евгений Чепурных, собирает по следочкам биографию Есенина Вадим Баранов. Загляни на Валдай - там творит невероятные истории про ведьм и леших перебравшийся недавно из Татарии Михаил Волостнов. Перенеси взгляд на Псковщину - и вот он, роман Игоря Смолькина "Спастись ещё возможно", представляющий собой оригинальное сплетение православной проповеди и коммерческого триллера...
Да что тут говорить! И в поэзии, и в прозе сегодня работает множество по-настоящему талантливых авторов, творчество которых читателям надо знать отнюдь не в пересказе. Правда, знакомство с их произведениями может весьма сильно поколебать искусственно создаваемую кем-то картину отечественной литературы, но пусть это беспокоит Пригова или Ерофеева. Крупину и Распутину, я думаю, от появления новых талантов в литературе не тесно...
22 июня, пятница; 60-летие начала Великой Отечественной войны. Встал сегодня пораньше и решил на всякий случай написать ещё одну статью для "Литературной газеты", а то в понедельник я уеду на неделю в Пензу, а там навалятся ещё какие-нибудь дела, поэтому лучше подстраховаться. На этот раз о себе заявила тема нехватки любви в постперестроечной эпохе и соответственно - в сегодняшней литературе. К половине двенадцатого я уже поставил точку и распечатал обе работы.
Заехав на часок в Правление СП, я узнал, что только что вышел из печати очередной номер "Роман-журнала, ХХI век" с моей рецензией на книгу Владимира Бондаренко "Дети 1937 года", а потом отвез свои статьи в "Литературку". Минут двадцать проговорили там с Поляковым о текущем литературном процессе и планах на будущее. Моя колонка ("Письма о русской словесности") будет выходить раз в две недели - через номер.
* * *
До двенадцати часов ночи читал роман Татьяны Толстой "Кысь" фантастическую антиутопию, посвященную описанию жизни после Взрыва, который полностью уничтожил нашу цивилизацию и отбросил оставшихся в живых, но превратившихся в мутантов людей во времена изобретения саней, колеса и лучины. Одной из наиболее рельефно проступающих в романе линий воспринимается, на первый взгляд, уже неоднократно высказывавшаяся в произведениях как наших, так и зарубежных авторов (к примеру, в романах Евгения Замятина "Мы", Джорджа Оруэлла "1984" или Рэя Брэдбери "451 градус по Фаренгейту") идея беззащитности культуры перед прогрессом, а также мысль о неиссякаемой потребности человека в художественном Слове - не случайно же их вождь Федор Кузьмич, слава ему, постоянно заставляет писцов размножать сохранившиеся книги, которые он выдает за свои собственные сочинения. Однако к финалу романа становится резко видна его разница с упомянутыми выше произведениями, ибо оказывается, что само по себе чтение книг не способно абсолютно никого сделать лучше. И напрасно не забывший ещё Прежнюю жизнь Никита Иваныч отрубает Бенедикту появившийся у него хвостик атавизмом в данном случае является совсем не эта деталь человеческого тела, а сама его способность к чтению, потребность в литературе. Зачем она, если, перечитав сотни сохранившихся после Взрыва книг, Бенедикт остается на том же самом уровне духовного и умственного развития, что и раньше? Увы, но без подтверждающего её жизненного опыта литература стала похожа на обнаруженную в вещах одной из умерших старушек инструкцию к давно исчезнувшим из людской жизни мясорубкам, глядя на которую, один из персонажей романа патетически восклицает: "Главное - сберечь духовное наследие! Предмета как такового нет, но есть инструкция к пользованию, духовное, не побоюсь этого слова, завещание..."
То же самое, по сути, оказывается и с запечатленным в литературе духовным опытом человечества - "предмета как такового нет, но есть инструкция..." А потому, соответственно, и результат от чтения книг никакой, ибо блажь это и пустая трата времени, и ничего эта литература в жизни изменить не может.
Перечеркивая все 378 страниц рассуждений "о пользе чтения", воспаряющий над местом своего несостоявшегося сожжения Никита Иваныч словно бы иллюстрирует собой постулат о том, что подлинно свободный "дух веет там, где хочет", и стоящие на библиотечных полках тысячи книг тут вовсе ни при чем. Да и вообще этот убогий и бесперспективный мир себя исчерпал и, какие сказки ему ни читай, уже ни на что, кроме повторения одних и тех же ошибок, не способен. А потому и сама сцена расставания с ним представляет собой как бы последнюю - явленную уже не в слове, а в самом действии - Евангельскую цитату об отрясании праха: "...А если кто не примет вас и не послушает слов ваших, то, выходя, отрясите прах от ног ваших; истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому..." (Мф. 10; 14). Именно так поступает, возносясь над отторгнувшей его землей, и Никита Иваныч, которого чуть было не сожгли на костре за его усилия по сохранению духовной и культурной памяти об исчезнувшей во время Взрыва цивилизации:
"...Никита Иваныч обтряхивал с ног золу - ступня об ступню, быстро-быстро - и немножко запорошил Бенедикту глаза.
- Э-э-э, вы чего?! - крикнул Бенедикт, утираясь.
- А ничего! - ответили сверху.
- Вы чего не сгорели-то?
- А неохота! Не-о-хо-та!..
- Так вы не умерли, что ли? А?.. Или умерли?..
- А понимай как знаешь!.."
И на этой сцене роман Татьяны Толстой завершается. Хотя такое вот его "открытое" окончание и предполагает самостоятельную работу читательской мысли после того, как будет перевернута последняя страница.
Но думается, что главная идея "Кыси" ясна и так. Она принципиально повторяет собой церковный постулат о единстве священного ПИСАНИЯ и священного ПРЕДАНИЯ, первое из которых в романе олицетворяют собой и Набольший Мурза Федор Кузьмич (который хотя и занимается откровенным плагиатом, тем не менее на государственном уровне проталкивает литературу в массы), и влюбленная в поэзию Варвара Лукинишна, и не мыслящий своей жизни без чтения Бенедикт; а второе - устанавливающий столбы с указателями исчезнувших улиц да памятник Пушкину Никита Иваныч. Как говорится, теория без практики мертва, во всем необходимы единство и гармония.
Впрочем, роман читается с большим интересом и почти лишен пошлости, а для сегодняшних дней это уже и само по себе немало.
(Не знаю, почему в патриотическом стане этот роман Толстой вызвал такое резкое неприятие - мол, в нем унижается и оскорбляется великий русский народ, и всё такое прочее. Может быть, конечно, я чего-то в "Кыси" и недопонял, но мне этот роман Толстой откровенно понравился. Так что каюсь...)
23 июня, суббота. Получил от Николая Ивеншева письмо с Кубани, в котором он сообщает, что отправил в "Литературную Россию" рецензию на мою книгу критики "Нерасшифрованные послания", а также просит передать в редакцию "Дня поэзии, 2001" рукопись и дискету с его стихами.
* * *
В три часа дня решил-таки взяться за написание статьи, отвечающей на выпады В.И. Гусева. Пришлось буквально заставлять себя это делать, но откладывать больше нельзя, так как я уже вижу, что мое отмалчивание начинают воспринимать как слабость. А кроме того, речь ведь идет не только о моем личном задетом самолюбии - тут-то как раз я бы промолчал и смирился, пусть бы он тешился. Но он постоянно "наезжает" на Православие и на заповеди Христа, а здесь я отсиживаться в стороне уже просто не имею права, ибо, как говорили святые отцы, "молчанием предается Бог". А потому я пошел ва-банк и решил высказать, всё, что накопилось. Статья получилась довольно жесткая, но все равно война уже начата и мира не видать, а потому отступать некуда, надо открывать забрало и побеждать. Так что, Господи, благослови!..
* * *
...После окончания работы над статьей написал от имени секретариата письмо Юрию Лужкову с просьбой о помощи в решении наших жилищных проблем. Шансов на положительную реакцию не очень много, но это по крайней мере приятнее писать, чем статью о Гусеве:
"Глубокоуважаемый Юрий Михайлович!
Секретариат Правления Союза писателей России просит Вас обратить свое внимание на ситуацию, сложившуюся в области решения жилищного вопроса для писателей столицы. Не секрет, что в течение последнего десятилетия представители отечественной словесности, так много сделавшие для приближения демократических перемен в России и консолидации духовных сил общества, оказались сегодня как бы вычеркнутыми из сферы государственного внимания и фактически лишены законодательно подтвержденного права на пенсию, четко разработанной системы оплаты своего труда, а главное возможности улучшения жилищных условий, способстствующих максимальному раскрытию их творческого потенциала и таланта.
По сути дела, благополучие мастеров современной прозы и поэзии сегодня зависит только от отношения глав областных и районных администраций к культуре да их понимания значения писательского слова в деле возрождения Отечества.
В этом плане представляется показательным пример главы Администрации Орловской области Е.С. Строева, установившего целый ряд литературных премий, стипендий и доплат к писательским пенсиям, а также Президента Республики Башкортостан Муртазы Губайдулловича Рахимова, во всеуслышание заявившего на ХIII съезде Союза писателей РБ о намерении построить до конца текущего года тридцатиквартирный "писательский" дом.
Искренне веря в то, что Правительство Москвы и лично Вы, Юрий Михайлович, не хуже руководителей других субъектов Российской Федерации понимаете важность поддержания достойного уровня жизни современных писателей, секретариат Правления СП России обращается к Вам с просьбой изыскать возможность создания в Москве квартирного фонда для эффективного улучшения жилищных условий членам Союза писателей РФ и их семей.
С искренним уважением к Вашей административной, градостроительной
и общественно-политической деятельности
подпись, и проч."
* * *
После письма Марина захотела чего-нибудь сладенького, так что пришлось вырубить не отдыхающий весь сегодняшний день компьютер и сходить в магазин за конфетами. Купил зефир, карамель в шоколаде, вафли... После прошедшего недавно ливня и жарившего затем предзакатного солнца вечер напоминал собой какие-то дивные тропики - не хватало только жирафьих шей на фоне неба да раскачивающихся на лианах обезьян...
Вернувшись из магазина, я приготовил на ужин салат из помидоров и зелени, яишницу с сосисками и чай, и пока мы ели, Марина пересказывала свое интервью с Николаем Бурляевым, которое она сейчас перепечатывает для журнала "К единству!" Я чувствую, что ей до сих пор мир кинематографа ближе, чем мир литературы, не случайно она с детства мечтала быть киноактрисой...
24 июня, воскресенье. Сегодня воскресенье, можно было бы поехать на дачу, искупаться в Клязьме, но завтра мы отправляемся в Пензенскую область на 105-летие Петра Замойского и Лермонтовские дни, так что надо подобрать все недоделанные дела. Жалко, конечно, терять целую неделю, но и отказаться от поездки уже тоже нельзя. Хотя, если Бог даст, может, хоть отдохну там от музыки над головой, а то у нас тут на шестом этаже цыгане гуляют, так из-за них весь дом не спит. Начинают, как правило, часов в одиннадцать вечера и, врубив на весь дом магнитофон, гудят до самого утра. Потом немного поспят и опять. Не считаются ни с кем, как будто мир существует только для них одних...
* * *
Начал читать книгу Марии-Анны Голод "Зеркало пана Севастьяна" на украинском языке - этакие пугающие истории в духе "Вечеров на хуторе близ Диканьки" с примесью Гофмана. Надо будет предложить их перевести для "Дружбы народов".
25 июня - 1 июля. В понедельник вечером по приглашению администрации Пензенской области выехали на празднование 105-летия со дня рождения Петра Ивановича Замойского, автора романа "Лапти". Глядя во время отъезда на десятки приходящих-отходящих поездов, я подумал, что города - это гигантские насосы, которые поршнями снующих туда-сюда составов перекачивают людские потоки...
По приезде нас встретил на пензенском вокзале министр культуры области Евгений Семенович Попов и, устроив нас в гостиницу, мы вместе с сыном писателя Лоллием Петровичем Замойским и другими его родственниками тут же отправились на родину юбиляра в село Соболёвку. Были, как водится, посещение школьного музея, торжественные речи возле памятного камня (я прочитал там сочинившееся вдруг четверостишие: "Среди народа неподдельно свойский, / простой, как эти рощи и трава, / шел по земле писатель - Петр Замойский / и собирал, как ягоды, слова..."), потом замечательный концерт местного хора в Соболевском Доме культуры, а после него - праздничный обед, с которого мы уехали вместе с главой администрации Каменского района Анатолием Васильевичем Пуставовым, устроившим для нас сначала экскурсию по району, а затем ужин в кафе "Виктория" у себя в Каменке.
Утром следующего дня дал интервью пензенскому радио (о Лермонтове, современной литературе и своем собственном творчестве), а днем в помещении Литературного музея состоялась презентация книги "Петр Замойский. Судьба. Творчество. Память.", и мне опять пришлось произносить небольшую речь. Надо признаться, что я не специалист по Замойскому, но говорить о творчестве по-настоящему талантливых писателей не трудно, так как они всегда современны, и в их произведениях есть очень много созвучных нашим дням интонаций. Так, например, в книгу Петра Замойского включен рассказ "Владыки мира" - этакая классификация "погорельцев", промышляющих по всей России сбором милостыни, что один к одному перекликается с "зарабатывающими" таким же самым способом сегодняшними нищими в московском метро.
После презентации сходили в гости к Марининому дяде Юре, а потом погуляли по городу.
В четверг, 28 июня, у нас выдался свободный день, и мы побывали в гостях в областной писательской организации (руководитель - мой земляк по Донбассу Н.А. Куленко) и в редакции журнала "Сура" (главный редактор - В.А. Сидоренко). Как почти и во всех других городах России, здесь намечается разделение писателей на два стана - вокруг редакции группируются те, кто более активен и жаждет оживления творческой жизни, а вокруг самой писательской организации сплачиваются те, кого все и так устраивает. Пассивность в этом стане просто удручающая, десять лет уже не действует местное отделение Литфонда России, хотя он обладает так необходимой им лицензией на издательскую деятельность. Увы, стратегия существования всего нашего СП нуждается сегодня в очень сильном обновлении...
Разговаривая в редакции "Суры" о книгах последнего времени, я вдруг подумал, что наша литература опять вернулась к теме "Униженных и оскорбленных", впала в некоторое нытье и жалобы на судьбу, вместо того, чтобы воспитывать в читателе героя и зажигать перед ним свет веры...
После встречи в "Суре" зашли на местный рынок и купили мне двое летних брюк и туфли, что обошлось здесь намного дешевле, чем в Москве. С учетом того, что писатели надарили нам кучу своих книг, а Виктор Сидоренко дал несколько номеров очередного журнала с моей статьей "Куда ж нам плыть?", нам опять придется тащить домой полные сумки.
Вечером включил в гостинице барахлящий черно-белый телевизор и узнал, что за эти дни, что мы находимся в Пензе, правительство Югославии сдало Гаагскому трибуналу Слободана Милошевича. А точнее сказать - продало американцам за обещание дать деньги на восстановление ими же разбомбленной югославской экономики...
Перед сном открыл стихотворение Лермонтова "Валерик" и словно бы прочитал боевую сводку из сегодняшней Чечни - это опять говорит о том, что настоящая литература всегда современна, хотя иной раз и подтверждает тем самым неизбежную закономерность нашего возвращения на трагедийные круги бытия.
В пятницу, 29 июня, открылась Международная Лермонтовская конференция, участникам которой я передал приветствие Правления СП России, а на следующий день - 30-го - состоялся ХХХ Лермонтовский праздник в Тарханах.