- Это орудие защиты, - объяснил Эльрилл, - называемое мнелир, и в него вложен камень лироф. Это работа элир Верданхольма, и ему, на мой взгляд, не менее тысячи лет. Просто так найти подобный нож нельзя.
- Не знаю, что вам и сказать, - ответила Танфия. - Я не знаю того, кто отдал мне нож в моем сне, и зачем он это сделал. Ноя говорю правду! Я не крала его, если вы об этом.
Эльрилл оценивающе глянул на нее, и девушка невольно подумала - а что же он видит? Потом элир коснулся пальцем острия.
- Вы доверяете мне?
- А у нас есть на это причина?
Элир вытащил ножны и убрал клинок. Потом, наклонившись, он спрятал оружие во внутренний карман танфиной черной сеферской куртки.
- Пусть это будет знаком доверия, - произнес он. - Владейте. Против элир он бесполезен, а позаботиться о нем вы сумеете. Можем ли мы доверять вам?
- Да. Линден поступил поспешно, потому что он в отчаянии.
Руфрид пнул ее в лодыжку.
- Тан, нечего за нас извиняться!
- Нет, она права, - вымолвил Линден. - Это была дурость. Простите, господин Эльрилл. Клянусь, это не повторится. Только отпустите нас.
- Отпущу, если вы обещаете рассказать, кто вы и что за дела отправили вас в путь с элирским клинком, на северских конях и с гербами Сеферетского удела. Не Элдарет ли вас послал?
- Нет, - ответила Танфия. - С этим Элдаретом мы незнакомы. Но мы расскажем обо всем, если только вы развяжете нас и дадите передохнуть.
- Тан, не обязаны мы этим типам ничего рассказывать! - вмешался Руфрид.
Тут уже девушка его пнула.
- Не обращайте внимания, господин Эльрилл. Руфрид хочет остаться связанным, чтобы было на что злиться. Но нам скрывать нечего.
Эльрилл вздохнул. Взгляд его скользнул по Руфриду и Линдену, и элир махнул рукой двоим шаэлаир, стоявшим на страже у входа.
- Развяжите их.
Узлы разошлись, и трое путешественников с облегчением отлепились от колонны. Кровь хлынула в обмороженные кисти Танфии, и порез заболел с такой силой, что у девушки голос отнялся. Ее товарищи растирали запястья, и, судя по выражениям их лиц, им приходилось не слаще
Эльрилл обратила на Танфию взор прекрасных синих глаз.
- Я верю вам. Истина написана на вашем лице, и вы не в силах ее скрыть даже ради спасения жизни. Отдыхайте, ешьте, отогревайтесь. Потом вы объясните мне, что заставило вас, невзирая на бурю, вступить в земли шаэлаир.
Выделенные им комнаты были скорей вырубленными в скале пещерками, и места в них хватало ровно настолько, чтобы уместить низенькую кровать, сундук, служивший одновременно и столом, и ширму, которой можно было перекрыть вход. "Двери" выходили на уступ в стене большой пещеры, огражденный полустенком высотой по пояс.
Комнаты вырублены были в толще того же молочно-белого хрусталя, который Танфия вначале приняла за лед. Но камень был сух, гладок и лишь слегка прохладен на ощупь. Стол и кроватная рама были из белого дуба, покрывала и ширма - из теплого белого шелка, расшитого неброскими морозными узорами и мелким бисером.
Элиры выделили каждому из путешественников по комнате, вернули накидки и походные мешки - хотя оружия не возвратили - и принесли смену одежды. Линден, однако, потребовал, чтобы прежде отдыха они присмотрели, напоены и накормлены ли кони.
Танфия и Руфрид отправились с ним. Та же женщина-элир, что прежде растирала конец, теперь укладывала перед ними охапки соломы. На людей она покосилась опасливо и горделиво; путешественники взирали на нее в ответ, завороженные нечеловеческой гибкостью ее членов, безупречной белизной длинных волос.
- А откуда вы солому берете? - выпалил наконец Линден.
Элирка холодно глянула на него сапфирными глазами.
- Мы спим на ней. Мы храним и зерно, и плоды, принесенные из долин допрежь начала зимы. Или вы думали, что мы питаемся воздухом?
- Да нет... ничего я не думал.
- За вашими конями приглядят и накормят, - заверила она, поглаживая Зимородка по шее. - Значит, Эльрилл почел безопасным выпустить вас в Сребренхольм?
- Конечно, - ответила Танфия, сообразив вдруг, что элирка сама опасается путешественников. - Мы вполне культурные, не волнуйтесь. - Она назвала себя и своих товарищей.
- Меня зовут Силь, - представилась шаэлаир.
Полчаса, проведенные в конюшне, привели путешественников в доброе расположение духа. Танфия гладила мягкую морду Зарянки, расчесывала шею, мысленно извинясь перед кобылкой, что завела ее в эти места. Слава Махе, кони не пострадали. И если кто-то мог успокоить Линдена, то лишь Зимородок.
К тому времени, когда трое вернулись в свои комнаты, усталость грозила свалить их с ног. Силь наложила на рану Танфии повязку с лечебным мхом, и принесла хрустальный кувшин со сладким травным отваром. По мере того, как девушка оттаивала, унималось колотье в руках и ступнях.
Никогда прежде она не видела элир так близко. Даже ее таинственный рыжевласый знакомец не казался настолько вещественным. И они были разные. Силь была жительницей снегов, отстраненной и нерадостной, и лик ее был хрупок и ощутимо чужд. Танфия не смогла бы объяснить, чем именно - чем-то загадочным, опасным, иным.
- Я слышала, вы попали в буран, и вас нашли в последний момент, заметил Силь. - Тепло ли вам? Мы сохраняем в Сребренхольме прохладу, чтобы горные морозы меньше терзали нас.
Танфия присела на край постели, тоскливо мечтая о том, чтобы развалиться на ней.
- Но как вы вообще отапливаете это место? Я не видела печей.
- В глубинах земли текут реки кипящей воды и расплавленного камня. Мы вытягиваем тепло из них.
- Значит, вы чувствуете холод?
- А разве мы кажемся бесчувственными? - Необычайные глаза Силь облили девушку холодным пламенем.
- Ну, можно и так подумать, - резковато ответила Танфия, почти стремясь возненавидеть Силь за ее спокойствие. - Уж простите, если мои вопросы вас оскорбят, но вы - первые элир, с кем я говорю. Наверное, я вам кажусь страшно назойливой, но мне правда очень интересно.
Силь удивленно моргнула.
- Откровенно говоря, и я непривычна к людям. Да, мы чувствуем холод. Мы лишь лучше людей сдерживаем свою к нему нелюбовь.
- Тогда почему вы живете здесь?
Взгляд Силь испуганно метнулся в сторону.
- Об этом вам лучше спросить у Эльрилла. Но, если сказать попросту, мы любим тишину и чистоту. Здесь нас никто не тревожит.
- Но вы носите оружие. От кого?
Синие глаза вновь оборотились к ней, величественные и холодные, как горы.