Я долго смотрелн на нее, раздумывая, потом покачал головой.
- Нет.
Кажется. Он знал, почему я предпочел не дотрагиваться до него. Будучи тактичным человеком, он также не предложил мне ни своей жалости, ни соболезнований.
- Как и леди Илоне, тебе не нужно ничего говорить. - Мои глаза блуждали по замку и его окрестностям.
- Но, мой по... лорд Страд...
- Ничего. Убирайтесь... пока еще возможно...
Он и его новые подчиненные вскочили на лошадей и поскакали к воротам, за ними ехала повозка. Одно слово, одно движение, и решетки поднялись ровно настолько, чтобы пропустить их наружу, а потом опять рухнули вниз, закрыв меня вместе с мертвецами...
...и теми, кому уже не суждено было встретить рассвет.
Глава 6.
Шестое полонолуние, 352
Опустив голову, я как паус снова и снова изучал каждый камешек, надеясь найти хоть какие-нибудь следы. На высоте тысячи футов надо мной висела над ущельем смотровая площадка замка. Там, где стоял я, тело Татьяны впервые коснулось земли.
Коснулось... и разбилось вдребезги.
Я вытряхнул эту мысль из головы. Она постоянно преследовала меня во время моих поисков. Я знал, чего ожидать. В моей прежней жизни я нередко сталкивался с ужасными последствиями смерти во всех ее бесчисленных проявлениях: разрубленные на куски, обугленные тела, разложившаяся плоть, скелеты и вздувшиеся утопленники. При всей моей любви к Татьяне я не мог обмануть самого себя тем, что естественные законы природы не властны над ней.
К этому времени от нее сворее всего остались лишь кости с кое-где
прилипшими к ним колчками шелкового подвенечного платья и остатками шикарных рыжих волос. Но я все равно должен был их найти, чтобы по крайней мере похоронить их по-человечески. Во мне сохранилось достаточно моего прежнего "Я", чтобы хотеть устроить для нее нечто вроде надгробия. Сделав это, я бы обрел наконец покой.
Я начал свои поиски на следующую после ее смерти ночь и с тех пор не прекращал их. Я облазил весь склон горы, обследовал каждый осколок скалы, каждую трещинку. Ничего. Совсем ничего.
Возможно, что бы там ни вытащило Алека Гуилема из запертого шкафа, проглотило и ее тоже. Я отказывался верить в невозможное, но эта мысль крутилась в моем мозгу, как легкая струйка ядовитого дыма.
Пришла, набросив на землю холодные туманы, осень, но я продолжал свои ежедневные вылазки. Я спускался ниже по скале, к лесу. Я уже бывал там, но теперь, когда с деревьев и кустов слетели листья, я надеялся обнаружить чтонибудь, что мог не заметить раньше: шелковую нитку, жемчужинку с ее рукава. И хотя луна и помогала мне исследовать землю, как и прежде мне... ничего не попадалось.
Зима выдалась на редкость морозной. Снег и лед сделали тропинки опасными и непроходимыми даже для меня. Я заперся в своей библиотеке, возобновив эксперименты с магией, на этот раз с большим успехом. Результаты моей работы разгуливали теперь по замку Равенлофт. Нельзя сказать, что они могли составить кому-нибудь хорошую компанию, однако мне нужны были слуги, а не развлечения.
Наступила весна; ночи стали короче; зарядили дожди. Я значительно расширил границы поисков, выйдя за пределы склона горы и леса. Я вдруг подумал, что какой-нибудь зверь мог найти ее тело и уволочь его прочь. Я также допрашивал пастухов, осмелившихся пасти стада так близко от замка. Не видели ли они труп молодой женщины в белом? Нет, никто из них ничего подобного не находил. И они не врали. Я проверял их на честность одному мне известным хитроумным способом.
Я теперь бродил по склонам гор, руками и подошвами сапог нащупывая зацепки на совершенно ровной поверхности скал - еще одно качество, полученное мною по "договору со Смертью", назовем это так. Давно уже я не слышал язвительных голосов, но не знал, как относиться к их отстутствию: то ли радоваться, толи беспокоиться. Однако молчание редко по-настоящему тревожило меня. У меня было полно дел, которым следовало уделять внимание.
Как например моя постоянная потребность в свежей крови.
В течение этого года ее отлично удовлетворяли слуги Лео Дилисния. Я
выловил их поодиночке или целыми группками, обезумевшими от ужаса, и бросил
в сырые подвалы. И многие еще были живы. Методом проб и ошибок я определил,
сколько надо выпить, чтобы утолить жажду и не убить. Не то чтобы я затаил
мысли о помиловани; смысл был в том, чтобы укрепить самодисциплину. Я мог бы
высосать из них всю кровь без остатка и лишиться единственного источника питания, своего "винного погребка". Вместо этого я приучил себя делать перерыв до того, как станет слишком поздно.
Конечно, когда я был очень голоден, я с трудом определял, когда нужно остановиться.
Слабея в заточении от потери крови, бандиты умирали. Многие свихнулись. Но во мне не было и капли жалости по отношению к ним. Не я ли своими собственными руками избавлялся от трупов их жертв? Как же ловко они замаскировались под моих гостей, теша себя мыслями о предстоящей щедрой награде из рук Лео. Многие даже не стали дожидаться этого веселого момента, а запросто обчищали корманы покойников. Я выяснил это, когда один из них надумал сплести из обрывков своей одежды веревку и свести счеты с жизнью. Из-за него мне пришлось отнять у них их лохмотья, и тогда-то и обнаружились похищенное золото и различные дорогие безделушки. Я оставил им их богатство, предоставив мерзавцам уникальную возможность поразмышлять о его истинном значении и цене.
Мои походы в темницу с едой и питьем для заключенных частенько
заканчивались просьбой убрать еще одного мертвеца, что я и делал без всякого недовольства. Когда это случалось, я откладывал мои поиски на следующую ночь и принимался за дело в моей мастерской. Используя подробно описанные в моих книгах способы, я мог вдохнуть в умерших... что-то вроде новой жизни, скажем так. Одевшись в мои цвета, они занимали место зарезанных ими слуг и стражников, охраняя и защищая то, что они разорили.
Вполне справедливо.
Я взобрался на выдающийся уступ скалы и вдруг невдалеке сверкнуло что-то белое. Я быстро вскарабкался наверх, стараясь ни о чем не думать. Но меня ждало горькое разочарование. Это оказалось не жемчужинкой и не бриллиантом, а кусочком простого кварца, на который упал лунный свет. Я выругался и хотел было наподдать его с досады, но в последнюю минуту передумал и засунул его в каран. Я не хотел, наткнувшись на него в следующий раз, опять понапрасну дать разыграться своего воображению.
Если я, конечно, сочту нужным продолжать.
Я целый год провел на четвереньках, ползая вверх-вниз по горам Гакис, как муравей. Неудивительно, что мои неудачи начали пересиливать желание обрести покой с самим собой. Мои опасения, что таинственные силы унесли ее вслед за Алеком, стали подтверждаться. И для ее возвращения, возможно, нужно было заключить еще один договор. Вопрос только в том, чем я мог пожертвовать? Я уже почти все потерял, по крайней мере все, чему обычные люди придают значение. Что я получил взамен... впрочем, без Татьяны ничто не имело никакого смысла.
Где-то в потайных глубинах моего сознания, так глубоко, что мне даже с трудом верилось в возможность ее существования, зародилась мысль, что так как я определенным образом ускорил ее кончину, я последую за ней и стану ее мужем в смерти, если мне не пришлось быть им при жизни. Пробить себе череп поленом, отрубить голову, сгореть в лучах летнего рассвета - что-то же можно было придумать и устроить с чужой помощью или самостоятельно.
Смерть не была недостижима, если бы только я пожелал дотянуться до нее. Сегодняшняя ночь подходила к концу. Я унюхал в воздухе перемену. Развернувшись, я влез на верхушку скалы так же легко, как простой человек шагает по дороге. Пустяковая задача для меня теперь, но ненужная заминка, учитывая, что рассвет - близок, однако мне хотелось забраться повыше. Преодолев еще тридцать ярдов, я выпрямился и выспользовался своей новой способностью изменять форму тела. Я начал уменьшаться в размере; руки сложились, пальцы удлинились; одежда прилипла к коже, превращаясь в мягчайшую чурную шкурку. Все проходило безболезненно, оставляя потрясающее ощущение свободы, и как только преобразование было завершено, я взмыл ввысь, взбалтывая воздух крыльями.
Я ошибся в оценке скорости ветра и мое новое тело не справлялось с его нажимом на меня. Пальцы вытянулись до предела и я несколько раз изо всех сил взмахнул крыльями, борясь с потоком воздуха, несущимся на меня со склона горы. Вместе с телом изменилось и мое зрение. Видел я прекрасно, но мир становился бесцветным, к чему я еще не совсем привык. Однако это маленькое неудобство сглаживалось необыкновенным обострением слуха. Я теперь чувствовал предметы, находящиеся на любом, пусть даже незначительном расстоянии от меня.
Я кружил в небе, поворачиваясь лицом то к горным вершинам, то к спящей долине. Надо мной горели звезды, внизу царила холодная темень, и я парил где-то между ними, чувствуя себя хозяином всего необъятного пространства. Край смотровой площадки очутился на уровне моих глаз, но я полетел вверх в сторону центрального входа в замок. Над дверьми я пробил для себя маленькую незаметную лазейку. Через узкую щель я протиснулся внутрь и оказался в главном холле дворца. Не изменяя своего облика, я устремился к парадной лестнице и, перевернувшись, понесся вниз. Здесь было так темно, что мне приходилось полагаться только на мои уши, чтобы случайно что-нибудь не зацепить. Там, где кончались ступени, в каменной стене зияла небольшая дырка. Я нырнул в круглое отверстие.
Для существа моего размера я проделал довольно длинный путь, однако он был короче того, что вел через часового и дальше под лестницу высокой сторожевой башни. С тех пор как предатели осквернили святое место, церковь бездействовала и не представляла для меня никакой опасности, но я попрежнему обходил ее стороной. В ней, вместе с запылившимися свадебными украшениями, сохранились воспоминания, которые мне не хотелось лишний раз воскрешать в памяти.
Я оказался в огромном зале, в огромном склепе, где покоились тела тех, кто
умер здесь до меня и во время моего правления. Но, несмотря на этих
молчаливых соседей, тишина редко надолго воцарялась в этом месте. Спертый
воздух был наполнен звуками и шебуршением тысячи летучих мышей, давным-давно
основавших здесь свое поселение.
В прошлом один из инженеров однажды завел разговор об их уничтожении, но я запретил ему тревожить их. Баровия славилась разнообразием и количеством живущих на ее земле насекомых, и летучие мыши помогали кое-как справляться с их натиском, особенно поздней весной, когда начинали свирепствовать слепни и мухи.
Я сторонился сторожевой башни еще и потому, что это был любимый ход этих зверьков. Они, конечно, милые создания, но я предпочитал держаться подальше от их колонии и не принимать участия в той шумной веселой возне, которую они затевали, возвращаясь домой. Однажды я попробовал присоединиться к ним и я никогда не забуду, как я, протолкнувшись вместе с ними в окошко, то ли летел, то ли падал на землю с высоты четырехсот футов от самого карниза конусообразной крыши. Не могу сказать, что мне очень хотелось повторить этот трюк снова. Летучие мыши привыкли жить стаей, я - нет... тем не менее, я ничего не имел против их общества, а они - против моего.
Я покружил немного по потолком и, ощутив прилив внутренней энергии, снова принял человеческий облик. В склепе не было ни единого источника света, но я в нем и не нуждался. Я слышал пульс тысячи маленьких сердечек и их тепло помогало мне ориентироваться в темноте, пробираясь мимо мертвецов и куч грязи. Несколько зверьков узнали меня, признав во мне своего. Они спорхнули с перекладины и сели мне на плечи и руки, приветствуя меня дружелюбным щебетанием. Две летучие мышки согнали своих приятелей с моей ладони, разрешив мне погладить мизинцем их спинки. Их шерсть была такой мягкой, что я ее почти не чувствовал. Еще одна игриво настроенная парочка щекотала мне уши и дергала за волосы.